Александр Бушков - Комбатант
— Согласен, — сказал Бестужев.
Полковник понизил голос:
— Алексей Воинович, это, конечно, супротив наших прямых обязанностей и поручений, однако… Считайте меня монстром, но вот лично я, будь моя воля, создал бы департамент, который этих проклятых изобретателей без колебания аннулировал бы. Изобрёл ты нечто, способное людям принести нешуточные хлопоты, — встретили тебя вечерком в парадном неизвестные мазурики и по голове двинули тяжёленьким… Чудище я консервативное, а?
— Как знать, как знать… — сказал Бестужев серьёзно. — Не поможет, пожалуй, Василий Агеевич. Идеи, как говорят, в воздухе носятся. Уберёшь одного, а на другом конце Европы другой то же самое придумает. Не остановить…
— Ну хоть придержать бы, — сказал полковник. — А то сыплются эти новинки, как зерно из худого мешка, и каждую, кроме безобидного употребления, можно приспособить для таких дел, что оторопь берёт… Нет, не помешало бы тайное общество наподобие североамериканского ку-клукс-клана… изволили слышать? Вот, во-от… Позвольте уж старику помечтать…
Бестужев сказал деликатно:
— Признаться, у меня нет времени на мечтания в нынешней ситуации…
— Понятно, — кивнул полковник. — Ну что же… у меня здесь, конечно, предприятие, уступающее по размаху берлинскому нашему филиалу, не говоря уж о парижском размахе, однако ж, щи не лаптем хлебаем. Накопали быстренько кое-что. Алексей Воинович, просветите неразумного старика: зачем вам понадобилась эта экстравагантная американская девица? Режьте мне голову тупым турецким ятаганом, никак она не похожа на сыщика из державной конторы.
— Да я и сам так думаю, — сказал Бестужев. — И тем не менее… Я хочу изучить все аспекты этого дела и всех возможных соперников. На всякий случай, предосторожности ради. Чтобы понимать, чего иные наши конкуренты жаждут. Вот вам пример наглядный: Гравашоль. Из-за того, что мы совершенно не предвидели вступления в игру революционеров, политиков, произошли известные печальные события с человеческими жертвами. Мне нужно понимать ситуацию до конца.
— Ну что ж, резонно… — чуть подумав, кивнул полковник. — Есть в этом своя правда. Ну что ж… Вы осведомлены о сложностях работы в Северо-Американских Соединённых Штатах?
— Не особенно и хорошо.
— Отвратительная страна, — с чувством сказал полковник. — С точки зрения нашей работы. Хорошо ещё, что это заокеанское захолустье для нас не очень и интересно: господа ниспровергатели престолов там обитают в ничтожно малых количествах, предпочитают в Европе отираться. И слава богу, не знают, что бы мы сделали, поручи нам начальство развернуть там широкую деятельность. Ротмистр Заманский там провёл три месяца, изложил их дурацкие нравы подробно в обстоятельной записке. Вы потом почитайте в Петербурге, право, поможет… Короче говоря, в этой вывихнутой стране паспортной системы, собственно, и не существует, что в российском понятии, что в европейском. Народонаселение шебутится по стране практически без удостоверяющих личность документов. Назвался как угодно — и проверить при нужде трудновато… Мало того, у америкашек, вы только не удивляйтесь, нет единого для всей страны департамента полиции, нет единого руководства таковою. Каждая их губерния, или, по-ихнему, стэйт — наособицу. В случае такой необходимости губернским полициям меж собой договариваться приходится прямо-таки частным образом. А единого для всей страны начальства нет…
— Чёрт знает что, — сказал Бестужев. — Как же они вообще ещё существуют?
— Да вот ухитряются как-то, леший их разберёт… Дело в том, я так предполагаю, что обосновались они именно что в заокеанском захолустье. Сильных соседей, способных причинить хлопоты, нет — иначе давно сообразили бы, что без единого департамента полиции прожить трудно. Оттого и работать там трудновато — сами понимаете, при таких-то вольностях…
— Значит, не удалось ничего…
— Да что вы, батенька! — хитро усмехнулся полковник. — Не такие уж мы тетёхи… Хотя, признаюсь вам честно, кое-какие сведения собрать удалось по чистой случайности… или благоприятному стечению обстоятельств. Повезло нам, что ваша девица изволит обитать в Новом Йорке, где у нас кое-какие скромные возможности всё же имеются. Окажись иначе, просто-таки нереально было бы её искать по всей стране… А так — кое-чем похвастаться могу. Достоверно установлено, что эта ваша Луиза Хейворт имечком пользуется настоящим, невыдуманным. Что интересно, она не кто иная, как родная племянница некоего Джонатана Джэка Хейворта, миллионщика из Нового Йорка. Персона заметная, как мне сообщили. На бирже ворочает в большом масштабе, несколько заводов имеет, пробовал заниматься синематографом, но что-то там не сложилось, и отступил с большими убытками… серьёзного размаха субъект. Означенная Луиза у него совершенно официально трудится одним из секретарей. Такая вот ниточка. И как, помогла она вам?
— Не особенно, — задумчиво произнёс Бестужев. — Пока что ничего непонятно. Может, он хочет приобрести патент и аппараты единолично производить? Первое объяснение, какое подворачивается касаемо финансового воротилы и заводчика…
— Быть может, быть может, — сказал полковник. — Я своё дело сделал, а остальное вам самому выяснять…
— А что насчёт другой девицы?
— Ну, здесь всё было гораздо проще, — усмехнулся Васильев. — Франция — это вам не САСШ, слава богу, позиции и возможности у нас там сильнейшие… да и не у нас одних. Забавно получается, право, Алексей Воинович: в старых консервативных монархиях наподобие Германской империи или Австро-Венгрии мы с превеликой оглядкой работаем, в скромных масштабах, всецело, между нами говоря, от хозяев зависим, от их доброй воли. А вот в республиканской Франции с её либертэ, эгалите и прочими фратернитами ведомство наше чувствует себя вольготнейше… В своё время до того даже доходило, что президент французский охрану своей драгоценной персоны не своим сыщикам поручал, а агентам господина Рачковского, заведовавшего тогда заграничной агентурою в Париже… Забавно-с… Короче говоря, запросили мы Париж, и Гартунг в кратчайшие сроки неплохой матерьяльчик представил. Держите.
Он протянул Бестужеву не особенно толстый, незаклеенный конверт. Там оказалось два сложенных вчетверо листа веленевой бумаги, густо исписанной разборчивым почерком опытного канцеляриста. Бестужев прямо-таки в лихорадочном темпе пробежал глазами убористые строчки, почувствовал, как поневоле улыбается:
— Да это же просто прекрасно!
— Гартунг, между нами говоря, тот ещё прохвост, но работать умеет… Ваши фигуранты, как видите, ещё здесь.
— В таком случае — поработаем… — сказал Бестужев, щурясь весьма недобро. — Василий Агеевич, а парочкой агентов не сможете ли помочь? Для подкрепления тылов. Не тот это народец, чтобы одинокого рыцаря разыгрывать.
— Помогу, разумеется, — кивнул полковник. — Кое-какими силами располагаем. Да и дело ваше с самого верха управляется. Знали б вы, сколько шифродепеш на меня, болезного, обрушилось за двое последних суток, каково общее направление указаний… Право же, при нужде придётся тряхнуть стариной и самому с револьвером в кармане вам сопутствовать, хе-хе… Только, я вас прошу, Алексей Воинович, постарайтесь побыстрее управиться, пока не засветились. Засветить вас могут исключительно на активных действиях…
— Я понимаю, — сказал Бестужев. — И волокитить не намерен…
…Он следовал за женщиной на некотором отдалении ровно столько, чтобы убедиться: слежки за ней нет. Едва это стало окончательно ясно, ускорил шаг, догнал под развесистым вязом, чуть прикоснулся к локтю, приподнял котелок:
— Мадемуазель, на два слова…
— Оставьте меня в покое, — резко бросила она, даже головы не повернув, не замедлив шага. Чувствовался большой опыт в противостоянии уличным ловеласам: парижанка, ага…
— Политическая полиция, — сказал Бестужев негромко, продолжая шагать с ней в ногу. — В ваших же интересах со мной поговорить, мадемуазель Дюра. Вон там, у павильона, как раз прохаживается полицейский, но я не советовал бы вам к нему обращаться, вы себе сделаете только хуже…
Вот теперь она остановилась, взглянула с некоторой тревогой, начиная, видимо, понимать, что обычным уличным приставалой тут и не пахнет.
— Откуда вы меня знаете?
— Я, кажется, представился вполне членораздельно, — сказал Бестужев. — Мадлен Дюра, родом из департамента Овернь, тридцати одного года…
— Мне двадцать пять! — воскликнула она.
Бестужев усмехнулся:
— Согласно данным, предоставленным «Сюрете Женераль», вам именно тридцать один. Галантность тут неуместна… Далее. Вы приехали в Париж одиннадцать лет назад, чтобы, я так подозреваю, по примеру как литературных героев, так и реальных людей «покорить столицу». С покорением у вас ничего не вышло, особенных успехов не достигли: работали официанткой, позировали художникам… проституции, в общем, сторонились, но некоторые эпизоды из вашей биографии, скажем, совместное проживание с неким господином на бульваре Распай и другим, на авеню Клебер, никак не отнести к романтическим… В конце концов познакомились с Жаком Руле, коему служите как ассистенткой, так и в несколько ином качестве… Это, так сказать, основные вехи вашей не особенно сложной биографии. Желаете, чтобы я их расцветил подробностями и живописными деталями?
