Дарья Иволгина - Ядовитая боярыня
— Ответь на некоторые вопросы, хорошо? — предложил ему Кроуфилд. — Если ты не будешь врать, я возьму тебя к себе на корабль.
— И поплывем в Англию? — добавил Роб.
Кроуфилд улыбнулся.
— Вот именно.
— Хорошо! — сказал Роб.
— У вас был на корабле человек по имени Петер ван Хехст? — начал Кроуфилд.
— Да. Он со всеми ссорился. Говорил, что мы везем порох для какой-то дурной цели. Бранил протестантов. Вообще задирал нос. Он упал за борт.
— Отлично! Следующий вопрос, — Кроуфилд потер руки. — Вы везли порох. Кто был заказчиком?
— Приходил человек, говорил с капитаном. Довольно простецкий на вид. Я думаю, он — доверенное лицо заказчика.
— Он вам заплатил?
— Он разговаривал с капитаном…
— Проклятье! — сказал ливонец. — Если даже порох привезли для Турениной, мы об этом не узнаем. Естественно, она прислала кого-то из своих холуев… Впрочем… — И он вернулся к моряку: — А ты не заметил, этот доверенный человек… Как он держался?
— Обыкновенно, — пожал плечами Роб.
Моряк стоял, окруженный тремя незнакомыми людьми, и вертел головой, обращаясь то к одному, то к другому. Было видно, что он очень слаб, однако ни сесть, ни выпить ему не предлагали, хотя у ливонца имелась при себе фляга.
— Подумай! — настойчиво повторил ливонец.
Роб закрыл глаза и наморщил лоб. Потом вдруг лицо его прояснилось.
— Ну, мне почудилось, что у него бок болит… Он немного кособочился, когда ходил… А что?
— Если это тот человек, о котором я думаю, — торжественно объявил ливонец, — то у него должна быть рана на боку. Это я его поранил, — добавил он и сверкнул глазами.
— А, — сказал моряк. — Ну, может быть…
— Картина мне видится так, — подытожил Кроуфилд, — Туренина имела задачей заказать порох ради творения заговора, а когда получила желательное, то отравила весь экипаж.
— Выходит, и Пафнутий — ее человек? — Флор заметно встревожился.
— Одно к одному! — не без важности молвил Кроуфилд. — Однако это есть также поправимо, поскольку мы обязаны ликвидировать опасность.
Флор усадил английского моряка к себе за спину, и все четверо помчались обратно в Новгород.
Глава 15
Пороховая мина
Назар Колупаев глядел на Флора мутно, как будто приказной дьяк несколько дней кряду непрерывно пил. Не прибавляло приветливости и общество, в котором явился к нему «медвежонок»: длинный ливонец да рыжий англичанин.
Флор в отчаянии сказал:
— Назар, я на колени встану и буду прилюдно рожу себе царапать, как опозоренный баскак, если не скажешь: кто устраивает охоту для царя и где…
Назар молчал, тяжело ворочались в его голове сразу несколько громоздких мыслей. Сказать? Не сказать? Уж не участвует ли Флор в заговоре? А о существовании некоего заговора против Иоанна Васильевича Назар чуял тем особым обостренным чутьем, коим должны обладать государственные мужи средней и мелкой руки…
Наконец Колупаев выговорил:
— Знаешь что, Флор, я тебе скажу, но с того мгновения глаз с тебя не спущу.
— Согласен, — быстро просветлел Флор.
И Назар Колупаев, приказной дьяк, произнес:
— Авдотья, вдова Туренина — вот кто! У нее остались хорошие охотничьи угодья после мужа и домик отличный. Там и будет отдыхать Иоанн Васильевич после того, как загонят для него кабана, и потешится его русское сердце охотой!
И глянул на иноземных спутников Флора. Те отреагировали по-разному: ливонец осклабился, показал свои лошадиные зубы и чуть сморщил длинный нос, а англичанин вынул изо рта трубку и молвил:
— О, это роскошно!
Флор метнулся к Колупаеву, схватил его за руки.
— Глаз с меня, говоришь, спускать не будешь? Вот и хорошо! И еще стрельцов мне дай, Назар!
— На что тебе стрельцы? Вот полоумный! Что ты затеваешь, Флор Олсуфьич? — Колупаев отбивался, как мог, но получалось у него плохо, Флор так и впился, точно клещ.
— Я затеваю? — Флор обернулся к своим спутникам за помощью. — Да скажите ему! Покажите ему этого… Роба! Хотя он еще один иностранец…
— Дело в том, — заговорил Кроуфилд, — что нам стали известны некоторые обстоятельства. Мы лично… О, это очень ужасно!
И он замолчал, обдумывая, что сказать дальше.
— Порох, Назар, — прямо вымолвил Флор. — Туренина купила несколько бочек контрабандного пороха, а всю команду корабля, который доставил ей товар, отравила.
— Этого не может быть! — выпалил Назар и покраснел так, словно его застали голым с непотребной девкой. Багровая краска залила всю его широкую мясистую физиономию, а глаза странно потемнели. — Как это — отравила всю команду? Где?
— Под Новгородом, — пояснил Кроуфилд и сделал неопределенный жест рукой, в которой держал трубку. Дым описал причудливую кривую, задрожал и растворился в воздухе. — О, это очень кошмарно! Мы там побывали. У нас есть живой матрос. Он видел.
— Какой живой матрос? — застонал Колупаев. — Что он видел? Глупый басурман! Зачем ты путаешь меня?
Стало тихо. Было слышно, как Назар скрежещет зубами. Даже на ливонца это произвело некоторое впечатление. Но только не на Кроуфилда. Совершенно невозмутимо он проговорил:
— О, тут нет никакой путаницы! Товар привезли контрабандой. Туренина прислала отравителя и забрала товар. Из всей команды один жив. Он — здесь. Он может, возможно, если сумеет, давать показания.
И, чрезвычайно довольный столь логичной речью, англичанин сунул трубку в рот и затянулся.
Колупаев посмотрел на него с ненавистью.
— Звать матроса? — осведомился Флор. И умоляюще сложил руки: — Поверь мне на слово, Назар! Поверь, и я помогу тебе выкрутиться из истории с Глебовым.
Назар напрягся всем своим могучим телом.
— Что ты хочешь сказать?
— То, что ты и сам знаешь. Туренина оболгала Глебова, ты казнил невиновного.
— Убью! — заревел Колупаев и вскочил, размахивая кулаками. — Убью!
— Это нелогично, — подал голос англичанин, но тут же странно пискнул и выскочил вон, ибо Колупаев явно вознамерился свернуть дерзкому басурману шею.
Ливонец принял холодный вид и удалился сам, отчаянно изображая, что делает это по собственной воле и в тот самый момент, когда счел нужным.
— Поверь! — крикнул Флор, выскакивая из приказа. Кружка, пущенная ему в голову, разбилась о вовремя захлопнутую дверь.
— Тяжелый человек, — фыркнул Флор, когда они оказались в относительной безопасности от колупаевского гнева.
Матрос, ожидавший их в некотором отдалении, уныло поглядывал на своих спасителей. Он слышал, как в приказе ревели и топали ногами, донесся до его ушей и гром разбитой кружки, так что Роб вполне справедливо предположил наличие начальственной грозы. Он ожидал, что это не улучшит настроения его новым знакомцам, однако, к его удивлению, все происходило ровно наоборот.
Флор даже улыбался и потирал руки.
— Теперь — домой, — объявил он. — Я хочу собрать наших и отправиться в охотничий домик Турениной. Уверен, там мы найдем все доказательства заговора и уничтожим пороховую мину.
— А стрельцы? — спросил ливонец.
— Ха! — Флор фыркнул. — Назар мне поверил. Он явится туда сам, вот увидишь, с подкреплением. Но пускать дело на самотек я тоже не хочу, так что и сам приду… Если Бог даст, встретимся с Назаром на месте. А если не даст — избавим государя от опасности и без Назара.
— Лично я направляюсь в гостиницу, — сказал ливонец. — Я только что вспомнил о том, что мне необходимо составить несколько писем и прочитать мой молитвенник. Я совершенно пренебрег делами и правилами моего ордена. Честь имею!
И он, вежливо поклонившись, зашагал прочь по улице. Флор проводил его глазами и покачал головой.
— Хитрый гусь! Пошел строчить донесения своему магистру…
— Может быть, это не вполне благоприятно? — осведомился Кроуфилд.
— Да нет, — Флор вздохнул. — Он по-своему честный человек. Идем, Стэнли. Очень много дел. Я бы не стал доверять спасение царя одному только Колупаеву. Он рассержен, испуган и может изрядно наломать дров.
— О, наломать дров! — почему-то развеселился Кроуфилд. — Дрова чрезвычайно важны во время пикника!
* * *Связанный Пафнутий лежал на постели и глядел в потолок. Сиделец рядом с ним был теперь другой — Харузин ушел отдыхать, измученный близким присутствием безумия и какой-то особенно тяжкой атмосферой, которую распространяют скорбящие наркоманы, и у ложа Пафнутия остался Лавр. Он тянул четки и негромко пел:
Иисусе мой прелюбезный, сердцу сладосте,
Едина в скорбех утеха, моя радосте.
Рцы душе моей: «Твое есмь Аз спасение,
Очищение грехов и в рай вселение».
Мне же Тебе Богу благо прилеплятися,
От Тебе милосердия надеятися.
Кто же мне в моих бедах грешному не поможет,
Аще не Ты, о Всеблагий Иисусе Боже!
Хотение мое едино: с Тобою быти,
Даждь ми Тебе Христа в сердце всегда имети.
Изволь во мне обитати, благ мне являйся,
Мною грешным, недостойным не возгнушайся…
Неожиданно Лавру показалось, что он слышит второй голос, повторявший не в лад, но очень тихо и скорбно:
