Оливер Пёцш - Крепость королей. Расплата
— Да, а почему вы спрашиваете?
— Отец Тристан мне про них рассказывал в свое время. Их несколько сотен лет хранили в Трифельсе. Я теперь вспомнила, отец Тристан и про святое копье тогда говорил, — Агнес нахмурила лоб. — Если оно и вправду так свято, Иоганн с Констанцией действительно могли забрать его тогда.
Мельхиор понимающе улыбнулся. Потом взялся за лютню, извлек несколько мягких аккордов и с воодушевлением продолжил:
— Это самая могущественная из реликвий. С ним не сравнятся имперский крест, меч и держава, вместе взятые. Говорят, кто отправляется с этим копьем на битву, тот непобедим. С ним король Отто опрокинул венгров на Лехе, и немало других правителей одержали с его помощью блистательные победы. Без святого копья не может быть коронован ни один император.
— Но раз Констанция с Иоганном украли и спрятали копье, как же проходили потом коронации? — спросил Матис озадаченно.
— Ну а вы как думаете? — Менестрель с любопытством взглянул на обоих. — Как бы вы поступили на месте Габсбургов?
— Я бы… подделала его? — предположила Агнес.
— Так, вероятно, и было, — Мельхиор сыграл несколько заключительных аккордов. — Если отец Доминик сказал правду, то Рейх ожидают серьезные последствия. Все коронации начиная с короля Альбрехта были лишь фикциями. Никто из Габсбургов не имел законных оснований занимать трон. В том числе и нынешний кайзер Карл Пятый.
Некоторое время все хранили молчание. Только волны плескались, да слышались вдали резкие команды плотогонов. Наконец Мельхиор лукаво усмехнулся и снова обратился к Агнес:
— Теперь вы понимаете, каким могуществом наделит копье своего владельца? Если найдете его и отправитесь со мной в Вартбург, предстанете перед разочарованными войной князьями, герцогами, графами и феодалами, Габсбургов просто сметут с трона, больше чем уверен.
Агнес тихо рассмеялась.
— И как вы это себе представляете? Даже если мы отыщем реликвию — что, я отправлюсь с вами в Вартбург и скажу: мол, я наследница Гогенштауфенов, а вот и святое копье? Нас засмеют и, возможно, сожгут за ересь.
— Не стоит недооценивать силы легенд, — Мельхиор налил себе немного вина, попробовал и удовлетворенно цокнул. — Кроме того, у нас есть кольцо и, главное, завещание, подписанное самим кайзером Фридрихом. Подкрепленные моей балладой, они окажут неизгладимое впечатление на курфюрстов, которые и раньше не слишком-то к нему благоволили. Не так просто, сидя в Испании, управлять столь обширной и раздробленной страной, вроде Германии.
— Хотите сказать, Агнес может претендовать на императорский трон? — вмешался Матис и недоверчиво покачал головой. — Вы серьезно?
Мельхиор пожал плечами.
— Не она сама. Но замужем за могущественным курфюрстом…
— Так, с меня довольно! — сердито перебила его Агнес. — Я не позволю продавать себя, как какую-нибудь кобылу на базаре. Пусть и курфюрсту, — она перевела сердитый взор на Матиса. — К черту Гогенштауфенов и святое копье! Хоть ты мог бы мне посочувствовать.
— Да я даже не… — начал Матис.
Но Агнес уже отвернулась, отошла к лееру и печально уставилась на блестящие под солнцем волны. Среди оснастки высоко над головой лазали матросы, рулевой выкрикивал приказы с кормы, но женщина всего этого словно не замечала. Злость в ее душе мешалась с растерянностью. Она и сама толком не знала, как быть дальше. В Трифельс Агнес вернуться не могла, иначе угодила бы в руки мстительного супруга. А о том, чтобы отправиться с Мельхиором на это певческое состязание и заявить всему миру, будто она наследница Гогенштауфенов, ей даже думать не хотелось. До сих пор они просто плыли вверх по Рейну, без всякой цели. Очевидно, Матис с Мельхиором хотели дать ей время, чтобы самой во всем разобраться. Для менестреля поиски святого копья были кульминацией их совместного приключения. Он очень надеялся, что она сопроводит его в Вартбург. А Матис? Поддерживал ли он ее, потому что любил? Или его тоже по каким-то причинам влекло лишь старое ржавое копье?..
За спиной вдруг послышались шаги. В следующий миг на ее плечо легла крепкая рука. Матис встал рядом у леера и тоже уставился на воду. Мимо проплыла небольшая деревушка с церковью и поросшими плющом домами. Агнес вдруг страстно захотелось спокойной жизни, без войны, замков и старых рыцарских легенд.
— Прости меня… если обидел тебя чем-то, — начал Матис нерешительно. — Для меня все это тоже как-то уж слишком. Прошедшего года хватило бы на целую жизнь, если не на две, — он тихо рассмеялся. — Поверь, если мне и есть за что бороться, так не за это чертово копье. А за тебя.
Агнес украдкой улыбнулась, но на Матиса так и не взглянула. За последнюю неделю молодые люди очень сблизились. Еще прошлой ночью, укрывшись за бочками, они занялись любовью. Это было чудесно. В последнее время Агнес почти не испытывала страха перед мужчинами. Лицо Барнабаса лишь изредка появлялось в ее сновидениях, и она больше не вздрагивала от каждого прикосновения. Матис старался быть с ней нежнее, внимательнее, и ее любовь к нему лишь окрепла. И все-таки Агнес была не вполне в нем уверена. Казалось, их еще разделяла какая-то невидимая стена.
— Все это очень мило, — ответила она. — Хоть я и не представляю, чтобы ты состарился рядом со мной и отказался от борьбы за свободу и равенство. Это был бы уже не прежний Матис… — Агнес вздохнула и наконец посмотрела на него. — Почему нельзя просто забыть эту скверную историю? Сойдем где-нибудь и начнем новую жизнь. Теперь, после войны, здесь все переменилось! Столько людей умерло, столько в бегах… Молодому кузнецу с женой наверняка найдется место. Тебе больше не придется изготавливать эти пушки.
Матис улыбнулся.
— Не бойся, пушками я переболел. Теперь мне по душе подковы и лемеха.
Он вдруг изменился в лице и окинул мрачным взором следующую деревню. Некоторые из соломенных крыш были охвачены огнем, дым чувствовался даже на корабле. На липе у самой реки висели три трупа.
— Это несправедливо, черт возьми! — вспылил Матис и стукнул ладонью по лееру. — Мы должны были победить в этой войне! Сколько еще беднякам гнуться под ярмом своих господ? Триста лет? Или, может, все четыреста?
— Возможно, время крестьян еще не настало, — вставила Агнес. — Книг теперь становится все больше, и все больше народу умеет читать. Люди многое узнают, чего до сих пор не знали. Скоро знати не так просто будет дурить их.
— Ерунда! Просто знать вооружена лучше, и предводители у них умнее, вот и всё. Если бы нас только объединил кто-нибудь вроде Флориана Гейера под общим знаменем… Мы бы…
Матис вдруг замолчал и наморщил лоб, как всякий раз, когда над чем-то раздумывал.
— Копье, — пробормотал он наконец. — Мельхиор говорил, что оно способно объединить курфюрстов. Но ведь то же самое можно сказать о крестьянах?
— Прошу тебя, Матис, не начинай опять! — взмолилась Агнес.
— Да ты послушай сначала! Ты говоришь, что не желаешь быть игрушкой в руках властей. Это твое законное право. Но с этим копьем все иначе! Оно могло бы стать значимым символом и для крестьян. Ты только представь, Флориан Гейер со святым копьем собрал бы крестьян на решающую битву… Все за ним последуют! Святейшая реликвия, предвестник победы. Победы над несправедливостью, ростовщичеством и крепостным правом. Нет символа более значимого! — Матис распалялся все сильнее. — Прошу тебя, Агнес! Подумай не только о себе. Подумай о том, чего сможешь добиться! — Он схватил ее за плечи. — Эти твои сновидения… Ничего в них не наталкивает на мысль, где может находиться это копье?
— Я… не знаю, — растерялась Агнес. — Помню, что мне снилось бегство. Иоганн нес ребенка, а… а Констанция — сверток…
— В нем и было копье! — взволнованно воскликнул Матис. — Точно! Агнес, постарайся вспомнить! Может, мама рассказывала тебе, где они его спрятали?
— Мне было всего пять лет, Матис! Или забыл? — Агнес с горечью отвернулась. — И вообще, я же сказала, что больше не желаю об этом слышать! Сначала ты говоришь, что любишь меня и не хочешь связываться с оружием, а теперь у тебя только копье на уме!
— У меня не копье на уме, а справедливость. Агнес, пойми, наконец! Возможно, ты единственная, кто еще может изменить исход войны. Прошу тебя, только вспомни, больше ничего!
Агнес медлила. Больше всего ей хотелось просто спрыгнуть в воду, захлебнуться в холодном течении и избавиться от всего. Но и Матиса можно было понять. Она и сама за последние месяцы увидела немало страданий и произвола. Хотя ей мало верилось, что простое копье, каким бы святым оно ни было, могло что-нибудь изменить, она с уважением относилась к добрым намерениям Матиса.
— Ладно, — сказала она наконец. — Я попробую вспомнить. Но на этом всё, пообещать я ничего не могу.
