Роберт ван Гулик - Обезьяна и тигр
— А сейчас пройдемте со мной, господин Лэн. Его превосходительство судья очень хотел бы с вами побеседовать. Нет, переодеваться не нужно, это серое платье очень вам к лицу. Так что следуйте за мной, нам надо торопиться.
Когда они с ошеломленным ростовщиком вышли из конторы, Дао Гань сказал:
— У вас наверняка есть собственный паланкин. Не могу же я, исполняя служебный долг, идти через город пешком.
Они сели в устланный шелковыми подушками паланкин, и, когда носильщики водрузили его на плечи, Лэн тревожно сказал:
— Может быть, вы мне объясните, в чем дело. Я имею в виду, в самых общих чертах.
Он достал из рукава две связки медяков и положил на колени Дао Ганю.
— Очевидно, это касается того, что случилось вчера вечером?
Дао Гань с нескрываемым омерзением стряхнул связки медяков на колени Лэну.
— Я неподкупен, — отрезал он.
— Конечно, конечно! — торопливо запричитал ростовщик. — Но до какого момента вы неподкупны? Может быть, серебряный слиток?
Дао Гань с грустью посмотрел на сверкающее серебро и проглотил слюну. Ситуация все более осложнялась. Наконец он взял себя в руки и мрачно сказал:
— Если вы немедленно не прекратите свое недостойное занятие, я буду вынужден сообщить, что вы пытались подкупить служебное лицо.
Всю дорогу они хранили мрачное молчание, пока носильщики не опустили паланкин во внутреннем дворе судебного комплекса. Дао Гань провел ростовщика в канцелярию и велел там подождать. Лэн рухнул в кресло у дверей. Он тотчас достал из рукава шелковый платок и принялся энергично им обмахиваться. С почтительным трепетом взирал он на чиновников, с усердием работающих за четырьмя большими письменными столами.
Как только Дао Гань вернулся, толстяк вскочил на ноги и спросил:
— Ну, что там с моим делом?
Дао Гань окинул его сочувственным взглядом:
— Я не имею права раскрывать служебные тайны, господин Лэн. Но должен сказать вам: не хотел бы я оказаться на вашем месте!
Когда, обливаясь потом, Лэн вошел в кабине судьи Ди и увидел того, сидящего за столом официальном платье из зеленой парчи и в крылатой шапке, он окончательно потерял голову. Он сразу упал на колени и принялся лбом касаться пола.
— Оставьте вы эти формальности, господин Лэн, — холодно сказал судья. — Мы же не в зале суда.
Когда Лэн робко присел на краешек деревянного табурета, который пододвинул ему Дао Гань, судья продолжал:
— Должен предупредить вас, что, если я замечу, что при ответе на мои вопросы вы скрываете правду, мне придется учинить вам официальный допрос перед судом. Скажите, где вы были вчера вечером?
— О Небеса! Как я об этом не подумал! — запричитал толстяк. — А все потому, Ваше превосходительство, что я выпил лишнего, клянусь вам! Как раз перед закрытием конторы ко мне зашел мой старый приятель Цю, золотых дел мастер, и мы отправились с ним немного выпить в большой трактир возле рынка. Мы выпили по четыре порции, Ваша светлость, не больше! Я еще довольно прочно держался на ногах, о чем, наверное, вам сообщил тот бродяга.
Судья утвердительно кивнул. Он не имел ни малейшего представления, о чем говорит этот перепуганный человек. Ему просто хотелось проверить, был ли Лэн дома весь вечер, после чего показать ему перстень и спросить, кто была та девушка, которая предлагала ему эту драгоценность. Но было похоже, что всплывает что-то, о чем он даже не подозревал. Он сухо сказал:
— Я хотел бы услышать все еще раз, теперь уже из ваших собственных уст.
— Ну, я распрощался с приятелем у трактира, взобрался в свой паланкин и велел нести меня домой. Я отодвинул шторку на окошке паланкина, чтобы, знаете ли, впустить немного прохладного воздуха. Ну, и когда мы оказались как раз здесь, на углу, какая-то банда молодых шалопаев принялась меня оскорблять. «Жирный лентяй!» — кричали они, если вам угодно знать. Обычно я пропускаю такие вещи мимо ушей, но тогда я… я был… ну, если честно, то изрядно пьян, а потому, вероятно, излишне легковозбудим. Я велел своим носильщикам опустить паланкин и задать взбучку этим шалопаям. Тогда-то ко мне и подошел старый бродяга. Он пнул паланкин ногой и обвинил в том, что я издеваюсь над детьми. Такого уже я вынести не мог. Я вышел и ударил его в грудь. Он свалился на землю, где и остался лежать. — Лэн достал из рукава большой шелковый платок, вытер им пот с лица и продолжал: — Конечно же, мне следовало убедиться, что с бродягой ничего серьезного не случилось. Но это пришло мне в голову, только когда мы уже были на полпути, на склоне горы, и вечерняя прохлада несколько привела меня в чувство. Я сразу же велел остановиться и отправил носильщиков домой одних. Вы же знаете, какие это грубияны и пройдохи, им ни в чем нельзя доверять! Сам же я спустился вниз, но этого старика уже нигде не было видно. Ну, тогда я нанял новый паланкин и велел доставить меня домой. Как только я вышел у ворот своего дома, мне стало так дурно, что, извините за подробности, меня стошнило. Хорошо, что господин Ван с сыном стояли у ворот своего дома и помогли мне. Его сын — настоящий великан, но и ему стоило немалых усилий внести меня внутрь. Там я сразу заснул. Да, прекрасно понимаю, Ваше превосходительстве что мне не следовало оставлять старика, не убедившись, что с ним все в порядке. А теперь он, конечно же, подал вам жалобу. Но я готов оплатить ему причиненный ущерб, понятно, в разумных пределах, и…
Судья Ди поднялся с кресла.
— А сейчас пройдемте со мной, господин Лэн, — сухо сказал он.
Он вышел из кабинета, Дао Гань и озадаченный ростовщик последовали за ним. Когда они оказались во внутреннем дворе, судья подал знак начальнику стражи присоединиться к ним.
Они прошли по коридору в тюрьму, где судья приказал тюремщику провести их в одно из боковых помещений. Там стоял только грубый деревянный стол на двух подставках, покрытый циновкой из рисовой соломы. Судья приподнял край циновки и спросил:
— Вы знаете этого человека, господин Лэн?
Бросив на убитого беглый взгляд, Лэн вскричал:
— Он мертв! О святые Небеса, я убил его! — Он рухнул перед судьей на колени и запричитал: — Смилуйтесь, Ваше превосходительство, смилуйтесь! Это получилось случайно, клянусь вам! Я…
— У вас будет прекрасная возможность доказать это на суде, когда вы предстанете пред ним на вечернем заседании, — оборвал его судья. — А сейчас вернемся в мой кабинет, я еще не обо всем нас расспросил.
Он развернулся и вышел из комнаты, сердито размахивая широкими рукавами. Дао Гань с начальником стражи последовали за ним, прихватив с собой ростовщика. Когда они вернулись в кабинет, судья сел за письменный стол и подал Дао Ганю знак присесть напротив. Оставшись без места, Лэн стоял под недремлющим оком начальника стражи.
Судья некоторое время молча смотрел на ошарашенного ростовщика, потом внезапно спросил:
— Вы продолжаете настаивать, что никогда раньше не встречали этого бродягу? Что вы увидели его впервые только вчера, когда он вмешался в вашу ссору с мальчишками?
— Да, Ваше превосходительство, — упавшим голосом ответил Лэн.
Судья достал из рукава перстень и выложил его на стол, потом откинулся на спинку кресла и с кажущимся безразличием спросил:
— А зачем вы пытались обмануть моего помощника, когда говорили ему, что никогда не видели этого кольца?
Лэн очумело смотрел на перстень; казалось, что вопрос судьи его скорее озадачил, чем напугал. Наконец он судорожно заговорил:
— Я же не знал, что этот господин работает в судебной управе, Ваше превосходительство. Иначе я бы все ему рассказал, поскольку с этим перстнем не связано ничего особенного. Он напомнил мне об одном неприятном эпизоде, и у меня не было желания обсуждать его со случайным клиентом, появившимся в моем заведении. Если бы я знал, что это вы его послали, то я бы сразу ему все рассказал и…
— Не сомневаюсь. Но все же скажите мне, кто была та молодая женщина?
Лэн пожал округлыми плечами:
— Мне это неизвестно, Ваше превосходительство! Думаю, что подружка какого-то бродяги.
— А как она выглядела?
— Ну, довольно обычно. На ней была потертая синяя кофта без рукавов, а также медные серьги и браслеты, и… кажется, припоминаю, в волосы был воткнут красный цветок. Такая, знаете ли, миловидная простушка. Выглядела она довольно привлекательно, я бы даже сказал — слишком привлекательно, поэтому я решил сам ее обслужить. Дело в том, что мои прохвосты-приказчики сразу же начинают ухаживать за хорошенькой девушкой, а это неблагоприятно сказывается на репутации заведения. Ну, она выложила кольцо, которое теперь у вас в руках, и спросила, во сколько я его оценю. Я видел, что это добротная, старинная вещица, из чистого золота, да еще с красивым изумрудом. Как вы знаете, такое украшение стоит до пяти слитков серебра. А коллекционеры могут за него дать и шесть. Ну, тогда я ей и сказал: «Если вы закладываете, я могу дать сто медных монет, а если продаете, то совершенно новенький серебряный слиток». Поскольку дело — превыше всего, даже если клиентка такая милашка. Но девчонка вырвала у меня кольцо из рук! «Это не продается!» — гордо заявила она и вышла вон. Вот и все, клянусь, Ваше превосходительство!
