Дмитрий Леонтьев - Петербургская баллада
— Ради меня и Винни Пух от меда откажется, — не стала скромничать Екатерина Юрьевна, — но это надо сделать прямо сейчас. Звони и настаивай на встрече. Как хочешь, но данные нужны мне к вечеру.
С кислым лицом Григорьев потянулся к телефону, и Беликова вышла из кабинета.
Взволнованный Мартынов отзвонился через полтора часа.
— Как вы узнали?! — заорал он в трубку. — Врач опознал человека на фотографии! Это некто Суханов, Петр Алексеевич, 1960 года рождения, бывший офицер МВД, находившийся здесь на излечении. У него после контузии в Чечне крыша поехала. Какой-то «синдром кого-то там». Вроде безобидный был, на поправку пошел… Его выписал врач, которого сбила машина…
— Мартенсон далеко? — деловито осведомилась Беликова.
— Рядом. Я из его кабинета звоню.
— Спроси, когда выписали этого парня… И была ли комиссия… Я в этом не разбираюсь, знаю о психах только по анекдотам, а в них всегда комиссии собираются…
В трубке долго молчали — видимо, Мартынов расспрашивал врача, потом бодро отрапортовал:
— Анекдоты врут. Комиссии собирают только в исключительных случаях, например, когда врач настаивает на продолжении лечения, а больной уверяет, что здоров, и требует, чтобы его выпустили. Что интересно, врач может «рекомендовать», а не настаивать на дальнейшем посещении психбольным ПНД… А я-то удивлялся: откуда в последнее время столько психов на улицах? Ай!..
— Что случилось?
— Мартенсон дерется, — обиженно пожаловался Мартынов. — За честь халата радеет…
— Ты с ним осторожнее — у него уже было одно привлечение за превышение пределов самообороны, — усмехнулась Беликова. — Когда выписали Суханова?
— Семь месяцев назад… Как вы помните, тогда же примерно и началась серия Критика… Но, Екатерина Юрьевна… здесь такое дело…
— Говори же, говори…
— Мартенсон категорически утверждает, что Суханов не подходит на роль Критика. Не тот тип заболевания, психики… Он тут сыплет разными мудреными словами, я его терминологию не понимаю, потому перевожу. Подавление воли какое-то, инфантильность, то-се… Мол, не мог он быть увлечен столь яркой одержимостью, вряд ли способен на планирование… Дальше переводить?
— Не надо, я поняла, — сказала Беликова, — поблагодари его от нас и диктуй мне адрес Суханова. — Записав данные в блокнот, распорядилась: — Теперь дуй по этому адресу и жди нас там. Сам ничего не предпринимай. Просто стой где-нибудь в сторонке и следи за тем, что происходит вокруг. Понял?
Выбегая из отдела, она столкнулась с выходящим из машины Григорьевым.
— Уже? — удивилась Беликова. — Это очень кстати.
— Много времени не потребовалось, — признал Григорьев, — этого субъекта вспомнили сразу, не разыскивая его дело. С ним связана одна очень интересная история…
— Потом расскажешь, по дороге, — остановила его Беликова, — сейчас времени нет. Забирайся обратно в машину, поехали.
— Куда теперь? — устало спросил Григорьев.
— По дороге расскажу…
Приехавший раньше Мартынов уже ждал их неподалеку от парадной дома, где жил подозреваемый.
— Долго добираетесь, — укорил он их, — я уже успел с местными бабульками пообщаться. Мужик со странностями, но добрый, безотказный, всегда готов и починить что-то, и сумку донести… Живет здесь с детства, жена бросила несколько лет назад, где пропадал последние годы — не знают… Как будем брать? Соседи друг друга знают, вариант с «протекающей снизу квартирой» не пройдет. Может, вызовем ОМОН?.. Все же подозреваем не в краже тапочек из общего коридора — могут возникнуть эксцессы… Я слышал, что у психов силы увеличиваются раз в десять…
Договорить он не успел: лицо его застыло, глаза сузились, и напряженным взглядом он уставился куда-то поверх плеча Беликовой.
— Он? — догадалась Беликова, едва сдерживаясь, чтобы не обернуться.
— Ага, — стараясь не шевелить губами, ответил Мартынов, — в эту сторону идет. Сейчас мимо проходить будет…
Он незаметно запустил руку под пиджак и, когда человек сравнялся с ними, выхватил пистолет:
— Стоять! Милиция!
С другой стороны его подстраховывал Григорьев. Беликова с любопытством посмотрела на замершего рядом с ней человека. Мужчина как мужчина. Чуть повыше среднего, светловолосый, широкий в плечах, с грубоватыми, но располагающими чертами лица. Разве что лицо малоэмоциональное — даже после окрика Мартынова не дрогнула ни одна черточка, но разве мало на свете выдержанных людей?..
«У страха глаза велики, — подумала Беликова, — а девочки его чуть ли не монстром расписали. Обычный убийца. В нем-то как раз ничего страшного нет. Душегуб как душегуб».
— Вы — Суханов Петр Александрович? — спросил Григорьев.
— Так точно, — спокойно ответил человек.
— Протяните вперед руки, — потребовал Максим и защелкнул на задержанном наручники. — Пройдемте в машину.
Все так же, без тени эмоций, человек повиновался.
«Странно, — подумала Беликова, — нормальный человек начал бы возмущаться, удивляться, наконец… Попытался бы сыграть недоумение… Странно…»
Видимо, та же мысль пришла и остальным участникам задержания.
— Не удивляет наш визит? — полюбопытствовал Григорьев, усаживаясь на заднем сиденье машины Мартынова, рядом с задержанным.
— Нет, — равнодушно ответил Суханов.
Беликова пристроилась на переднем сиденье, сбоку
от ведущего машину Мартынова. С нескрываемым любопытством обернулась к задержанному:
— Может быть, вы не станете скрывать и свою причастность к убийству писательниц и проституток?
— Я убил, — без тени эмоций сообщил Суханов.
Инспектора переглянулись между собой, удивленные и встревоженные одновременно.
— Но… зачем? — спросил Григорьев.
— Безопасность страны. Идеологические основы. Непопулярные, но необходимые меры, — отчеканил Суханов. Беликова заметила, что он все же начал беспокоиться. Только беспокойство это проходило как-то странно: он словно стал «приседать сидя», покачиваясь всем корпусом и втягивая голову в плечи. Дыхание участилось, на лице появилось какое-то болезненное выражение…
— Вы знакомы со Смоляковым? Писателем Смоляковым? — спросила она, желая переменить нервирующий задержанного разговор.
— Писатель? — негромко переспросил тот. — Писатели сейчас враги. Политики — враги… До политиков не добраться. Проститутки — враги. Соблазняют, разрушают… Идеология… Основа основ… Кто чем может… Мы последний оплот России…
— Кто «мы»? — быстро спросил Григорьев.
— Не надо, Максим, — предостерегающе сказала Беликова, но закончить фразу не успела…
То, что произошло, впоследствии вспоминалось как замедленная киносъемка, хоть все события уложились в считаные секунды…
Коротким ударом под дых Суханов обездвижил сидящего с ним рядом Григорьева и плавным взмахом, словно продолжая выполнять спортивный «кант», ударил сидящего впереди Мартынова скованными руками в затылок. Машина резко вильнула, с громким скрежетом царапнула боком кромку тротуара… Последовал сильный удар, и, уткнувшись в фонарный столб, машина замерла… А потом, в наступившей тишине, один за другим, ударили два выстрела…
От удара о лобовое стекло Беликову спасла только укоренившаяся привычка пристегиваться ремнем безопасности — она не любила машины и, невзирая на насмешки коллег, старалась соблюдать правила до скрупулезности… С трудом восстановив перехваченное дыхание, она повернулась назад… Мертвые глаза Суханова смотрели на нее все так же равнодушно и безэмоционально. Изо рта бывшего офицера медленно ползла густая струйка крови. Кровь была не красной и не алой, а темно-багровой, почти черной… И совсем не похожей на кровь…
— На хрена?! — еле слышно спросил согнутый в три погибели Григорьев. За совместную десятилетнюю работу Беликова впервые услышала слова брани от всегда выдержанного прибалта. — На хрена было стрелять на убой? В ногу нельзя?!
— Тебе надо было не то что в ногу, а в задницу стрелять, — прохрипел Мартынов, проводя пятерней по окровавленному лицу, — чтоб за оружием следил…
Григорьев автоматически схватился за поясную кобуру, еще раз чертыхнулся:
— Иоп! Даже не заметил… Кто ж думал?!
— Вот и я… Не думал… Наверное, еще армейский инстинкт сработал, — признался Мартынов, — пальнул прямо сквозь сиденье… Кто ж думал, что так удачно попаду? Как пистолет успел выхватить, как затвор передернул и стрелять начал — хочешь верь, хочешь не верь — самому сейчас сказкой кажется… Екатерина Григорьевна, с вами все в порядке?
— Чтоб ты на детские грабли наступил! — с чувством пожелала Беликова. — А сам как думаешь? Он совсем мертвый или сейчас, как в фильмах ужаса, воскреснет и опять драться начнет?
