Дэвид Дикинсон - Смерть на Невском проспекте
Даже четыре старших Наташиных брата, дразнивших и донимавших сестренку, сколько она себя помнит, не стали бы отрицать, что она очень хорошенькая. Выше среднего роста, но не настолько, чтобы возвышаться над толпой, стройная, гибкая, с яркими темными глазами и пышными каштановыми волосами. На вокзал Наташа явилась в мехах и кое-кому из присутствующих на перроне действительно напомнила толстовскую героиню. А явилась она туда затем, чтобы проводить одного молодого человека. Мишу Шапорова Наташа знала с детства, и сейчас, когда, по ее мнению, долгое знакомство как раз могло обратиться во что-то иное, что-то более захватывающее, ему вздумалось оставить Россию ради туманов Лондона! И кстати, где ж он, думала она, взглядывая на часы и понимая, что поезд отправится уже через пять минут. Впрочем, если вы Шапоров, улыбнулась она про себя, вы, наверно, можете позволить себе опоздать на поезд — потому что, наверно, можете позволить себе тут же купить другой. Дело в том, что Шапоровы не удовлетворились огромными земельными владениями, полученными на государевой службе. Они занялись банковским делом, страхованием и прочими денежными материями, в которых Наташа ничегошеньки не понимала. Как бы то ни было, поговаривали, что Шапоровы куда богаче Романовых.
И тут она заметила его: он изо всех сил бежал к ней. Глаза сияют, на губах — улыбка.
— Наташа! Я же в другом конце поезда! Сюда, сюда!
Схватил ее за руку и потащил за собой, налетая на чужой багаж и вызывая неудовольствие тех, кто имел неосторожность попасться ему на пути.
— Вот! — выдохнул он, так и не отдышавшись. — Это мое купе!
Наташа отметила, что «купе» состояло из спальни и прекрасно обставленной гостиной. Ну не в третьем же классе ездить Шапорову!
— Тебе не кажется, что здесь тесновато, а, Миша? Может, надо бы заказать еще столовую и шеф-повара в придачу?
Шапоров расхохотался.
— Уволь, Наташа, это ведь не моя затея! Я прекрасно доехал бы в первом классе. Нет, это все отец.
Наташа помнила тот вечер, когда впервые увидела Шапорова-старшего. Это было на детском празднике, где отец Миши катал на своей широкой спине всех гостей, включая самых маленьких, и при этом грозно рычал, как лев. Точно так же он баловал теперь своих взрослых детей, заказывая им роскошные купе в поездах.
— Ты ведь уже бывал в Лондоне, да? — спросила Наташа, обеспокоенная тем, что ее поклонник — или, по крайней мере, тот, кто вполне мог бы им стать, — отбывает в неведомый, враждебный мир.
— О, много раз. Я учился там в школе, помнишь, два года до того, как поступить в Оксфорд. Лондон — отличный город. Не так красив, как Санкт-Петербург, да и англичане люди более сдержанные, чем мы, но все-таки там неплохо. А потом, — продолжил он, заметив, что Наташа как-то вдруг сникла, — отец сказал, что если я справлюсь, то через три месяца могу вернуться домой.
Интересно, подумала Наташа, а куда его зашлют потом? В Нью-Йорк? Или в Сибирь? Не подыскать ли ей кого-нибудь более… оседлого?
— Я еще не говорила тебе, что мне предложили должность придворной дамы?
— Придворной или притворной? — вяло пошутил Михаил.
— Придворной, при императрице в Царском Селе, — с гордостью сказала Наташа. — Им нужна разумная и здравомыслящая девушка, чтобы поддерживать разговор с великими княжнами и так далее. Единственное, в чем они меня проверили, это достаточно ли бегло я говорю по-французски. Как ты знаешь, достаточно. Так что я принята!
Михаил осторожно на нее покосился. Разумная? Здравомыслящая? Назвал бы он Наташу здравомыслящей? Это не самое первое слово, которое приходило ему на ум. Красивая — безусловно. Очаровательная — да. Соблазнительная — несомненно. Может, еще и здравомыслящая? Как-то это скучное, прозаическое слово не подходит к такому дивному существу.
— Поздравляю, Наташа. Какая честь!
— Ну, может, мне еще и не понравится. Мама говорит, они там все ненормальные в Александровском дворце, а папа велел держаться подальше от бомбистов.
— Не уверен, что самое опасное — это бомбы. Лучше держись подальше от ясновидящих, целителей, столовращателей, некромантов и прочих спиритуалистов! Пару лет назад один такой шарлатан на пустом месте убедил императрицу в том, что она беременна!
Тут от головы поезда раздались пронзительные свистки. Наташе почудился взмах белым флажком. Михаил вскочил на подножку вагона, рассудив, что сможет поцеловать ее и оттуда, если представится такая возможность.
— И ты в Лондоне, пожалуйста, поосмотрительней, ладно? — наставительно сказала Наташа. — Там полно наемных убийц и прочих лихих людей. Я читала у Генри Джеймса.
— Под лихими людьми ты имеешь в виду охотниц за состоянием? Не беспокойся, Наташа! — расхохотался Шапоров.
Поезд тронулся. Паровоз пыхтел, словно в непосильных трудах. По перрону пополз сероватый дым. Наташа шла вровень с вагоном. Неожиданно Шапоров наклонился к ней, подхватил, поставил рядом с собой на ступеньку, крепко поцеловал и снова опустил на платформу.
— Береги себя, Наташа, — сказал он. — Осторожней там, во дворце!
У Наташи голова пошла кругом. Почему, почему это случилось теперь, когда он уезжает? И что это был за поцелуй — дружеский или любовный?
Любовный, сказала она себе, губы горят так, что любовный. Она уже шла быстрым шагом, почти бежала.
— И ты береги себя, Миша! Возвращайся скорее! И пиши мне! Будешь писать?
Звучно взревел паровозный гудок. Поезд набрал ход, покидая станцию.
— Конечно, буду, — послышалось Наташе. Поезд показал хвост. Она медленно направилась к дому. Про поцелуй она, конечно, никому не расскажет. Это секрет. Наташа очень любит секреты. А Лондон? В детстве у нее была гувернантка из Англии, она заставила их выучить, как далеко отсюда до Лондона. Всего-то примерно три тысячи верст. Пустяк, если сравнить с тем, как далеко до Сибири.
Часть 1
Зимний дворец
Трофимов.…все говорят только о важном, философствуют, а между тем у всех на глазах рабочие едят отвратительно, спят без подушек, по тридцати, по сорока в одной комнате, везде клопы, смрад, сырость, нравственная нечистота…
А. П. Чехов. «Вишневый сад», акт 21
Лондон, декабрь 1904 г.
Лорд Фрэнсис Пауэрскорт вгляделся в номер страницы. Да, все в порядке, 123-я — вот удача! — следует за 122-й. А ведь бывало, что 204-я страница шла сразу после 23-й, а 18-я — после 91-й. Он приступил к чтению. Ну, кажется, действительно есть такое местечко под названием Сэлсбери, сказал он себе, но там точно нет кафедрального собора, так что речь, конечно, идет о Солсбери. И тут: не розница, а ризница, не компратамент, а компартамент…
Пауэрскорт вычитывал гранки своей книги. Это был первый том издания, посвященного кафедральным соборам Англии. Всего будет три тома. Он закончил свое исследование, не пропустил ни одного собора, часто путешествуя вместе с леди Люси. Близилась та завершающая стадия работы, о которой как-то рассказывал ему опытный уже автор Джонни Фицджеральд. Чуть ли не зардевшись в счастливом смущении, он признался в том, какую необыкновенную гордость испытал, став автором опубликованной книги и увидев плод своих трудов — красивую, толстую, самую настоящую книгу с собственным именем на обложке. Пауэрскорт сейчас испытывал точно такие же чувства, а его старшие дети с горячим нетерпением следили за подготовкой книги, каждый вечер расспрашивая, как продвигается работа, и дождаться не могли, когда увидят плод трудов своего родителя в витрине книжного магазина на Пикадилли.
Страница 171-я. В Урочестере нет собора. Он есть в Уорчестере. Верующие причащаются, а не прочищаются. Не баптистервий, а баптистерий. И только он подумал, что, похоже, успеет разделаться с гранками до обеда, как в дверь деликатно постучали, и раздался негромкий кашель. Рис, дворецкий Пауэрскорта, еще один ветеран индийской армии, всегда вежливо покашливал, прежде чем войти в комнату.
— Простите за беспокойство, милорд, но прибыл джентльмен, который желает переговорить с вами. Говорит, дело безотлагательной важности.
Пауэрскорт взглянул на визитную карточку посетителя. Сэр Джереми Реддауэй, первый советник министра иностранных дел. Знаком ли он с этим Реддауэем? Может, сталкивался во время какого-нибудь расследования? Или он из многочисленных родственников леди Люси? Но тогда почему бы ему сразу не обратиться к жене?
— Он где сейчас, Рис, этот Реддауэй? В холле?
— Да, милорд.
— Проводите его в гостиную, предложите кофе и скажите, что я приду через минуту.
Не явилось ли это прошлое по мою душу, думал Пауэрскорт, складывая гранки в аккуратную стопку. Может статься, какой-то осколок старого дела выбрался на поверхность и его нужно прибрать? Прошлое, когда оно непрошено вламывается в настоящее, чревато самыми разными неприятностями и порой даже взрывоопасно.
