Клод Изнер - Происшествие на кладбище Пер-Лашез
— Напиваться дома недостойно Антуана Жана Анисе Менаже, храбреца Моску, старого служаки и солдата наполеоновской гвардии! Я отвечаю перед родиной за жизнь моих полков. Если враг пойдет в атаку, мы нападем с фланга, трам-тарарам-там-там!
Старик обращался к голубям и вороне, которые слетелись полакомиться остатками его завтрака. Он потер затылок и продолжил:
— Башка трещит, видно, норму я вчера все-таки превысил. Ты старый пьяница, Моску, и не получишь ни капли до полудня! Ладно, пора браться за работу.
Вылив остатки кофе в жаровню, папаша Моску начал продираться сквозь заросли сирени. Он распугал воробьев, споткнулся о кучу осколков лепнины, отлетел к смоковнице и приземлился на куст ломоноса.
— К бою! — выхватив нож, рявкнул он, отражая нападение невидимого противника.
Потом подошел к стоявшей у стены тачке и поднял брезент, чтобы обозреть свои богатства.
— Барахло! — недовольно проворчал он, вытаскивая из кучи зонтик, ботинок и цилиндр. — Похоже, скоро на кладбище начнут терять кальсоны! А потом и до малышни черед дойдет, станут выбрасывать детей в крапиву! — возмущался старик, ставя на траву верх от коляски.
Покончив с громоздкими предметами, папаша Моску решил примерить кучерский плащ и набросил его на плечи.
— Покрашу его в красный или в зеленый, чтобы не принимали за кучера, и выйдет отличное пальте…
Старик застыл с раскрытым ртом, не закончив фразы. Его охватил ужас. На дне тачки, упираясь затылком в обломок мраморной плиты, покоилась одетая в черное женщина. Лицо с закрытыми глазами было смертельно бледным, на груди лежал закрытый зонт.
— Будь я проклят! Безбилетная пассажирка!
Он коснулся лба незнакомки и с криком отдернул руку: женщина была мертва. Папаша Моску заметил коричневое пятнышко на ее пальто, отогнул воротник и обнаружил на шее покойницы полоску засохшей крови. Он снял с нее меховую шапочку и бережно повернул голову набок: затылок у несчастной был разбит. Убийство. Старик отпрянул назад.
— Ну и зверство… Уж я покойников на своем веку повидал — и всех похоронил. А тут… Труп в моей тачке! Это уж слишком. Но я тут ни при чем. Знаю, знаю, если выпью лишнего, сражаюсь, как лев. Но убивать женщин… Увольте! Что за негодяй решил подставить папашу Моску?
Старика била дрожь. Он опустил брезент, оттащил тачку на другую сторону двора, спрятал в зарослях калины и бузины и помчался за лопатой.
— Благодарение Небу за вчерашний дождь, будет полегче копать…
Он осмотрел тело, прежде чем хоронить, и решил забрать меховую шапочку, а залитое кровью каракулевое манто оставил. Цепочку с серебряным медальоном он продаст ювелиру с улицы Пернель, ему же предложит бриллиантовое кольцо, украшавшее средний палец левой руки покойницы. Обручальное кольцо с безымянного пальца снять не удалось, да старик и не особо старался, рассудив, что это будет нехорошо по отношению к убитой.
Папаша Моску спрятал драгоценности в карман, поплевал на ладони и принялся копать, насвистывая для бодрости духа военный марш. Он старался убедить себя, что незнакомка — павший на поле боя солдат, а сам он — генерал. Работа заняла около часа, и старик, несмотря на холод, взмок от пота. Решив, что могила достаточно глубока, папаша Моску начал стаскивать тело с тачки. Юбка у женщины задралась, обнажив ноги в шелковых чулках, и старик стыдливо отвернулся. Тело шмякнулось на землю, он столкнул его в яму, бросил сверху зонт и начал торопливо закапывать. Потом разровнял землю, присыпал могилу гравием и критическим взглядом оценил свою работу. Не хватало главного. Старик пошел прочь, бормоча себе под нос придуманную для собственного успокоения историю:
— Уверен, это он. О да, мой император, удар нанес Эммануэль Груши. Вспомните Ватерлоо. Не дай он Блюхеру соединиться с Веллингтоном, вы бы победили. Я вам докладывал. Он это знает. Ненавидит меня с тех самых пор и сегодня сумел отомстить.
Папаша Моску вернулся с двумя кустами сирени, посадил их у могилы, сунул руки в карманы и отошел полюбоваться на свою работу.
— Даже Груши не догадается, что здесь похоронена женщина, да упокоится ее душа с миром. Я заслужил отдых и могу позволить себе графинчик гусарского эликсира.
В одичавшем саду царила мирная тишина, и случившееся вдруг показалось старику сном. Вот только в кармане его куртки лежали драгоценности покойницы.
Глава вторая
Было почти девять, когда Дениза вышла к мосту Искусств. В это холодное ясное утро отсюда открывался один из прекраснейших парижских видов. Дойдя до середины моста, девушка замедлила шаг, завороженная красотой пейзажа. Слева возвышались башни Дворца правосудия, тянулась вверх стрела Сен-Шапель, за величественной громадой Нотр-Дам сверкала под солнцем стрелка острова Сите, манил прохладой парк Вечного повесы[3]. Вдалеке справа штурмовала небо Эйфелева башня. Сена выгибалась горбом под сводами Нового моста, ударялась в борта речных пароходиков и несла дальше свои желтые воды, на которых раскачивались утки.
Дениза прошла мимо Института и Школы изящных искусств, глядя, как на другой стороне набережной Малакэ букинисты и торговцы медалями пристраивают на парапете коробки с товаром. Ей потребовалось немало мужества, чтобы спросить у толстяка, одарившего ее улыбкой из-под пышных усов, как пройти к улице Сен-Пер.
Стоявшие в ряд особняки показались Денизе не такими роскошными, как на бульваре Оссман, но куда более красивыми: их потемневшие фасады устояли под натиском времени. Девушке пришлись по сердцу царившие здесь покой и какая-то провинциальная атмосфера. На улице оказалось много книжных магазинов, и Дениза не знала, какой именно принадлежит Виктору Легри. Вывеска «Эльзевир» на доме № 18 подсказала, что она у цели.
В витринах, обрамленных деревянными панелями цвета старой бронзы, стояли красные с золотым обрезом тома. Были выставлены и самые свежие издания: «Человек-зверь» Эмиля Золя, вызвавший бурные споры в обществе роман Люсьена Дескава «Унтер-офицеры», том Шекспира, открытый на странице с иллюстрацией к «Макбету». В углу витрины стояли новинки. Дениза разглядывала книги, бормоча названия вслух: «Дело вдовы Леруж» Эмиля Габорио, «Похождения Рокамболя» Понсона дю Террайля, «Тайна Эдвина Друда» Чарльза Диккенса, «Банда Фифи Воллар» Констана Геру, «Лунный камень» Уилки Коллинза. Маленькая картонная табличка гласила:
Если вы любите криминальные загадки и полицейские расследования, обращайтесь к нам, не откладывая, мы будем рады дать вам совет.Сделанная красными чернилами надпись слегка напугала Денизу, но она преодолела страх, приблизила лицо к стеклу и сумела разглядеть внутри светловолосого юношу с газетой в руках. Неожиданно кто-то начал насвистывать у нее над ухом, и девушка подняла голову. Лицеист в форме и надвинутом на глаза кепи почти касался ее локтем. Дениза незаметно отодвинулась и укрылась под козырьком соседней лавки. Она надеялась, что бывший любовник хозяйки вот-вот появится. Лицеист тоже отошел от витрины и теперь прохаживался у аптеки-кондитерской Дебова и Галле.
В дверях соседнего с книжной лавкой дома показалась толстушка в длинном фартуке с метлой в руках. Она оглядела улицу, с подозрением взглянула на Денизу и скрылась внутри, но почти сразу вернулась с ведром и вылила его на тротуар в тот самый момент, когда мимо проходила зеленщица с тележкой, так что та едва успела отскочить.
— Вы, никак, утопить меня решили, мадам Баллю?
— Простите, мадам Пиньо, я задумалась о кузене Альфонсе, том, что уехал в Сенегал. Ну так вот — он ее подхватил!
— Кого подхватил?
— Инфлюэнцу! Поим его улиточным сиропом, поим, а он все кашляет и кашляет!
— Не волнуйтесь, мадам Баллю, он поправится. Удачного вам дня!
— И вам, и вам тоже, мадам Пиньо.
Зеленщица махнула рукой в сторону книжного магазина и отправилась по своим делам, толкая перед собой тачку. Неожиданно на улицу выскочил белокурый юноша.
— Мама, подожди! — крикнул он, нагнал зеленщицу, схватил два больших яблока с вершины пирамиды из овощей и фруктов, поцеловал женщину в щеку и вернулся в магазин.
Дениза не двинулась с места. Молодой человек тут же снова вышел и крикнул, обращаясь к мужчине, стоявшему у открытого окна комнаты на втором этаже.
— Дайте мне десять минут, патрон!
Тот кивнул и закрыл створки. Дениза заметила восточный разрез его глаз и вспомнила, что мадам де Валуа часто с неудовольствием поминала лакея Виктора Легри, китайца.
Азиат был одет по английской моде: твидовый пиджак с узкими лацканами и накладными карманами с клапанами, белая рубашка, серые брюки с безукоризненной стрелкой, коричневые кожаные ботинки. Он подошел к столу с чернильницами, взял лежавшие на нем железнодорожные билеты, сунул их в бумажник и взглянул на два новых эстампа, которыми совсем недавно украсил стену: «Паром на реке Сумида» Кийонаги и «Озеро Бива» Хирошиги[4]. Налюбовавшись, он толкнул дверь туалетной комнаты, где стояла роскошная медная ванна, наклонился к зеркалу, поправил зеленый шелковый галстук, надел клетчатый шерстяной котелок и улыбнулся фотографии молодой темноволосой женщины, нежно обнимающей мальчика лет двенадцати, которая стояла в рамке на мраморном столике. Подпись гласила: «Дафнэ и Виктор, Лондон, 1872 г.».
