Лесли Силберт - Интеллидженсер
Он нажал кнопочку на своих часах и уставился на цифры. Через шестьдесят секунд они начнут действовать.
Услышав в ухе двойной писк, Лесовик вышел на дорогу. Ревир сидел за рулем припаркованного фургона. Он отдал Ревиру свой рюкзак, а Ревир ему — ключи от машины.
Сгорбившись и по-стариковски шаркая, Лесовик направился к вилле, перебрасывая ключи из руки в руку.
— Извините меня, — сказал он по-арабски, стуча в дверь.
— Что случилось? — донесся приглушенный голос.
— Да моя машина. Заглохла тут на дороге. Не будете ли вы так добры, не одолжите мне телефон?
Дверь открылась.
— Надо полагать, это…
— Спи-усни, друг мой. — Выхватив из широкого рукава бесшумный транквилизирующий пистолет, Лесовик выстрелил.
Охранник так и не закончил фразу.
Коннор и Джейсон не сомневались, что их приближение не было замечено, но оставалась еще одна опасность. Если охранник в бинокль ночного видения осматривал берег точно в ту секунду, когда они поднялись из воды, ему потребуется примерно полторы секунды, чтобы отреагировать и схватить свой М4. На то, чтобы поднять карабин и прицелиться, уйдет около двух добавочных секунд. Это значило, что у Коннора и Джейсона имелось примерно три секунды, чтобы исчезнуть из-под его прицела. При удаче, однако, охранники будут отвлечены шумом у входной двери и не станут смотреть по сторонам.
Твердо поставив ноги на песок, ухватив пальцами молнии сумок на поясе, они начали выпрямляться. Когда их макушки коснулись поверхности, они мгновенно выпрямились и швырнули на пляж два предмета, напоминавшие гранаты. Назывались предметы «уход в черноту» и по своему действию являлись прямой противоположностью их более известному аналогу, светошумовой гранате или «глушителю». Светошумовые гранаты временно ослепляли всех, глядевших в их направлении, и разрывали барабанные перепонки у тех, кто оказывался поблизости. «Уход в черноту», однако — невидимые и бесшумные, как указывало их название, — дезориентировали свои жертвы иначе.
На пляже неслышные взрывы дали два результата: воздух тут же заполнился черным дымом, и наружу вывалился горячий углекислотный туман. Возникшее облако — около тридцати футов в высоту — сделало Коннора и Джейсона абсолютно невидимыми для находящихся на вилле. И сложные приборы ночного видения охранников оказались временно бесполезными. Дым нейтрализовал усилители света, а туман — слагавшийся из мелких частиц, температура которых была выше температуры человеческого тела, — нейтрализовал инфракрасные осветители.
Костюмы защищали их кожу, и Коннор с Джейсоном кинулись бежать вверх по берегу. Остановившись футах в пятнадцати от виллы, наведя бесшумные транквилизирующие пистолеты на балкон, они ждали, чтобы туман поостыл. А тогда выстрелили.
ГОРОД ВАТИКАН — 10 ЧАСОВ 16 МИНУТ ВЕЧЕРА
— Всякий раз, когда Гитлер приезжал в Рим для встречи с Муссолини, Папа приказывал закрыть эту залу на ремонт, — говорил экскурсовод. Поглядев на потолок, он продолжал: — Сначала Пий Одиннадцатый, затем Пий Двенадцатый. Гитлер с детства мечтал побывать здесь, но такой возможности ему не представилось.
Экскурсанты только что вошли в Сикстинскую капеллу, и тут к ним присоединился Лука де Толомеи. Он коротко извинился перед экскурсоводом, а затем заговорил с толстым кардиналом.
Кейт несколько секунд следила за ним, а потом вновь перевела взгляд на потолок. Она уже однажды побывала тут, но в обычное время, когда туристы теснятся локоть к локтю и каждые несколько секунд из громкоговорителя доносится инструктирующий голос — не совсем подходящая обстановка для восприятия творений, вызывающих благоговейный трепет, как мало какие другие в мире.
Запрокинув голову, она медленно созерцала один плафон за другим и тут почувствовала приближение де Толомеи. Почесав плечо, она включила свой звукозаписывающий прибор.
— Добрый вечер, Кейт.
— Лучше поостерегитесь, — сказала она, кивнув в сторону «Страшного Суда» на алтарной стене. — Святой Петр недоволен, что вы не сочли нужным посетить его сегодня.
Де Толомеи засмеялся.
— Собственно говоря, я давным-давно потерял веру.
— Почему? — Кейт понимала нетактичность своего вопроса, но не смогла удержаться.
— Мою дочь изнасиловали и убили. Ей было семь лет.
— Боже мой, — еле выговорила Кейт, ошеломленная такой откровенностью.
— Это случилось много лет назад.
— Тем не менее я… так бесчувственно… Вы можете…
— Конечно, — быстро перебил де Толомеи и тут же сменил тему. — Кстати об отцах и дочерях, я был знаком с вашим отцом очень давно. В другой жизни, можно сказать.
Мысли Кейт закружились в торнадо. Сохраняя лицо спокойным, она спросила ровным тоном:
— Как вы познакомились?
— Когда-то я жил в Вашингтоне, — ответил он. — Соприкасающиеся круги, знаете ли…
И тут ее осенило. Если де Толомеи сказал правду, то ее отец, вероятно, узнает его голос. Они смогут установить личность де Толомеи в этот же самый день.
— Кстати, передайте ему, что его секрет у меня в полной сохранности.
Услышав эти слова, Кейт не позволила себе взглянуть на потолок Микеланджело. Она и так знала, что они стоят под плафоном, отданным первородному греху, и понимала, что это не случайно. Де Толомеи соблазнял ее, но чем?
ТУНИССКИЙ БЕРЕГ — 12 ЧАСОВ 21 МИНУТА НОЧИ
Когда Лесовик вошел в комнату, где спали мистер и миссис Соловей, он встал как вкопанный. В постели лежала очень белокожая и очень белобрысая нордическая пара.
Подняв глаза на стеклянную дверь по ту сторону комнаты — он встретился взглядом с Коннором Блэком. У него в голове заново прозвучал их дневной разговор. И он мгновенно понял. Фургон, конечно, был перегорожен — кондиционер в переднем отделении, жаркий воздух в заднем. Белобрысых в дом, Соловьев из дома.
— Мать твою!
Менее чем в ста милях к северо-востоку от матерящегося Лесовика «Сабина», яхта де Толомеи, как раз обогнула западный берег Сицилии. В каюте владельца Сурина Хан держала руку своего пациента, нашептывая ласковые слова ему на ухо.
22
Коль вся колода у тебя в руке,
То надобно ее так стасовать,
Чтоб короля себе умело сдать.
Над головой неслись тяжелые серые тучи, смыкаясь и темнея. Только несколько неукротимых лучей еще пронизывали их, там и сям посверкивая на цветах по сторонам дороги. Грянул гром. И тут же упали первые капли дождя.
Только этого не хватало!
Марло с кандалами на запястьях ехал верхом на своей лошади за хмурым констеблем назад в Лондон. Какого дьявола позволил он этой гадалке с Таро раскинуть на него карты? Злополучная ошибка. Быть прерванным, когда слова текли стремительной рекой? Бурля даже более яростно, чем Геллеспонт, который он рисовал? Не надо было ему к ней заходить. Ни в коем случае.
Роберт Поули несся галопом по знакомой аллее. Дождь стекал с полей его бархатной шляпы и промачивал его дублет.
— Кит! — позвал он, привязывая лошадь к изгороди.
Пройдя подъемный мост Скэдбери-Хауса, попытался еще раз. Громче.
— Кит!
Когда он зашел в передний зал, на лестнице послышались шаги. Возникли высокие черные сапоги. Затем оранжевые чулки, обтягивающие пару мускулистых ног. Но к отчаянию Поули, показавшееся затем лицо не было лицом Марло.
— Где он? — спросил он Тома Уолсингема.
Они были знакомы немало лет. Именно Том поспособствовал Поули поступить на службу к сэру Фрэнсису, покойному статс-секретарю, и за это Поули остался навсегда ему благодарен.
— Его забрал лондонский констебль — Мондер по имени — двадцать минут назад. Ты знаешь…
Поули перебил его кивком.
— Он под следствием за сеяние крамолы. За распространение идей атеизма.
Том беззаботно пожал плечами.
— Ну, как во всех прочих случаях, его наниматель — Эссекс, Сесиль, ну, кто бы он там ни был — вмешается, и членам Звездной палаты придется признать лживость поклепа. Им придется признать, что Кит служит своей королеве, и все, что в его поведении этому словно бы противоречит, — лишь притворство.
— На этот раз зашло дальше голословных утверждений, — сказал Поули. — Все началось в ночь на пятое. К стене голландской церкви приколотили вирши, полные угроз, сулящие убийства и подписанные «Тамерлан». И они содержали намеки на другие пьесы Кита. Никто особого значения этому не придавал, пока на старой квартире Кита не нашли документ — еретический, как утверждают, Кид сказал, что это бумага Кита, как и другая подобная чепуха. Затем два доносчика представили доклады, подтверждающие богохульство Кита, и поклялись, что он склоняет людей к атеизму.
