Дэвис Лисс - Компания дьявола
— Какие именно? — спросил я.
Она улыбнулась мне нежно и в то же время жалостливо, как мог бы улыбнуться священник простаку, который спросил, кто такой Бог.
— Он собирался сделать нас богатыми, — сказала она.
— Каким образом?
— Разве не понятно? Своими мыслями, — сообщила она. — Он постоянно думал о чем-то, постоянно что-то писал. И наверняка его мысли были ценными, иначе я не получила бы ренту. Даже отец был бы доволен, если бы узнал об этом, но после того, как Абсалом потратил приданое, отец со мной не общается. Тогда он только сказал: я, мол, знал, что так и будет, но Абсалом, конечно, был прав и прощает его, глядя с небес.
— Знаете ли, — сказал Элиас, — мы пришли к вам отчасти из-за этой ренты.
Улыбка исчезла с ее лица.
— Ах, вот оно что. Тогда вынуждена сказать вам, джентльмены, что у меня и так нет отбою от ухажеров. Я к ним равнодушна. Вдова с ежегодной рентой все равно как леденец для мух. Простите меня за прямоту, но меня не интересуют ухаживанья. Я была замужем за Абсаломом Пеппером, и мысль о браке с другим для меня невыносима. Я знаю, что у вас, джентльменов, на уме. Вы считаете, что, если рента достается только вдове, это напрасная трата денег. А для меня, господа, это прославление жизни и духа Абсалома, и я не хочу ее запятнать, отдав свою руку другому мужчине.
— Вы нас не совсем правильно поняли, — сказал я поспешно. — Я прекрасно понимаю мужчин, которые ищут вашего расположения, и рента здесь ни при чем. Но нас привело сюда другое дело. Нам бы хотелось узнать чуть больше о самой ренте. Видите ли, нас интересует ее происхождение.
Тут блаженная безмятежность, источаемая человеком, который прикоснулся к кромке платья святого, тотчас испарилась.
— Вы хотите сказать, что возникли какие-то осложнения? Меня уверили, что рента будет выплачиваться до конца моих дней. Это условие не может измениться, сударь. Не может. Знаете, один из моих ухажеров член коллегии, и хоть у него нет никакой надежды завоевать мое расположение, уверена, он сделает для меня все, что в его силах. Уверяю, он пойдет на все, чтобы не допустить подобного преступления.
— Приношу свои извинения, — вступил в разговор Элиас. — Сожалею, что мы дали вам повод волноваться. Мой друг не имел в виду ничего подобного. Мы не распоряжаемся вашей рентой и вовсе не желаем причинить вам никакого вреда. Мы просто хотели бы попросить вас объяснить, почему она была вам назначена. Почему эти деньги были выделены именно вам?
— Почему? — спросила она, приходя в еще большее волнение. — Вы спрашиваете, почему? Что в этом странного? Разве так не принято поступать у ткачей шелка?
— Как это, ткачей шелка? — вырвалось у меня, хоть я знал, что лучше придержать язык. — Они-то тут при чем?
— Как же это они могут быть ни при чем? — возразила миссис Пеппер.
— Мадам, — сказал Элиас, — мы считали, что ренту вам платит Ост-Индская компания.
Она посмотрела на меня так, будто я нанес ей невообразимое оскорбление.
— С какой стати Ост-Индская компания станет платить мне ренту? Какое отношение имел мистер Пеппер к этим людям?
Я подумал, что именно это мы надеялись узнать у нее, и видел, что Элиас тоже хотел это сказать, но, как и я, удержался. Какой толк задавать вопрос, ответ на который очевиден.
— Мадам, нас, очевидно, ввели в заблуждение, — сказал Элиас. — Не могли бы вы сказать, кто вам платит ренту?
— Я уже сказала — гильдия ткачей шелка. После смерти мистера Пеппера они прислали ко мне человека, который сказал, что Абсалом был членом этой гильдии и что я, как его вдова, имею право на получение пенсии по утере кормильца. Поклянитесь, что вы не отберете ее у меня.
— Позвольте мне объяснить, — сказал я. — Видите ли, мадам, мы представляем страховую контору «Сихок», и возникла техническая ошибка в связи с одним иском, имеющим отношение к Ост-Индской компании. Я буду стараться изо всех сил, чтобы иск не подверг вас опасности, поверьте. Речь лишь идет о приведении записей в соответствие. В любом случае мы были уверены, что рента предназначена вам, но наши записи, видимо, еще более запутаны, чем вы можете себе представить. Позвольте вас заверить: все, что вы скажете, никак не грозит вашей ренте. Вы только поможете нам улучшить управление ею.
Теперь она немного успокоилась. Достала спрятанный на груди медальон и взглянула на портрет внутри — без сомнения, портрет покойного мужа. Прошептав что-то над медальоном, она приложила палец к образу любимого, снова спрятала украшение и повернулась к нам.
— Хорошо, я постараюсь вам помочь.
— Благодарю вас, — сказал я. — Правильно ли я понял, что предоставление подобной вашей ренты — обычная практика для гильдии ткачей шелка?
— Мне так сказали, — ответила она.
Подобное было маловероятно. Сто двадцать фунтов в год вдове ткача. Занимающиеся этим ремеслом зарабатывали от силы двадцать-тридцать фунтов в год. Мне было известно, что ткачи организовывали объединения и помогали друг другу, но никогда не слышал ни о какой гильдии. Однако мне повезло, что у меня были знакомые среди них, к примеру тот же Диваут Хейл, который организовал волнения и помог мне проникнуть в здание Ост-Индской компании. Я очень рассчитывал, что он мне снова поможет, на этот раз сведениями.
— Буквально пара вопросов, чтобы окончательно все прояснить, — сказал я. — Ваш муж был ткачом шелка, правильно?
— Правильно. Так же как и вы. Вы ведь сказали, что тоже ткач. Я не ошибаюсь?
Я пропустил ее вопрос мимо ушей и не стал ее поправлять.[2]
— Мадам, вы, должно быть, хорошо представляете, сколько зарабатывал ваш муж. Вас не удивило, что пособие в связи с его смертью во много раз превышало его годовой доход?
— Что вы. Он никогда не обсуждал со мной такие низменные вещи, как деньги, — сказала она. — Я лишь знала, что он зарабатывал достаточно, чтобы мы ни в чем не нуждались. Мой отец считал, что ткач немногим лучше, чем грузчик, но разве Абсалом не покупал мне платья и украшения, не водил меня в театр? Тоже мне грузчик.
— Безусловно, ткачи шелка различаются по уровню знания дела, — сказал я. — Скажите, какую должность занимал мистер Пеппер в шелковом ремесле, и я, возможно…
— Он был ткачом, — сказала она резким тоном, не допускающим дальнейшего обсуждения, словно я мог как-то запятнать его имя подобными вопросами. А потом добавила уже более мягко: — Он не утомлял меня разговорами о службе. Он знал, что занят тяжелым трудом, но что из этого? Он зарабатывал на жизнь, и мы были счастливы.
— А не было ли у вашего мужа, — сказал я, — каких-нибудь связей с Ост-Индской компанией?
— Никаких. Но, как я уже сказала, я не вмешивалась в дела мужа. Это было бы неподобающе. Вы говорите, что-то угрожает моей ренте?
Не хотелось огорчать такую приятную даму, и я должен был произвести на нее впечатление союзника в борьбе с возможными угрозами, ибо, если мне вновь потребовалось бы задать ей вопросы, я хотел, чтобы она отвечала охотно и откровенно.
— Надеюсь, ей ничто не угрожает, и уверяю вас, я сделаю все, что в моих силах, чтобы вы продолжали получать ваши деньги.
В почтовой карете на обратном пути мы с Элиасом говорили полушепотом, так как с нами ехало два пожилых торговца с необычайно суровыми лицами. Они сразу узнали во мне еврея и почти всю дорогу бросали на меня злобные взгляды. Иногда один из них обращался к своему спутнику и говорил примерно следующее:
— Как вам ехать в одной карете с иудеем?
— Мне такое всегда было не по душе, — отзывался товарищ.
— И не говорите, — говорил первый. — Это просто унизительно.
Затем они продолжали бросать на меня злобные взгляды и через какое-то время повторяли свой лаконичный диалог.
После трех-четырех подобных диалогов я повернулся к одному из джентльменов:
— Я взял за правило не выкидывать на ходу из кареты людей старше сорока пяти, но всякий раз, когда открываете рот, вы снижаете этот возраст лет на пять. По моим подсчетам и судя по вашей внешности, в следующий раз, когда вы изречете очередную грубость, я буду вправе выбросить вас из кареты не задумываясь. Что касается извозчика, не надейтесь, что он вмешается. Несколько монет, и вопрос будет улажен. Как вам известно, мы, евреи, недостатка в наличности не испытываем.
Конечно, я бы не выбросил на дорогу человека, которому было далеко за семьдесят, но угроза такого наказания заставила обоих попутчиков замолкнуть. Более того, они даже не решались на нас смотреть. Впрочем, это только облегчило наше общение.
— Элоиза и Абсалом, — задумчиво произнес Элиас, возвращая меня к насущным вопросам. — Эти имена совершенно не сочетаются. Встретил бы их в поэме, не стал бы читать.
— Вероятно, миссис Пеппер не обращала внимания на дурные предзнаменования, настолько очарована она была своим покойным мужем.
