Юрий Бурносов - Четыре всадника
— Я всего лишь младший архивариус, и… — Юноша запнулся и покраснел, запоздало осознав, как нелепо прозвучал его ничтожный чин в подобной ситуации, но вряд ли здешние жители разбирались в таких вещах, как секуративные чины, да и румянца на щеках его в свете факелов никто не заметил. Столичный чиновник, оказавшийся в городке столь странным образом, представлялся им спасением от напасти, и рыбак не замедлил попросить о помощи:
— Не изволите ли потрудиться о нас, хире Фолькон? Я чрезвычайно опасаюсь, что к утру число жертв вырастет…
— Что ж, до утра я в любом случае останусь в городе… — заметил юноша в смущении. — Покамест же скажу, что вы уже делаете все не так. Что проку, что вы встречаете путников на дороге? Мнится мне, что надобно сделать вот что… Есть в городе большое здание, где уместились бы все дети и женщины?
— Таких зданий несколько, хире, — закивал рыбак. — Это склады, часть из которых пустует, да еще старый арсенал, построенный в ту пору, когда сюда еще заходили военные корабли. Арсенал сложен из камня и совершенно пуст вот уже сколько лет, с той поры как гавань после сотрясания земли обмелела.
— Отлично! — воскликнул юноша. — Скорее соберите в арсенал всех детей и женщин, а мужчины, у кого есть оружие, пусть соберутся вокруг да внимательно смотрят! Насколько я понял, карлики невелики, но проворны, словно крысы; будем же и бороться с ними, как с крысами. Наготовьте побольше факелов — ночь может оказаться длинной, если вообще закончится…
Последние указания Фолькон отдавал, уже приближаясь к городскому центру, небольшой мощеной площади с часовнею посередине. Как ни странно, он и в самом деле хорошо представлял себе, что нужно делать, хотя происходящее казалось ему неким наваждением. Прочитав, пусть и безо всякой системы, множество книг, Фолькон среди прочих ознакомился и с военными трактатами и теперь полагал уместным применить хоть что-нибудь из знаний на практике.
— Что вы еще знаете о карликах, хире Клеен? — спросил юноша у толстого торговца, семенившего рядом с видом значительным.
— Что они искусны как землекопы и горняки… — отвечал толстяк, явно польщенный неожиданно обнаружившимся знакомством со столь важною персоною, как столичный чиновник-секуратор. — Остальное вам бы спросить у стариков — в них мало кто верил, в карликов-то, а, видать, зря…
Старичок-священник куда-то подевался — очевидно, отправился к своему коллеге, фрате Элингу. Детей и женщин уже собирали в арсенал, крепкое одноэтажное здание без окон и с одними токмо воротами. Фолькон подумал, что еще лучшею защитою было бы посадить их на корабли, ибо вода всяко удержит карликов, но утлые рыбацкие лодки мало подходили для такой цели, да и море стало неспокойным.
Горожане тем временем вооружались. Распоряжаясь через кривого рыбака — а звали его Реенсакер, и был он старшиною рыбацкой артели, — Фолькон велел не брать луков и арбалетов, но отдавать предпочтение топорам, мечам и простым дубинам, ибо небольшое и юркое существо куда проще поразить обычною палкою, нежели арбалетным болтом или стрелою. Для себя он выбрал довольно сносную шпагу — скорее для солидности и привычки ради, нежели как серьезное оружие противу зловредных карликов, — а также топор на длинной рукояти, вроде как у алебарды, но чуть покороче.
Время подошло к полуночи, а карлики никак себя не проявляли. Фолькон как раз отдавал должное горшку овощного супу, когда к нему привели древнего старика, поведавшего, что в молодости он не раз видел каменных карликов в горах и даже прикончил одного; по словам старца выходило, что карлики пребольно кусаются, а помимо того вооружены копьями и мечами, иного же оружия не знают. Хотя, добавил старик, кто знает, что они могли выдумать за прошедшие годы в своих подземных обиталищах.
— Что же заставило их, столько лет не казавших виду, выйти на поверхность и напасть на людей? — спросил в недоумении Фолькон.
— Кто ж их знает, хире, — прошамкал старик. — Не иначе, почуяли какую напасть… Солнце небось тоже неспроста пропало, а, хире? Сколько живу, такого не помню…
Тут юноше припомнились три розы, нетопырь и долгоносик, Третья Книга Марцина Фруде и слова: «А кто поймет, тот восплачет, ибо ничего сделать нельзя». Дорого дал бы Мальтус Фолькон, чтобы сейчас оказаться рядом с субкомиссаром Бофранком, но дело обстояло так, что юноша давно уже не ведал, что происходит в столице. Внезапно ему стало ясно, что и набежавшая столь не вовремя тьма, и появление карликов могут быть напрямую связаны с историей, которую он безуспешно тщился понять вот уже столько времени, с историей, главным участником коей был Хаиме Бофранк.
Однако судьбе было угодно, чтобы нынешняя ночь сделала Мальтуса Фолькона единственной надеждой добрых двух сотен горожан, которым объяснять про Фруде и мрачные пророчества было нельзя, да и не к чему.
Оставалось ждать. Кстати вспомнились и строки стихов, читанных бог весть когда:
Что с нами произойдет
вскоре, в этом году?
Зловещих дел чехарду
принес с собой этот год.
Судьба, что ни день, нам шлет
новых угроз череду.
Что с нами произойдет
вскоре, в этом году?
Пусть явится то, что нас ждет!
Очнуться в раю иль в аду
написано мне на роду?
Новое небо грядет.
Что с нами произойдет?
Тяжело вздохнув, юноша прислонил к стене свое оружие и подумал, что не ведает, какова судьба друзей его, уцелели ли они в морском крушении и чем они заняты в сей момент; кто знает, может быть, им приходится куда как несладко и все его треволнения суть прах в сравнении с выпавшими на их долю!
Наверное, пришло время рассказать немного о злоключениях, выпавших на долю юного Мальтуса Фолькона прежде, чем мы обнаружили его во влекомой осликами повозке на морском побережье.
Когда буря с ужасной силою набросилась на суденышко, на коем с острова Брос-де-Эльде бежали наши герои, юноша упустил из рук весло, тотчас канувшее в пучину вод. Смытый бочонок с водою ударил его по голове, отчего Мальтус Фолькон, слегка оглушенный, рухнул на днище и лежал там в полузабытьи, уставясь в почти черное небо, кое раздирали вспышки молний…
— Смотрите! — услыхал он вопль монаха и тотчас узрел, как на лодку катится новая волна — она казалась высотою с Фиолетовый Дом, — вспенившаяся и грозная. Чудовищный удар подбросил лодку едва ли не к самым небесам, юноша не успел уцепиться ни за какую снасть и высоко взлетел над бушующей морской поверхностью. Ясно увидел он под собою разламываемую волнами лодку, своих спутников, яркий росчерк молнии… Обыкновенно такое изображают на гравюрах, посвященных кораблекрушениям и ужасам морских плаваний, но юноша недолго мог созерцать открывшуюся панораму, ибо обрушился в воду, вследствие высоты падения уйдя на изрядную глубину, и забарахтался там с одною лишь мыслью — скорее всплыть наверх и сделать хотя бы глоток воздуха.
Юный Фолькон вовсе не умел плавать и был немало удивлен, когда обнаружил в себе некоторую способность к данному способу передвижения. По крайней мере, утонуть он не утонул, а когда наконец вынырнул, то не обнаружил ни лодки, ни своих несчастных товарищей. Тщетно кричал он и звал, тщетно метался туда и сюда, борясь с волнами, — никто не отозвался, никого не было видно. Однако юноша не спешил зачислять друзей в погибшие, здраво рассудив, что их могло разнести течением достаточно далеко в разные стороны и, вполне вероятно, все они благополучно доберутся до берега, ежели таковой есть неподалеку.
С превеликим трудом Фолькон освободился от тяжелой одежды, оставив на себе лишь то, что обеспечило бы минимум приличий, появись он на берегу в присутствии людей, — а именно тонкое шелковое белье и пояс, в клапане которого он хранил свою бляху чиновника Секуративной Палаты. Он по-прежнему держался на плаву, колотя руками, как это делают брошенные в воду собаки, но неумение плавать сказывалось, да и силы его были почти на исходе.
Спас юношу, как ни странно, давешний бочонок с водою, столь подлым образом ударивший его по голове. Он выскочил из пучины, словно большой поплавок; воды в нем было не столь много, чтобы бочонок затонул, содержавшийся внутри воздух обеспечивал отличную плавучесть, и Фолькон с радостью вцепился в кожаные ремни, оплетавшие бочонок поверх кованых обручей.
Теперь юноша мог отдохнуть и оценить свое положение. Особенно подбодрило его то, что в бочонке имелся некоторый запас питьевой воды: Фолькону было ведомо, что от жажды человек гибнет не в пример скорее, нежели от голода.
Направления, в котором находится берег, Фолькон не ведал и счел за благо дождаться окончания бури, заметно к тому времени ослабевшей, дабы на спокойной воде осмотреться. Он помнил, как над лодкою появилась стая птиц и как Альгиус сказал, что это означает приближение суши. Какова же была радость юноши, когда небо просветлело, выглянуло солнце и совсем недалеко он увидал изломанные скальные вершины, корявые деревья, приникшие к ним, и — о чудо! — небольшую парусную лодку, шедшую вдоль берега.
![Виталий фон Ланге - Преступный мир [воспоминания сыщика]](/uploads/posts/books/38491/38491.jpg)
