Лесли Силберт - Интеллидженсер
Если только… Стараясь сохранять хладнокровие, Кейт перевела дух.
— Но это, вполне возможно, не простые разведывательные донесения. После смерти Уолсингема в 1590 году его секретный архив исчез, и елизаветинцы, как и ученые теперь, подозревали и подозревают в этом Фелиппеса. Архив, безусловно, имел огромную ценность. Сеть соглядатаев Уолсингема могла дать сто очков вперед подручным Д. Эдгара Гувера. Секреты, скандалы, что-либо чем-то подозрительное — что ни назовите, они это вынюхивали. На протяжении десятков лет. И соль в том, что архив так найден и не был. Быть может…
— Погодите. Вы не поясните? Почему такой ажиотаж со шпионажем именно тогда?
— Как у вас обстоят дела с английской историей?
— Хреновато, — признался Медина. — Наполовину я действительно англичанин, но рос в Испании… и никогда книгочеем не был.
— Ну, протестантскому правительству Елизаветы Первой со всех сторон угрожали католики, как извне, так тем более изнутри. Заговоры католиков зрели все время, обычно включая и местных, и заграничных игроков. Особенно испанских. И еще Папа — он издал буллу, приказывавшую его пастве принимать все меры, чтобы избавиться от Елизаветы.
— Следовательно, находилось очень много людей, пытавшихся ее убить.
— Вот именно. И к восьмидесятым годам шестнадцатого века Уолсингем наконец убедил ее в необходимости расходовать деньги на шпионаж. И вот впервые в английской истории королевское казначейство начало оплачивать счета разведки, и Уолсингем обрел возможность расширить свои операции. Опираясь на Фелиппеса, он создал широкую сеть соглядатаев и шпионов — или интеллидженсеров, как их тогда называли. Иногда его люди использовали для вербовки угрозы и запугивания, но чаще достаточно было обещать денежное вознаграждение. В результате Уолсингем получил возможность вычесывать предателей и изменников таким частым гребнем и с такой полнотой, что Джо Маккарти позеленел бы от зависти. Его люди наскребали столько грязи на кого угодно, что в любое время располагали возможностью пригрозить почти всякому, что погребут его под ней с головой.
— На редкость заманчивая обстановка, — заметил Медина сухо.
— Согласна. Когда речь заходит о елизаветинской Англии, людям обычно вспоминаются Шекспир и королевские празднества. Но блеск маскировал страшное полицейское государство. Никакого понятия о принципе невиновности, пока вина не доказана. Если речь шла о безопасности королевы, достаточно было подозрений. А потому утверждения доносчика — разоблачителя тайн и грехов — могли отправить вас в застенок вот так… — закончила Кейт, щелкнув пальцами.
— Вы сказали, что архив Уолсингема после его смерти исчез?
Кейт кивнула.
— Более чем на четыреста лет.
— И вы думаете…
Я думаю, этот манускрипт может содержать доказательства, что архив забрал Фелиппес. Что он просеял десятилетиями накапливавшуюся писанину, отобрал наиболее сочные доносы, переплел их, и пожалуйста — «Анатомия Тайн». Сборник информации, столь же опасной для елизаветинской аристократии, как гуверовские папки для политиков США. В качестве исторического памятника «Анатомия» могла и не быть самой большой ценностью в вашем доме, но мне представляется, что вора ее продажная цена не интересовала.
— Не понимаю?
— Ну, любой специалист по Возрождению был бы рад заполучить ваш манускрипт. Опубликуйте сенсационную монографию и прославьтесь. Однако в большинстве своем кабинетные ученые отличаются мягкими манерами и не склонны к взломам или к использованию профессионалов…
Кейт на несколько секунд уставилась в пространство.
— Может быть, что-нибудь в нем остается опасным для кого-то и теперь. Ну, например, доказательство, что предок какого-нибудь нынешнего герцога был незаконнорожденным, и потомок потеряет фамильное поместье, если это обстоятельство выплывет наружу.
— Да, это уже кое-что и более того.
— Еще бы! А поскольку о вашей находке мало кому известно, будет несложно…
Тут официант поставил на столик трехъярусный серебряный поднос, нагруженный фигурной сдобой и треугольничками канапе, а также заварочные чайнички и чашки.
Кейт поблагодарила его и снова обернулась к Медине.
— Вы не могли бы рассказать мне поподробнее о вчерашнем взломе?
— Было начало вечера, — сказал он, протягивая руку за лебедем с кремовой начинкой. — Полиция полагает, что он проник в дом через заднее окно. Я оставил некоторые открытыми… в моем новом доме в Белгрейвии.
Кейт прекрасно знала его квартал — как-то неделю вела там наблюдения. На расстоянии броска камня от Букингемского дворца, район этот застраивался богатыми для богатых в начале XIX века. И остался приютом ультрафешенебельности, где происходило смешение старых и новых денег.
— Вы переехали туда недавно? — спросила она, наливая себе чаю.
Пережевывая лебедя, Медина кивнул.
— До установления новой сигнализации, когда я уезжаю, я вызываю охранника. Он позвонил в полицию, едва услышал шум. Они не слишком поторопились, но это значения не имело: вскрыв мой сейф, вор расположился отдохнуть. Вы не поверите — налил себе коньяку.
— Но причина его смерти?
— Он был вооружен. Когда мой охранник открыл дверь и увидел нацеленный в него пистолет, он выстрелил. Разумеется, целился в плечо, но под таким углом…
— Полиция его опознала?
— Пока еще нет.
— Отпечатки его пальцев проверены?
— Сегодня утром. В картотеках не значатся. — Медина повернулся к кейсу и достал пачку полароидных снимков. — Фотографии места преступления, если вам…
Кейт взяла их. На первом снимке вор поник в кресле, голова склонилась к плечу, лицо укрыто за кровью и тенями.
— Хороший костюм. На заказ. Как будто английский. Возможно, зацепка.
— Отличная идея.
Продолжая перебирать фотографии, Кейт поразилась:
— Ваш сейф… ого! Этот тип был специалистом. Он его вскрыл за пару минут?
— Если не быстрее.
Заметив, что паркет справа от сейфа Медины практически не обуглился, она добавила:
— Он, очевидно, воспользовался направленным зарядом. Раздобыть даже один такой очень непросто.
— Один какой?
— Пластиковая взрывчатка в металлической оболочке. Похоже, он использовал ее, чтобы расплавить болты, закрепляющие дверцу. Помните «Пан-Амэрикен», рейс сто три? ЦРУ удалось выследить взорвавших его ливийцев по столь же редкому новейшему устройству — бомбовому таймеру. Какой-то швейцарский эксперт изготовил их всего двенадцать. Угу, установить его личность будет не так уж сложно.
— Но мотив? Детектива это как будто не слишком заинтересовало. Собственно говоря, он на меня немножко рассердился.
— Думается, мотив я сумею найти тут, — сказала Кейт, кивнув на «Анатомию Тайн». — Дело в том, как ни неприятно мне об этом говорить, но подобный манускрипт — шестнадцатого века, заведомо единственный, — должен находиться в музее, где ему обеспечат необходимую температуру, влажность, освещение… И возможно, в Британии существует закон, требующий передачи подобных находок соответствующему культурному центру. Я не совсем поняла, как вы намерены…
— Хотя я предпочел бы не оскорблять вас как представительницу науки, — перебил Медина, — я тем не менее надеялся, что вы согласитесь, чтобы бюрократы подождали несколько дней. У меня наверху есть герметический ящик, и поскольку он пролежал там в сохранности четыреста лет…
— Продано! — сказала Кейт, засмеявшись. — Если я сканирую все страницы за вечер, а затем загерметизирую манускрипт, моя совесть как-нибудь выдержит. Но скажите, почему вы… э…
— Принимаю к сердцу?
— Угу. То, что вы говорили о ваших интересах…
— Ничего более волнующего мне уже давно не выпадало. Впрочем, требуется не так уж много, чтобы превзойти игры с цифрами. — Он помолчал, а затем продолжил, улыбнувшись своей кривой улыбкой: — К тому же кто устоит против шанса поиграть в сыщика-любителя в паре с такой сногсшибательной девушкой, как вы?
К восторгу Медины Кейт пожала плечами, вскинув ладони. Мысленно она, однако, возвела глаза к небу. Для своего описания она никогда бы не употребила определение «сногсшибательная». По мнению Кейт, ее внешность была в меру красивой, чтобы иногда оказываться полезной, но не настолько, чтобы стать помехой. Если требовалось, она легко становилась незаметной в толпе.
Но пора была вернуться к делу, и она вытащила из сумки блокнот.
— Ваш бывший преподаватель, доктор Эндрю Резерфорд, мне надо позвонить ему. — Она взглянула на свои часы. В Англии было начало одиннадцатого. — Прямо с утра будет в самый раз, я думаю. Мне хотелось бы узнать, кому он показывал манускрипт. Начать список тех, кому известно о вашем открытии. Вы не могли бы дать мне его номер? И могу я взять их? — спросила она, собирая снимки.