Джон Робертс - SPQR IV. Храм муз
После этих слов я повернулся и пошел к выходу из этого переулка. Прежде чем выйти на улицу, я остановился и огляделся. Улица заполнялась народом, но никто не обращал на меня никакого внимания. Но как только я покинул заветный тупик, за моей спиной раздался ужасающий вопль, который тут же оборвался. Я мог только вообразить, что это Атакс заорал от бессильной ярости. Но тут что-то мягкое ударило меня прямо в спину и затем упало на мостовую. Я обернулся, пораженный. У моих ног неподвижно лежало нечто серое и пушистое. Все произошло столь неожиданно, что я сперва даже не понял, что это такое. Но тут Атакс промчался мимо, выскочил на улицу и, указывая на меня, заорал, выкатив в ужасе глаза:
– Римлянин убил кошку! – и еще раз, еще более истеричным голосом: – ЭТОТ РИМЛЯНИН УБИЛ КОШКУ!!!
Все обернулись в мою сторону, в ужасе раскрыв рты. Они долго смотрели на меня, потом вниз, на несчастное животное, словно никак не могли понять, свидетелями какого чудовищного святотатства они стали.
– Он убил кошку! – поднялся ропот в толпе, на греческом и на египетском. – Римлянин убил кошку! – Им не потребовалось много времени, чтобы оправиться от шока, но я уже отошел в сторону от трупика. И тут над толпой разнеслось:
– БЕЙ РИМЛЯНИНА! БЕЙ КОТОУБИЙЦУ!
Я бросился бежать в ту сторону, откуда пришел. Но теперь я был обременен тяжелым свитком, и сейчас мне пришлось это делать еще раз, хотя я до сих пор чувствовал усталость от первого забега. Я вспомнил того грека с непроизносимым именем, который мчался из Марафона в Спарту, потом обратно в Марафон, а затем еще и в Афины, где и упал мертвым. Кто же сомневался в том, что так именно и должно было случиться. Туда ему и дорога. В конце концов, за ним по пятам не гналась разъяренная толпа александрийцев.
Всякий раз, когда я оглядывался назад, я видел, что толпа становится все многочисленнее. Новость о том преступлении, которое я якобы совершил, распространялась быстрее, чем можно было ожидать. И все они кричали и визжали, требуя смерти не только мне, но и всем римлянам. Однако начать они желали именно с меня.
Мне казалось диким и странным, что разъяренная толпа хочет разорвать меня на части всего-то за то, что я убил кошку. Но я никак не мог допустить подобного: погибнуть за убийство кошки, тем более, что я его не совершал – эта мысль была просто невыносима. Я никогда особенно не любил этих изящных зверьков, да мне никогда и в голову не пришло бы убивать одного из них.
Я выбежал за пределы Ракхота с такой скоростью, словно обзавелся крылатыми сандалиями Меркурия, но до безопасности было еще далеко. Мои преследователи вломились в греческий квартал, но и там они нашли своих сторонников. Египтян можно обнаружить в любом месте Александрии, да и в любом городе всегда найдутся любители устроить смуту или мятеж по любому поводу. Я такое и сам проделывал, когда мятеж был во имя правого дела.
Я бежал мимо македонских казарм и кричал:
– Мятеж! Мятеж! Все к оружию! Город в огне! – Воины на плацу смотрели на меня с недоумением, но командиры уже выкрикивали команды, барабаны уже начали греметь, затрубили и трубы.
Я снова оглянулся и заметил, что военные уже вывалились на улицу и атакуют преследующую меня толпу. Но многие прорвались сквозь их заслон и продолжали за мной бежать. Я попытался свернуть на улицу, ведущую на север, ко дворцу Птолемея, но кое-кто из преследователей успел туда раньше меня и перекрыл мне дорогу. Это было вполне в духе проклятого Атакса. И почему я не пришиб этого негодяя, когда он был полностью в моей власти?!
Так что мне не оставалось ничего другого, кроме как продолжать нестись в восточную сторону, хоть до самой дельты, если потребуется. К этому времени я уже начал задыхаться, легкие разрывались от кашля, а во рту скопилась вязкая горькая слюна. И в этот момент я краем глаза заметил мужчин в длинных одеждах и островерхих шапочках, с длинными, до плеч волосами. Это означало, что я оказался в еврейском квартале. Здесь жили иудеи, соблюдающие все свои многочисленные традиции, тогда как большая их часть одевались и причесывались на греческий манер, а многие из них вообще не владели никакими языками, кроме греческого.
Сделав последний рывок и прибавив скорости, я еще больше оторвался от этих добровольных мстителей за убитую кошку и бросился дальше по переулку. Его пересекал еще один переулок, и я свернул туда. Это было уже получше, почти как в Риме. Я забарабанил в первую попавшуюся дверь.
– Пустите меня! – умоляюще закричал я.
– В чем дело? – голос раздался откуда-то сверху. Он принадлежал мужчине с тонкими чертами лица, одетому в какую-то бело-красную хламиду. Меня немного испугали его бегающие глазки. Но делать было нечего.
– За мной гонятся египтяне! – крикнул я.
– Не люблю я этих египтян, – заметил мужчина. – Они держали мой народ в рабстве бесчисленное число поколений.
– Тогда спаси меня от них! Они думают, что я убил кошку!
– Египтяне – это необрезанные идолопоклонники, – заявил он. – Они молятся животным и богам с головами животных.
Это, несомненно, было истинной правдой, хотя я не имел ни малейшего понятия, каким образом состояние их пенисов могло иметь какое-то значение.
– Македонские войска уже вышли на улицы, чтобы подавить беспорядки, – крикнул я. – Но некоторые прорвались сквозь их заслон и теперь гонятся за мной. Пустите меня к себе!
– Я и македонцев не люблю, – сообщили мне сверху. – Царь Антиох Эпифан[70] казнил наших священников и осквернил наши святыни!
Меня уже снедало нетерпение.
– Послушай, я римский сенатор, вхожу в состав дипломатической миссии. Рим щедро тебя наградит, если ты меня спасешь!
– Я и римлян тоже не люблю! – завизжал хозяин дома. – Ваш Помпей взял штурмом Храмовую гору, осквернил Святая Святых и разграбил сокровища Храма!
И надо же мне было нарваться на такого типа, который затаил злобу на Рим! Тут кто-то тронул меня за плечо, я обернулся и увидел перед собой человека в греческой одежде.
– Идем со мной, – успокаивающе предложил он. – Они уже совсем рядом, через улицу.
Я последовал за своим спасителем дальше по переулку и вошел в дом через низкую дверь. Комната, в которой мы оказались, была скромной, а скорее даже бедной.
– Амос не тот человек, которого можно просить о помощи. Он немного не в себе. А меня зовут Симеон, сын Симеона.
– А я – Деций, сын Деция, – ответил я. – Рад с тобой познакомиться. – Дыхание у меня почти пришло в норму. – Это все довольно трудно объяснить, но эта погоня всего лишь малая часть заговора, цель которого рассорить Египет с Римом. Мне нужно побыстрее попасть во дворец, но это невозможно, пока на улицах безумствует такая толпа.
– Я сейчас выйду наружу, – предложил Симеон, – и пущу там слух, что видели, как ты бежал в сторону Канопской дороги и мимо Ипподрома. В нашем квартале эта толпа совсем не нужна.
– Весьма разумно с вашей стороны, – одобрил я. – Позволь мне немного передохнуть, восстановить дыхание. Потом я, вероятно, смогу взять у тебя взаймы какую-нибудь одежду. Тебя за это вознаградят.
Он пожал плечами.
– Нет смысла думать о наградах, когда твоя жизнь все еще в опасности. Потом об этом будешь беспокоиться.
С этими словами он вышел на улицу.
Впервые за все последние часы, показавшиеся мне целой вечностью, мне совершенно нечем было заняться. Так что я поднялся по лестнице на второй этаж. Здесь все было точно так же, как и внизу. Человек, спасший меня, жил один. Я немного огляделся и поднялся на крышу. Держась подальше от бортика, я стал прислушиваться. Рев толпы и бряцание оружия слышались, казалось, со всех сторон. В любом другом городе за беспорядками подобного размаха непременно последовали бы клубы дыма от загорающихся один за другим домов, и в мгновение ока город запылал бы. Как известно, в пожарах обычно гибнет гораздо больше людей, чем от рук мятежников.
Но в Александрии все было не так, этот город подпалить практически невозможно. Поэтому я лишь пытался понять, куда двинулась толпа, по доносившемуся до меня шуму. Кажется, они и впрямь устремились в сторону Канопской дороги. Мои предположения вскоре подтвердились – именно в той стороне слышался лязг оружия и выкрики стражников. Через пару часов все повторилось сначала: видимо, мои преследователи вернулись, но потом передумали и двинулись на запад. По всей видимости, солдаты выстроились поперек улиц, сомкнув щиты, и начали выдавливать мятежников обратно в Ракхот.
Интересно, что произошло бы в этом городе, если бы кто-то убил двух кошек…
Было уже далеко за полдень, когда город, кажется, вернулся, наконец, обратно в спокойное состояние. Но это вовсе не означало, что я избежал опасности. Даже при отсутствии мятежников где-то в городе по-прежнему обретался Ахилла. Тут я услыхал голос снизу:
– Эй, римлянин! Сенатор Деций! Ты там, наверху?
