Валерий Введенский - Мертвый час
Увидев Выговского и Лизу, рявкнул:
– Что уставились? Деда не признали?
– Позвольте вам представить, – поспешил замять возникшую неловкость Тертий. – Антон Семенович Выговский, помощник вашего сына. Елизавета Васильевна Фаворская, служит здесь стенографисткой.
Представленные кивнули.
– Вы так прекрасны, мадемуазель, – обслюнявил Лизе ручку старый ловелас. – Но где же Дмитрий?
– Его сиятельство отбыли в Ораниенбаум, – обворожительно улыбнулась ему Лиза.
– Ну, как всегда… Отцу угрожает опасность, а Дмитрию плевать. Что он там забыл? Ах да! Эта… – князь не нашелся с эпитетом, подходящим к Сашеньке, – сняла там дачу…
– А что случилось? Может, я смогу чем-то помочь? – предложил Выговский.
Старый князь оглядел его с сомнением, но проблемой поделиться рискнул. И словно актер, сопроводил рассказ жестикуляцией:
– На лето я снял домик в Озерках. Маленький, всего из пяти комнат. Сижу сегодня на веранде, курю сигару, и вдруг врывается какой-то Персиков, говорит, что из сыскной полиции, и требует следовать за ним. Представляете? Я ему что, крестьянин? Или мастеровой? Если у полиции имеются вопросы, пусть приедет обер-полицмейстер, я все объясню. Подумаешь, одолжил пяток сигар. У графа Елаева их целая коробка, он сам предложил угощаться.
– Так Яблочкову и сказали? – уточнил Выговский, который сразу догадался, кто посетил князя.
– Спорить с подобными личностями ниже моего достоинства, молодой человек. Сообщил ему, что хочу в нужник, который у меня во дворе, и, не мешкая, сбежал. Надеялся, что Дмитрий дома и все уладит. Пусть, в конце концов, вернет графу эти сигары.
– Ваше сиятельство, сыскная полиция кражей сигар не занимается, – попытался объяснить Выговский. – Вероятно, случилось что-то более серьезное…
– На что это вы намекаете? И что прикажете делать? Вдруг меня арестуют? Домой нельзя, на дачу нельзя, здесь тоже оставаться нельзя – если примутся искать, то где, как не у сына? Эврика! Поеду-ка в Ораниенбаум, к невестке. Вдруг Дмитрия там застану? Быстро дайте пять рублей. Дмитрий вам вернет.
Выговский сделал вид, что фраза сказана не ему, Тертий – что разглядывает паутину на зеркале, а Лиза, усмехнувшись, встала, пошла за ридикюлем и вытащила из кошелька купюру.
– Спасибо, голубушка. А хватит на первый класс?
– Хватит. – И она снова ему улыбнулась.
– И напишите мне адрес в Рамбове. Тертий, поймай, дружок, извозчика.
Когда Данила Петрович наконец удалился, Выговский посмотрел на часы:
– Пожалуй, пора по домам.
– Кто из нас не любит зимой прокатиться с горочки? – процитировала риторический вопрос из путеводителя Сашенька. – Однако летом сие невозможно. А ведь хочется. Поэтому еще в царствование Елизаветы было решено устроить для увеселения публики искусственную горку. Однако строительство затянулось аж на пятнадцать лет, и только в 1768 году первые желающие смогли прокатиться. Кавалеры с дамами садились в катальные колясочки, которые были сделаны в виде гондол, колесниц или оседланных львов. Разогнавшись, они набирали огромную скорость, летели то вниз, то вверх. Ветер то и дело срывал шляпы и парики. Дамы визжали, кавалеры от страха хватались за сердце.
– А мы прокатимся? – с надеждой спросил Володя.
– Увы! Горка просуществовала недолго и за ветхостью была разобрана. Осталось лишь трехэтажное здание, с которого когда-то начинался спуск.
– Юлия Васильевна! Юлия Васильевна! – раздался крик.
Подхватив руками юбку, к ним бежала вся в слезах кухарка Макрида:
– Горе, горе какое! Глеб Тимофеевич руки на себя наложил.
Наталья Ивановна успела подхватить Четыркину, которая потеряла сознание. Несчастную усадили на скамейку, Сашенька сунула Юлии Васильевне под нос нюхательную соль, с которой из-за мигрени не расставалась.
Со службы Выговский и Лиза вышли вместе.
– Поймать вам извозчика? – из вежливости предложил Антон Семенович.
– Нет, хочу пройтись. Жара наконец спала, на улице так приятно.
Выговский приподнял шляпу:
– Тогда до завтра…
– Вам на Кирочную?
– Да, я там живу.
– Значит, нам по пути. – Лиза взяла Выговского под ручку. – Какой забавный у Дмитрий Даниловича отец…
Через пару десятков шагов молодые люди уже весело щебетали о Петербурге, о том, чем столица отличается от провинции, о Дмитрии Даниловиче и его семействе, о любимых книгах… Никогда дорога домой не казалась Антону Семеновичу столь короткой.
– Ну вот, я и пришел, – виновато промолвил Выговский.
– А этот новый роман Достоевского, о котором рассказывали….
– «Идиот».
– У вас есть? – заинтересованно спросила Лиза.
– Да, конечно.
– Дадите почитать?
– Завтра же принесу.
– А что я буду читать сегодня? – обиженно поджала губки Лиза.
– Хорошо! Сейчас сбегаю за ним…
– Я с вами…
– Но… – Выговский замялся.
– В чем загвоздка?
– Квартирная хозяйка… запретила барышень водить.
– Какая я ей барышня? Я – товарищ по службе, зашла на секунду за нужной книгой.
– У меня не прибрано…
– Я закрою глаза.
Дворник посмотрел неодобрительно, но смолчал, по-прежнему считая, что Выговский служит в полиции. Хозяйка отсутствовала, молодые люди зашли в комнату…
Кто кого притянул, Выговский так и не понял.
После преклонил колено и торжественно попросил руки. Лиза весело расхохоталась:
– Тоня! С ума, что ли, сошел? Как ты себе представляешь? Я буду жить в этой вонючей комнатке с кучкой детишек и ждать тебя со службы?
– Я честный человек и должен…
– Ничего ты не должен. Я приехала в Петербург, чтобы разбогатеть. И будь уверен, у меня получится. Увы, для этого придется ублажать всяких неприятных личностей, но что поделать? Однако в перерывах, для души, буду любить тебя. Обещаю! Потому что ты мне нравишься. Договорились?
Выговский кивнул.
– Только, чур, не ревновать. Ни к кому.
Арестный дом был оцеплен городовыми, даже Юлию Васильевну пустили не сразу. С ней просочилась и Сашенька, в прямом и переносном смысле поддерживавшая зареванную вдову.
Глеб Тимофеевич лежал лицом верх, волосы его были влажными, небольшая лужица окружала на полу его голову. Юлия Васильевна бросилась к мужу, встала на колени и завыла.
Бедная! Всего пару лет назад потеряла первого мужа, теперь и второго.
– А вы что здесь делаете? – строго спросил Сашеньку вошедший в помещение полицмейстер Плешко.
– Сопровождаю подругу, – объяснила княгиня, указав на Четыркину.
– Ждите снаружи.
– Простите, один вопрос. Глеб Тимофеевич повесился?
– Утопился, – произнес сдавленным голосом Волобуев, который вошел вслед за Плешко. – Я пришел, а он головой в нужнике…
Сашенька огляделась. Отхожее место находилось в углу и представляло собой ведро, закрытое снаружи деревянным коробом с крышкой.
– Как это возможно? – поразилась княгиня.
Никогда не слыхала, чтобы кто-либо сумел свести счеты с жизнью, опустив голову в ведро. Это ж какую силу духа надо иметь, чтобы удержать себя в этаком положении до самой смерти? Нет, это решительно невозможно.
Волобуев пожал плечами.
– Выясняем, – обронил Плешко. – Но если окажется убийством…
Фразу полицмейстер не докончил и почему-то нехорошо посмотрел на Сашеньку.
– Княгиня, подайте платок, вон на столе, надо лицо Глебу вытереть, – попросила Юлия Васильевна.
Сашенька обошла тело с правого бока, приблизившись к привинченному к полу столу, на котором белел платок. Взяла в руку и тотчас почувствовала неприятный явно химический запах. Поднесла к носу.
– Чем-то пахнет, – сказала она, протягивая платок полицмейстеру.
– Дайте-ка, – попросил Волобуев. – Кажется, мой.
Сашенька развернула, на платке и впрямь была вышита монограмма «АВ». Граф взял его и поднес к носу:
– Хлороформ. Точно. Мне недавно зуб удаляли, так чтобы больно не было, усыпили этой дрянью.
– Усыпили? – удивился Плешко.
– Да, жид-дантист назвал сие наркозом.
До середины XIX века хирургические операции делались без наркоза. В лучшем случае пациента опаивали спиртными напитками или «вырубали» ударом по голове. В 1844 году американский дантист Гораций Уэллз случайно узнал, что мужчине, которого беспокоила поврежденная нога, вдыхание закиси азота помогает унять боль. Уэллз попросил коллегу удалить ему зуб мудрости под действием этого газа, боли он не почувствовал. После этого смелого эксперимента ампутации, роды, лечение зубов, etc. стали безболезненными. Чуть позже для анестезии стали использовать и хлороформ[134]. Он оказался более удобным в применении – в отличие от закиси азота не требовался ингалятор. Однако у хлороформа обнаружился и недостаток: при длительном, более двух минут, вдыхании пациент мог отравиться и умереть.
– Все-таки убийство, – понял Плешко. – Так я и думал, но меня смутило отсутствие следов насилия. Однако теперь все понятно. Сперва князь его усыпил…
