Дмитрий Лехович - Генерал Деникин
– Да.
В ответе не было и не могло быть колебаний. Как помощник командующего, генерал Деникин обязан был заменить убитого. Он не имел морального права уклониться от тяжелой ответственности, особенно в тот момент, когда армии грозила гибель. И тем не менее, Антон Иванович искренне считал, что берет на себя бремя командования только временно - здесь, на поле боя… «Поэтому, - рассказывал он, - когда мне дали на подпись краткое сообщение о событии, адресованное в (станицу) Елизаветинскую генералу Алексееву, с приглашением прибыть на ферму, я придал записке форму рапорта, предпослал фразу: «Доношу, что…» Этим я признал за Алексеевым естественное право его на возглавление организации и, следовательно, на назначение постоянного заместителя павшему командующему».
Когда Алексеев приехал, он обратился к Деникину со словами:
«Ну, Антон Иванович, принимайте тяжелое наследство. Помоги вам Бог!»
Возник вопрос о том, как оформить переход командования к генералу Деникину: от чьего имени отдавать приказ об армии? Как официально определить положение Алексеева? В Добровольческой армии все приказы и распоряжения исходили только от командующего. Об этом тут же тихо совещались между собой генералы Алексеев и Романовский. После некоторого размышления Романовский нашел выход: «Подпишите генерал от инфантерии, и больше ничего. Армия знает, кто такой генерал Алексеев».
Известие о смерти Корнилова разнеслось по армии с молниеносной быстротой.
«Скоро узнали все. Впечатление потрясающее. Люди плакали навзрыд, говорили между собою шепотом, как будто между ними незримо присутствовал властитель их дум. В нем, как в фокусе, сосредоточилось все: идея борьбы, вера в победу, надежда на спасение. И когда его не стало, в сердца храбрых начали закрадываться страх и мучительное сомнение. Ползли слухи, один другого тревожнее, о новых большевистских силах, окружающих армию со всех сторон, о неизбежности плена и гибели. Конец всему!»
В офицерском полку появилось сомнение - сможет ли Деникин вывести армию. Им хотелось видеть командующим своего командира Маркова. «Марков, - говорили они, - был правой рукой Корнилова, его шпагой, его мечом… Только он должен стать во главе армии…» И как бы угадывая настроение своих офицеров, генерал Марков подъехал к ним и твердо сказал:
– Армию принял генерал Деникин. Беспокоиться за ее судьбу не приходится. Этому человеку я верю больше, чем самому себе!
В тот же день решалась участь предстоявшего штурма Екатеринодара. Новый командующий его отменил. Чтобы спасти армию, он решил с наступлением темноты быстрым маршем, большими переходами оторваться от противника и вывести войска к северо-востоку из-под удара.
«План предстоящего похода, - писал потом Деникин, - заключался в том, чтобы, двигаясь на восток, вырваться из густой сети железных дорог. Во исполнение этого плана предстояло прорваться через линию Черноморской железной дороги. Я наметил для этого станцию Медведовскую.
Когда генерал Алексеев, узнав о несчастье на ферме, мчался туда в экипаже, по дороге встретил конвой текинцев, сопровождавших повозку с телом генерала Корнилова. Алексеев остановился, слез с тележки, очень долго в глубокой задумчивости смотрел в лицо покойного, отдал ему земной поклон и поцеловал в лоб.
Какие бы ни были причины разлада между этими двумя людьми, во всем так мало схожими, их соединила «в последнем деле на земле» одинаково сильная любовь к родине, чувство долга перед ней, решимость жертвовать жизнью для ее освобождения. Прощаясь с Корниловым, Алексеев позабыл прошлые обиды и кланялся в землю большому русскому патриоту и бесстрашному солдату. Быть может, в лице Корнилова он клал земной поклон и страданию, выпавшему на долю всей страны.
Тело генерала Корнилова отвезли в станицу Елизаветинскую, положили в сосновый гроб, местный священник, волнуясь, отслужил панихиду по убиенному воину Лавре. (У священника были основания волноваться: весной 1918 года в Кубанской области большевики замучили насмерть свыше двадцати священников лишь за то, что они исполняли требы для проходивших добровольцев). А ночью в накрытой сеном повозке гроб двинулся в путь с уходящей армией. Куда? Никто не знал, но хотели похоронить Корнилова тайно, чтобы окружавшие добровольцев большевики не обнаружили место погребения. 2 апреля в немецкой колонии Гначбау, где остановилась гонимая армия, гроб был зарыт несколькими людьми из корниловского конвоя, могилу сравняли с землей. Чтобы не привлекать ничьего внимания, никто из начальства не присутствовал при погребении… И лишь генерал Деникин «стороной, незаметно прошел мимо, чтобы бросить прощальный взгляд на могилу».
На следующий день большевики заняли селение Гначбау. Они еще не знали о смерти Корнилова, но слышали, что добровольцы что-то зарывали в землю. Решив, что это - деньги и ценности, начали искать клад и обнаружили свежую могилу.
Труп генерала Корнилова перевезли в Екатеринодар. На соборной площади сбросили тело с повозки на мостовую; пьяная солдатская толпа била и топтала его ногами. С трупа сорвали одежду, голое тело покойника повесили на дереве. Веревка оборвалась, и толпа снова глумилась над уже бесформенной массой. Наконец, труп перевезли на городскую бойню, где сожгли останки, обложив их соломой.
Войска с обозом растянулись в широкой степи на 10 километров. Со смертью Корнилова обычная бодрость духа сменилась тревогой, а красные войска продолжали преследовать. Чтобы спасти отряд, генерал Деникин решился на суровые меры. Он приказал сократить обоз до минимума. Беженцев поместили по шесть человек в телеге, около двухсот подвод было уничтожено, ненужный груз -ликвидирован. В армии оставалось лишь 30 снарядов! Решено было сохранить лишь четыре орудия, остальные четыре или пять бросить, предварительно приведя их в полную негодность. Положение осложнялось тем, что предстоял переход через железную дорогу. Такие переходы для Добровольческой армии всегда являлись большой проблемой. Железные дороги находились в руках большевиков. Они давали им возможность быстро сосредоточивать войска в известных пунктах и готовить окружение скитающейся армии. Даже сам по себе несложный вопрос перехода через рельсы требовал железнодорожного переезда для переброски артиллерии и обоза и несколько часов для переправы.
На станции Медведовской ожидались эшелоны красных войск и бронепоезда.
Удастся ли прорваться?
В полной еще темноте утром 3 апреля генерал Марков, шедший во главе колонны, заметил отдаленный огонек в степи. Он оказался светом в железнодорожной будке. Марков поскакал туда с конным разведчиком. Не доезжая до будки, он слез с лошади и в сопровождении трех разведчиков вошел внутрь. Узнав от дорожного сторожа, что на станции находятся два эшелона красногвардейцев с бронированным поездом, Марков, выдав себя за сторожа, позвонил большевикам, дежурившим на станции Медведовской. Станция находилась на расстоянии километра от будки. Генерал заверил своих собеседников, что на посту все спокойно. Тем не менее, красные решили для верности послать к переезду бронепоезд. Марков им не противоречил: «Пошлите, товарищи. Оно будет вернее».
В то же время он отправил одного из своих разведчиков с донесением к генералу Деникину и с просьбой, чтобы колонна полным ходом, соблюдая тишину, двигалась к железной дороге и остановилась в двухстах шагах от переезда.
Деникин поскакал к Маркову. За ним Романовский со штабом - Генерал Алексеев (всегда тактичный, подчеркнуто не желавший вмешиваться в боевые распоряжения по армии) прислал спросить разрешения приехать в будку. «Пожалуйста. Милости просим», - ответил Антон Иванович.
План действий, накануне намеченный в общих чертах новым командующим, был разработан здесь, на месте, во всех деталях с невероятной быстротой. За его выполнение взялся генерал Марков, украсив план совершенно блестящими импровизациями.
Предоставим генералу Деникину рассказать о том, как разворачивались события этой ночи.
«Через несколько минут со стороны станции показалась какая-то движущаяся громада - бронированный поезд.
Медленно, с закрытыми огнями надвигается на нас; только свет от открытой топки скользит по полотну и заставляет бесшумно отбегать в сторону залегших возле полотна людей. Поезд уже в нескольких шагах от переезда. У будки все: генерал Алексеев, командующий армией со штабом и генерал Марков. Одна граната, несколько лент пулемета и… в командном составе армии произошли бы серьезные перемены.
Марков с нагайкой в руке бросился к паровозу: «Поезд, стой! Раздавишь, сукин сын! Разве не видишь, что свои?!!»
Поезд остановился. И пока ошалевший машинист пришел в себя, Марков выхватил у кого-то из стрелков ручную гранату и бросил ее в машину. Мгновенно из всех вагонов открыли по нас сильнейший огонь из ружей и пулеметов. Только с открытых орудийных площадок не успели дать ни одного выстрела.
