"Библиотечка военных приключений-2". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Иванникова Валентина Степановна
По заключению экспертизы, пулевое ранение в правое предплечье и повреждение кожи и мышц лица не были смертельны, смерть наступила от паралича сердца. Последующий анализ показал, что пуля была отравлена строфантусом. После косметической операции лица голова трупа была сфотографирована и снимки разосланы по всем отделениям линейной милиции для опознания.
Труп неизвестного опознан не был.
На ладони Данченко лежала извлеченная из тела убитого пуля калибра 7,65; надпиленная, она развернулась на четыре лепестка. Положив пулю на лист чистой бумаги, Данченко достал из портфеля маленькую коробочку и, вынув из нее еще две пули, положил их рядом с первой.
Конечно, последующая экспертиза подтвердит полную идентичность, но это было видно и через простую лупу: пули были одного калибра, одинаково запилены, на их оболочках ясно выделялись одинаковые следы ствольной нарезки и, наконец, главное — все три пули были отравлены.
Вывод напрашивался сам собой: убийство неизвестного на станции Малые Реболы, покушение в лесу на Данченко и убийство Михаила Родина было осуществлено одним и тем же лицом.
Наличие в портфеле капитана еще двух точно таких же пуль произвело на Чеснокова сильное впечатление. Он воспользовался лупой Данченко, осмотрел все три пули и… утратил свою словоохотливость. Данченко пришлось дважды задавать вопрос, пока Чесноков сообразил, о чем его спрашивают.
— Вы пишете, что день смерти неизвестного установить не представляется возможным, но хоть приблизительно вы могли бы сказать?
— Видите ли, длительное пребывание трупа в озере и низкая температура воды — условия, при которых ни один эксперт не сможет ответить на этот вопрос. Можно предположить, предупреждаю, очень ориентировочно, что труп пробыл в воде не более месяца…
Чесноков был заинтригован, ему хотелось не отвечать на вопросы Данченко, а задавать их самому.
— Сколько езды от Петрозаводска до станции Малые Реболы? — снова спросил Данченко.
— Скорый поезд идет около пяти часов, но если бы вы могли получить линейную автодрезину, можно было бы добраться за три часа, — ответил Чесноков и, глядя на Данченко умоляющими глазами, добавил: — На месте я мог бы быть вам полезен…
— Хорошо, будьте через час у дежурного по вокзалу, — уступил капитан и, собрав все материалы в портфель, поехал в управление.
Через полтора часа автодрезина уносила их на север. Решив использовать это время для отдыха, укачиваемый шумом мотора и мерным перестуком колес, Данченко уснул.
Проснулся он уже на станции Малые Реболы. Здесь же у водоразборной колонки освежил лицо и вместе с Чесноковым направился на поиски Прокопия Дементьевича Макасова.
Станция — маленькое приземистое здание с острым шпилем над входом, несколько пакгаузов, два — три пристанционных сооружения, водонапорная башня и десяток домиков, затерявшихся среди старых могучих сосен, — вот и все, что представляли собой Малые Реболы.
Прибытие автодрезины здесь было событием. К ним навстречу спешила дежурная по станции, полная, высокая женщина в фуражке с красным верхом, надетой поверх ситцевого платка. Узнав, что приезжим нужен Прокопий Макасов, она облегченно вздохнула и, указав запачканным фиолетовыми чернилами пальцем на строение за вокзалом, сказала:
— Рыбак, стало быть! Вон в третьем пакгаузе! — Затем неожиданно резко крикнула высунувшемуся в окно старенького маневрового паровоза машинисту: — Давай порожняк с третьего на пятый под щебенку! — и пошла к станции.
Внутри пакгауза, в маленькой конторке, возле весов, они нашли Макасова, высокого, худого мужчину с бородой и усами, порыжевшими от курения.
Выслушав Данченко, он подробно пересказал все то, что уже было известно из материалов следствия, затем запер пакгауз и повел их к озеру по узкой, едва заметной тропинке, вьющейся между сосен и больших каменных валунов.
Озеро оказалось глубоким вытянувшимся эллипсом, метров в триста длиной и в сто шириной.
— Скажите, — спросил капитан, — кроме вас, здесь, в поселке, еще кто-нибудь рыбачит?
— Летом ребятишки балуют, а зимой на подледный лов любителей нет, один я рыбачу.
— Зимой вы всегда рыбачите в одном месте?
— Всегда. Потому я здесь рыбу мотылем прикармливаю, а иной раз овсом пареным. Да и лед на озере толстый, другой раз с аршин бывает. В новых местах лунки долбить накладно.
— Стало быть, на всем озере одна ваша прорубь? — допытывался Данченко.
— Одна. За водой сюда ходить далеко. Да у нас в поселке водоразборные колонки есть.
— А скажите, товарищ Макасов, вы рыбачите зимой часто?
— Работа не позволяет, больше по выходным.
— Не помните, когда вы здесь утопленника обнаружили?
— Как не помнить, девятого января, аккурат в воскресенье, — ответил Макасов, ловко сворачивая пожелтевшими пальцами большую цыгарку самосада.
— А перед этим вы когда рыбачили, второго? — спросил Данченко.
— Когда, говорите, я перед тем рыбачил? Двадцать шестого декабря в аккурат первый раз пешней потрудился…
— Значит, первый раз вы прорубили прорубь двадцать шестого декабря?
— Выходит, так, — согласился Макасов, попыхивая цыгаркой.
Не понимая, чего добивается Данченко, Чесноков слушал их диалог со все возрастающим раздражением.
— А с двадцать шестого декабря по девятое января вы не рыбачили и на озере не были, так?
— Выходит, так.
— А как скоро прорубь опять замерзает?
— У нас морозы крепкие. Пяток дней пройдет, глядишь, лед с пол-аршина, топор не берет, опять пешней долбить приходится…
— Помнится мне, товарищ Макасов, девятого января лед был тонкий, и вы обрубили его легко топором.
— Выходит, мороз был не такой лютый…
— А если лед незадолго до вас обрубили? — перебил его Данченко.
— Кто же это мог? Не поверю!
— Скажите, товарищ Макасов, вас, кажется, Прокопием Дементьевичем звать?
— Прокопий Дементьевич.
— Скажите, Прокопий Дементьевич, здесь, на станции Малые Реболы, какие пассажирские поезда останавливаются?
— У нас никакие поезда не останавливаются.
— Это как же не останавливаются? — удивился Данченко.
— Здесь, когда карьер сделали, балласт добывать стали, — станцию построили. А пассажирскому поезду на нашей станции делать нечего. Он мимо проходит. Редкий машинист гудком поприветствует, а другой и так мимо проедет.
— А я уверен, что между третьим и девятым числами здесь останавливался пассажирский поезд… Пойдемте к дежурному по станции, — неожиданно закончил Данченко и двинулся к видневшемуся впереди шпилю станции.
— Одну минутку! — нагнал его Чесноков и, отведя в сторону, многозначительно сказал: — Я наблюдал за Макасовым, он давал очень путаные, сбивчивые показания…
— Я не допрашивал Макасова, и, кроме того, вы, доктор, обещали мне быть полезным, — на ходу бросил капитан и ускорил шаг.
Жалея о том, что ввязался в эту неинтересную для него поездку, все больше и больше отставая, Чесноков засеменил за железнодорожником, идущим большим, энергичным шагом.
Дежурная по станции, держа в одной руке фуражку и обмахиваясь ею, как веером, в другой руке сжимая наушник селектора, обменивалась «любезностями» с дежурным по соседней станции.
— Мне хотелось бы посмотреть книгу прибытия и отправления поездов. Вот мое удостоверение, — не выдержав, сказал Данченко и положил на стол свой документ.
Дежурная, не торопясь, взяла со стола удостоверение, посмотрела, перечитала еще раз, сравнила фотокарточку с оригиналом, надела фуражку и, козырнув, сказала:
— Товарищ капитан, журнал прибытия и отправления поездов сейчас будет доставлен! — и вышла из комнаты, столкнувшись в дверях с входящим Чесноковым.
— Доктор, садитесь, — предложил ему Данченко. Они были одни. — Насколько я понимаю, доктор, вы выдвигаете версию убийства неизвестного с целью ограбления весовщиком Макасовым?
— Создание версии не моя специальность. Я медицинский эксперт! — резко бросил Чесноков, затем вынул из кармана газету, расстелил ее на стуле — он был в светлых брюках — и сел.
