Евгений Сухов - Заговор русской принцессы
Оказавшись за границей, великое русское посольство поступало так, как если бы по-прежнему находилось в Немецкой слободе, и порой веселье, часто затягивающееся за полночь, брызгало через край. Не было ничего удивительного в том, если горожане вдруг просыпались от грохота фейерверков и сожженных петард, тяжелым дождем сыпавшимся на черепичные крыши.
В разворачивающееся веселье невольно втягивались не только близстоящие дома, но и целые улицы. И каждый горожанин знал, что у бомбардира Петра Михайлова, проживавшего под самой крышей и спавшего на обыкновенной медвежьей шкуре как обыкновенный слуга, всегда можно было отыскать бутылочку крепкого вина. Дверь его жилища не закрывалась на протяжении всей ночи, будоража громкими хлопками покой граждан. А когда веселье не умещалось в тесном домике, то непременно выплескивалось наружу, где расставлялись длинные столы. В обязанность бояр, служивших во время пира стольниками, включалось потчевать всякого прохожего. И вельможи, опасаясь нечаянного гнева царя Петра, насилу и под хохот челяди, вливали ковши вина в добропорядочных горожан.
За время нахождения великого посольства в Кенигсберге город превратился в одну сплошную трапезную с нескончаемыми фейерверками.
Но мало кто знал, что за маской бесшабашного гуляки и пропойцы, каким представлялся горожанам царь Петр, скрывался хитрый и умный правитель, мимо внимания которого не проходила ни одна мелочь. Очень скоро он убедился в том, что европейские дворы не такие однородные, как ему представлялось вначале. Несмотря на родственные связи, что переплели европейские королевства в плотную паутину, между ними, кроме обыкновенного соперничества и борьбы за влияние, имелась откровенная неприязнь. И глупо было бы не использовать удобное обстоятельство в свою пользу. Королевства Европы без конца то объединялись в союзы, ведомые общими интересами, а то вдруг разбивались, когда подобное братство становилось обременительным. Причем такая непоследовательность не считалась чем-то порочным, наоборот, она являлась верхом дипломатического искусства, а тайные сговоры между державами были и вовсе самыми заурядными событиями.
В небольшую комнатенку под самой крышей к русскому царю наведывались гости самых влиятельных дворов, чтобы заполучить его расположение и поддержку, и Петру Алексеевичу оставалось только повнимательнее присмотреться к ним, чтобы сделать окончательный выбор.
Стараясь выведать потаенное, Петр садился с послами за один стол и, проявляя недюжинную крепость к алкоголю, спаивал вельмож, стараясь выведать у них сокровенное.
Послы, удивленные столь радушным приемом, охотно говорили о том, что делается во дворах их государей, не забывая рассказывать даже о сердечных тайнах своих покровителей, совсем не предполагая о том, что за добродушной маской русского Петрушки прячется хитрый противник.
Скоро Петр Алексеевич уже знал о том, что саксонский курфюрст весьма неравнодушен к женскому полу, и каждая фрейлина, что попадает в свиту его супруги, обязательно оказывается в кровати сиятельного Августа, где он под пламенем свечей рассказывает ей о нравах двора.
Ему было известно, что император Священной Римской империи Леопольд больше был озабочен собственной подагрой, чем политикой и большую часть времени проводил в обществе лекарей, которые неизменно прописывали ему единственное средство, — дюжину пиявок на мошонку.
Шведский король Карл был молод, однако не был лишен честолюбивых планов, и, как доносили Петру, только и дожидался случая, чтобы потеснить своего восточного соседа в глубину материка.
Даже вдали от России всепьянейший собор продолжал неиствовать, где роль папы-кесаря исполнял любимец Петра генерал Франц Лефорт.
Следующий день был объявлен выходным.
А потому было решено питейным размахом и фейерверками подивить старинный Кенигсберг, для чего из гарнизонных складов было решено принести три бочки с порохом. Глядя на приготовления русских, у горожан, привыкших к покою, невольно закрадывалась нешуточная тревога, что русский царь решил обложить порохом город и подпалить его со всех сторон вместе всеми жителями.
Ровно в десять часов вечера ночное небо заполыхало от фейерверков. А сам русский государь, вооружившись огромным факелом, ходил по двору и подпаливал заготовленные петарды.
С гнусными харями на лицах, в скоморошьих одеждах, дворяне, рассевшись за столы, налегали на водку, разлитую в пузатые бутылки из толстого темно-зеленого стекла. Стараясь не привлекать к себе внимания, Петр Алексеевич поднялся из-за стола и направился в каморку.
Дом, в котором расположился Петр, был небольшой, двухэтажный, но главная его особенность состояла в том, что он имел три входа. Один центральный, через который обычно проходили гости, другой — боковой, который вел в каморку под самую крышу, в которой расположился Петр; и третий вход уходил в подсобное помещение, соединявшееся с домом. Сей вход упирался в соседнюю улочку, засаженную каштанами, всегда пустынную, на которой можно было встретить разве что подвыпившего матроса с портовой девкой.
Дом идеально подходил для тайных визитов.
Петр вошел в дом и задвинул за собой засов. Прислушался. С улицы бабахали петарды, — то баловался Александр Меншиков. Послышался отчаянный женский визг. Государь невольно усмехнулся, — это другой его любимец Франц Лефорт заливает закапризничавшим дамам кувшин вина за шиворот. Думается, что после этой шутки светские дамы будут более сговорчивы к его ухаживаниям.
Поднявшись в коморку, Петр увидел человека в немецком платье, шагнувшего к нему на встречу.
— Давно ждешь? — по-деловому спросил Петр, присаживаясь за стол.
Дождавшись, пока Петр сядет, гость устроился напротив:
— Недолго, государь, — негромко отвечал гость.
С улицы раздался новый взрыв хохота. Веселье набирало обороты. Через какой-то час, когда глотки окончательно охрипнут и силы останется только на то, чтобы довести даму до уединенного уголка, веселье понемногу спадет, чтобы затем возобновиться в следующие сумерки.
Петр Алексеевич подошел к окну. За дальним столом он рассмотрел молодую девушку лет шестнадцати в дорогом шелковом платье. Странно, что прежде он ее не замечал, а ведь ему показалось, что самые красивые женщины уже успели перешагнуть порог его коморки.
— Кто такая? — показал Петр на девицу. — Прежде я ее не видывал.
Мужчина охотно поднялся и подошел к окну.
— Это младшая дочь бургомистра.
Губы Петра разлепились.
— Весьма аппетитная барышня.
— О, да Петр!
— Нужно будет ею заняться.
По губам гостя скользнула загадочная улыбка.
— Что говорят обо мне в Европе?
Гостем Петра был лифляндский дворянин Марк Паткуль, гордившейся тем, что его предок был оруженосцем у самого Карла IV, германского короля и императора Священной Римской империи. С Россией его сближала нелюбовь к Швеции. Едва великое посольство переступило пределы Шведского королевства, как Паткуль через Лефорта, с которым познакомился еще в Голландии, когда тот воевал под ее знаменами, передал письмо, в котором выражал желание служить русскому царю. В знак своих серьезных намерений к письму была приложена подробная схема рижской крепости, где отмечались наиболее уязвимые места в обороне.
Государь встречался с дворянином дважды, пока, наконец, не убедился в его искренности. Паткуль даже отказался взять за свои услуги деньги и единственное, чем тот довольствовался, так это бокалом вина, жалованного из рук самого Петра.
Благодаря своей родословной и в силу авантюрного характера, Марк Паткуль был вхож едва ли не во все королевские дворы Европы, в которых имел немало своих осведомителей.
— Петр, тебя не воспринимают серьезно. Считают, что ты шут с царской короной на голове.
Губы царя болезненно дернулись.
— Кто же такой… смелый?
— Император Леопольд.
— Когда же он меня успел узнать близко, если мы с ним даже ни разу не встречались?
— Петр, они не ожидают от тебя ничего серьезного. По их мнению, самое большее, на что ты способен, так это устраивать фейерверки и кутить ночи напролет. Но я хочу тебя предупредить, тут важно не переиграть и всему знать меру. Они могут почувствовать, что ты просто валяешь дуралея, и тогда начнут относиться к тебе настороженно.
— Марк, обо мне не беспокойся. Я знаю, что делаю. У тебя есть люди при дворе шведского короля?
— Я в приятельских отношениях с военным министром. Он часто бывает со мной очень откровенен.
— Узнай, сколько в Швеции кораблей.
— Попытаюсь.
— Численность гарнизона в Риге.
— Хорошо.
— Думаю, что война со Швецией не за горами. С кем Карл ведет переговоры на случай возможной войны с Россией?
