ЮРИЙ МУХИН - СССР имени БЕРИЯ
– Так, позвони им минут через пять и скажи, что ты лично по прямому телефону переговорил со Сталиным, и он сказал, что «Боржоми» у него есть, а ничего остального он пока не хочет. Пусть охрана не беспокоится. Ну и выскажи охране свое мнение, что Сталину, дескать, неудобно за ночное происшествие.
– Понял, – подтвердил Игнатьев, – вам перезвонить?
– Если что-то будет не так.
Никита по-прежнему не знал, чем отвлечься от этого тягостного ожидания. Пытался играть в домино с сыном Сергеем, но даже эта игра у него не получалась. Наконец семья пошла спать, а он в кабинете делал вид, что изучает документы. И в первом часу ночи на понедельник 2-го марта позвонил Игнатьев.
– Охрана в панике, кричат, что сейчас будут звонить всем, может, кому уже и позвонили. Они все же зашли к Сталину в спальню, а он лежит, как они и мы его в ночь на воскресенье оставили.
– Позвони и запрети паниковать, скажи, что мы выезжаем.
У меня машина здесь, я сам доеду, подожду тебя на повороте.
– Брать врача?
– Уже не надо.
Хрущев и Игнатьев вошли в дом Ближней дачи, не раздеваясь.
– Так, – сказал Хрущев жестко глядя на новую смену телохранителей и Бутусову, – партия и весь советский народ доверили вам жизнь товарища Сталина, а вы, когда он потерял сознание, даже не позвонили?!
Телохранители Старостин и Туков опешили, как от удара по голове, Старостин бессильно опустился на стоявший у стены стул.
– Как не позвонили??? Мы же…
Хрущев, не слушая его, повернулся к Игнатьеву.
– Тебе звонили?
– Нет, – угрожающе ответил Игнатьев, – никто не звонил!
На лицах охраны вспыхнул беспредельный страх.
«И этим мы доверяем свои жизни!», – вдруг некстати подумал Никита, но тут же вернулся к начатому разговору – охрану Сталина надо было додавливать, пока она не пришла в себя.
– Значит так, слушайте меня внимательно. Все, что делается, делается по решению Политбюро и во имя нашей большевистской партии и советского народа. Подробности вам знать не полагается. Упаси вас господь хоть кому-нибудь хоть полслова сказать о том, что вы видели или знаете! До седьмого колена уничтожим! – Хрущев говорил властно и уверенно, ведь эти охранники понимают, что Сталина уже нет, а они с Игнатьевым живы и вполне могут осуществить любую свою угрозу. – Мы сейчас уедем, а вы в семь утра позвоните товарищу Игнатьеву и сообщите, что видели товарища Сталина живым и здоровым до 4 утра, а в 7 часов он внезапно встал с постели и упал на пол. Запоминайте! – почти рычал Никита. – Сегодня в 4 утра он был здоров, а в 7 вы его нашли лежащим на полу! Поняли?!
– Поняли, – со страхом и растерянностью подтвердили Старостин, Туков и Бутусова.
– И если хоть мысль придет хоть кому сказать иное, то лучше сразу себе языки поотрывайте!
– Вы работники МГБ и знаете, что такое тайна, и какова ответственность за ее разглашение, а я министр МГБ и держать язык за зубами – это мой вам официальный приказ! – дополнил Хрущева Игнатьев.
Они вышли на крыльцо.
– Разболтают, может и не сразу, но разболтают! – отчаивался Игнатьев.
– Не паникуй, мы их сразу вышлем из Москвы, ну, а дальше… а дальше будет видно.
Заработавшегося в ночь на понедельник Берию разбудили в восемь утра, а к девяти его шофер на максимальной скорости подъезжал к Ближней даче и попытался обогнать идущую впереди машину, но Берия не дал это сделать, когда понял, что та везет врачей: Здороваясь кивками с уже прибывшими членами Правительства и Президиума, он подошел к дивану, на котором лежал Сталин. Возле дивана толпились медицинские светила, а главный терапевт СССР, профессор Лукомский как-то нерешительно трогал Сталина за руку.
– Вы же врач, обследуйте, как полагается! – рыкнул на него Берия и, окинув взглядом всех врачей, добавил. -Головой за него отвечаете!
Лукомский стал энергично пальпировать Сталина, стоявший рядом профессор срочно вложил в уши стетоскоп.
Берия обернулся и увидел подходившего к нему Хрущева.
– Никита, как это случилось?
– Давай выйдем, не будем мешать врачам.
Они вышли сначала в коридор и оттуда пошли на кухню, но там Василий Сталин весь в слезах яростно выколачивал пробку из бутылки с водкой со словами:
– Сволочи! Сволочи! Угробили отца, сволочи!
А в углу, уткнувшись лицом в стену, выла Валентина Истомина, ее пыталась успокоить тоже плачущая Бутусова, во взгляде которой при виде Хрущева промелькнул явственный страх затравленного животного. Хрущев быстро закрыл дверь на кухню, и они зашли в комнату правительственной связи.
– В 4 утра вроде был полностью здоров, а в 7 поднялся, видимо, воды выпить – возле него бутылка «Боржоми» лежала, и упал. Игнатьев позвонил мне, я примчался и уже отсюда мы с Маленковым стали всех вызывать.
– Как некстати, как некстати, – застонал Берия, – а впрочем, когда бы это его смерть была кстати? – горестно резюмировал он.
– Да он же не умер,- напомнил Никита,- не хорони раньше времени – нехорошо!
– Правильно, – очнулся Берия, – идем-ка к нему!
Они вернулись к постели Сталина. Профессор Лукомский, от имени консилиума, объявил диагноз:
– Инсульт. То есть, кровоизлияние в мозг, с потерей сознания, речи, параличом правой руки и ноги. Очень тяжелый инсульт…
Берия корректно и вежливо, но тоном не допускающим возражений, заявил присутствующим врачам как бы от имени Правительства и Президиума:
– Вы отвечаете за жизнь товарища Сталина, вы это понимаете?
Вы должны сделать все возможное и невозможное, чтобы спасти товарища Сталина. Все, что для этого нужно, у вас будет немедленно. Нас не спрашивайте, что вам делать, – все, что считаете нужным, делайте!
Все оставшиеся дни Лаврентий практически не уходил от ложа умирающего Сталина. Он подходил к постели и подолгу всматривался в лицо больного, – Сталин иногда открывал глаза, но это было без сознания, или в затуманенном сознании. Берия глядел, впиваясь в эти затуманенные глаза, пытаясь своим взглядом добавить вождю хоть немного сил.
Хрущев, с заплаканными красными глазами, подходил к каждому вновь прибывшему. Пожимал руку со словами:
«Как же мы теперь будем-то? Какое горе!!» – но в ответных соболезнованиях партийных чиновников видел не только горе, и не только страх перед тем, как они будут без Сталина, но и огромное облегчение от того, что теперь-то уж все вновь будет по-старому.
Никита экстренно созвал летучее совещание Президиума прямо на даче.
– Товарищи, нужно что-то объявить народу. Думаю, не правильно было бы объявлять, что это горе случилось с товарищем Сталиным во время сна. Я думаю, история нас не осудит, если мы немножко обманем народ и объявим, что удар настиг его в кремлевском кабинете – на рабочем посту.
Возразить было нечего – все с этим согласились, а Хрущев,
«беспокоясь о государственных и партийных интересах », все расспрашивал и узнавал мнение членов Президиума и Правительства о том, как им быть, если Сталин умрет.
И, к своему удивлению, он увидел, что на должности Сталина в партии и государстве не только никто не претендует, но этих должностей просто боятся из-за той ответственности, с которой эти должности были сопряжены. Более, того, он понял, что почти все хотели бы видеть на месте Сталина какого-то слабого человека, чтобы можно было и не нести ответственности Сталина, и командовать первым руководителем страны. Заместители Сталина в Правительстве и министры (кроме Берии, с которым Хрущев эту тему не обговаривал, понимая, что именно Берии нужно быть главой СССР) показывали скрытое желание, чтобы главой СССР был Маленков – канцелярский работник, который за свою жизнь даже областью не руководил. Все были уверенны, что Маленков по этой причине будет принимать такие решения, которые его замы и министры ему подскажут.
Прощупывая почву дальше, Никита с удивлением убедился, что по этой же причине все партийные чиновники хотели бы видеть во главе партии его! Риск, на который Хрущев пошел, спасая свою жизнь, давал значительно большие дивиденды, чем он мог надеяться! Его, конечно, злило это пренебрежение собой: но вы меня первым сделайте, а уж потом посмотрим, как вы будете мной командовать, – думал Никита.
Утром четвертого марта под влиянием экстренных лечебных мер в ходе болезни Сталина как будто наступил просвет.
Он стал ровнее дышать, даже приоткрыл один глаз, и присутствовавшим показалось, что во взоре его мелькнули признаки сознания. Больше того, им почудилось, что Сталин будто хитровато подмигнул этим полуоткрывшимся глазом: ничего, мол, выберемся! Берия как раз находился у постели. Увидев эти признаки возвращения сознания, он опустился на колени, взял руку Сталина и поцеловал ее.
Однако признаки сознания вернулись к Сталину лишь на несколько мгновений.
К концу этого дня под влиянием Хрущева все согласились, что тянуть дальше нельзя, – как бы ни было, но если даже Сталин не умрет, то он уже не работник. Нужно принимать решение по назначению исполняющих обязанности занимаемых Сталиным должностей. И Хрущев на пятое марта назначил объединенное заседание Совета Министров СССР и Президиума ЦК КПСС. Берия ехать на это заседание отказался и остался у постели умирающего вождя.
