Евгений Сухов - Генералы шального азарта
Такого рукоплескания дощатый балаган еще не слышал. Казалось, хлопают в ладоши не несколько сотен зрителей, а целая тысяча.
«Железная маска» поднялся с пола малость сконфуженный. Теперь он уже не был Великолепным и уж тем более Непревзойденным. Но более всего зрители радовались за цехового: ведь он получит целых сто рублей!
Со сцены они – «Железная маска» и Давыдовский – ушли в обнимку, как добрые товарищи. «Железная маска» обнимал «графа» за плечи все время, покудова на них смотрели зрители. А когда они скрылись за кулисами, резко отнял руку, будто обжегся.
– Ты что наделал? – накинулся на Давыдовского Сигизмунд Карлович, наблюдавший за схваткой из-за кулис. – Ты же уничтожил один из лучших моих номеров! Кто же теперь пойдет на «Железную маску», если его может свалить с ног простой цеховой?
– Но вы же сами сказали, чтобы я согласился с ним бороться, когда он обратится к публике, – возразил Давыдовский. – А я все привык делать на совесть.
– Вы должны были только согласиться. Не хватало, чтоб вы его еще побороли…
– Ну, это уж вы, Сигизмунд Карлович, зря так, – пробубнил «Железная маска». – Никогда бы он меня не поборол.
– Не факт! – раздраженно ответил ему антрепренер. – Ведь положил же он тебя на пол?
– Случайно, – пробубнил «Великолепный» и снял маску. Под ней оказались довольно полные щеки и небольшие глазки, смотрящие теперь виновато и печально. – Да и не ожидал я…
– Как насчет сотенной? – спросил Давыдовский, которому наскучило слушать пререкания артиста и циркового антрепренера. – Где изволите получить?
– Что? – перевел на него свой взор Сигизмунд Карлович.
«Великолепный» тоже смотрел на «графа» удивленно.
– Сто рублей извольте выдать! – твердо произнес Давыдовский, глядя прямо в глаза Сигизмунда Карловича.
– Какие сто рублей? – искренне удивился антрепренер. – Речь же шла о четвертной?
– Вот он, – Давыдовский указал на «Железную маску», снявшего маску, – сказал, что если кто собьет его с ног, то получит вознаграждение в размере ста рублей. Было такое? – посмотрел в упор на атлета «граф».
– Ну… – неопределенно ответил «Великолепный».
– Было! – ответил за него Давыдовский. – Я сбил его с ног на глазах публики. Так что извольте мне выдать сто рублей…
– Но это он обещал, а не я, – быстро перевел стрелки с себя на «Великолепного» Сигизмунд Карлович.
– А мне без разницы, кто будет мне платить, – заявил Давыдовский и заметно посмурнел. Он уже понял, что с сотенной его хотят «прокатить».
– Но у меня нет ста рублей, – заявил атлет. – Я же не думал, что он меня и вправду повалит…
– Это твои проблемы, – сказал Сигизмунд Карлович и сделал попытку отойти. Но Давыдовский придержал его за руку.
– Теперь это ваши проблемы, – твердо сказал он.
– Ну, вот что, господин хороший, – стал закипать Сигизмунд Карлович. – Вы пришли сюда практически голый, мы вас одели, обули, дали заработать, а вы еще и возмущаетесь. Идите в бухгалтерию, получайте свои двадцать пять рублей и ступайте себе подобру-поздорову…
– Что?! – сжал кулаки «граф». – Вы что, пугаете меня?
Сигизмунд Карлович посмотрел на атлета:
– Ну, что стоишь истуканом, сделай что-нибудь.
«Великолепный» усмехнулся и схватил Давыдовского за плечо. Схватил так, что у «графа» потемнело в глазах. Казалось, плечо попало в железные тиски, которые его вот-вот раздавят. Мгновенно озлившись – а это у вспыльчивого «графа» происходило всегда очень быстро, – Давыдовский что было силы ударил атлета сильно сжатым кулаком в обширный живот. Потом еще раз и еще. Получилась серия мощных и резких ударов, которую ни «Великолепный», ни Сигизмунд Карлович не только не успели оценить, но даже практически и не заметили. И атлет, охнув и согнувшись, стал заваливаться на бок, пока не рухнул со стоном на пол.
– Может, еще чем-нибудь меня попугаете? – зло спросил Давыдовский, упершись колючим взором в лицо антрепренера.
– Ну, знаете… – только и нашелся, что ответить Сигизмунд Карлович.
– Послушайте, – несколько смягчив тон, сказал Давыдовский. – Не усложняйте ситуацию, выдайте мне мою сотню. Иначе я сейчас выйду к публике и объявлю, что ваш атлет – лжец, и никакой сотни он мне не дал. И что в настоящее время эта ваша «Железная маска» лежит на полу и сучит ножками, получив от меня пару ударов в живот. А еще я добавлю, что у дирекции цирка имеется привычка вводить публику в заблуждение, и что она потакает…
– Довольно, – устало произнес Сигизмунд Карлович.
Он полез во внутренний карман своего сюртука, достал портмоне и отсчитал Давыдовскому сотню рублей четырьмя четвертными билетами.
– Все? – посмотрел на «графа» Сигизмунд Карлович. – Теперь ваша душенька довольна?
– Вполне, – ответил Давыдовский.
– Одежду верните в гардеробную, пожалуйста.
– Несколько позже, – улыбнулся «цеховой». – Я пришлю ее вам с нарочным…
Когда он проходил звериным загоном, к нему подошли трое цирковых. Ребята все были крепкие как на подбор, поэтому Давыдовский насторожился и собрался – мало ли что. И вовремя. Потому как, перегородив ему дальнейший путь, первый из троицы потребовал вернуть сотенную Сигизмунду.
– Щас, разбежался, – ответил Давыдовский, и тут второй из цирковых незаметно зашел сбоку и ударил «графа» в глаз, отчего тот на долю секунды поплыл. В следующее мгновение он собрался и тотчас ответил сильнейшим ударом слева, заставив обидчика упасть на пол. Другого, стоявшего прямо перед ним, он опрокинул прямым ударом, а третьего, набежавшего, пнул в пах, заставив согнуться пополам.
Минут через семь-восемь сын тайного советника Павел Иванович Давыдовский вышагивал по направлению к гостинице на Воскресенской, напевая про себя какой-то веселенький и легкомысленный мотивчик. Настроение было превосходным, как и бывает после того, когда нелегкое дело наконец выполнено.
В нумер Долгорукова «граф» вошел с первым ударом часов на Спасской башне крепости, отбивавших два часа пополудни.
Глава 13
В исподнем по городу. Африканыч
Неофитова оставили в одном исподнем на Институтской улице, как раз напротив каменной ограды Родионовского института благородных девиц. Не хватало еще, чтобы ворота благородного заведения распахнулись и из него вышли бы попарно воспитанницы института в единообразных фартучках и шляпках. Вот был бы конфуз! Впрочем, еще вопрос, кто более испытал бы в таком случае неловкость: Африканыч или благовоспитанные институтки? Надо полагать, более сконфузились бы благородные девицы, поскольку, окромя сторожа и истопника в зимние и холодные времена, мужчин они не видят. И образ практически голого субъекта, шибко волосатого и ладно скроенного, произвел бы на них эффект не меньший, нежели взрыв швейной машинки, произведенной «Singer Manufacturing Company».
Кроме того, место было довольно неудобным еще и потому, что саженях в восьми-десяти, на перекрестке улиц Институтской и Арского поля, был пост городового и стояла полицейская будка. Стоило полицианту выйти из полосатой будки, с тем чтобы поразмять косточки и бросить взгляд на Институтскую улицу, как он непременно заметил бы волосатого мужчину в одних портках. И тогда – прощай победа в соревновании. А потому, недолго думая, Африканыч затрусил по направлению к Подлужной улице, где можно было бы затеряться на время в зелени кустов и деревьев. И только он успел сделать два шага, как ему подфартило. На булыжной мостовой «орлом» кверху лежал серебряный кругляш с цифрой «15». Пятиалтынный! Да еще серебром. Ну, разве не счастье, граждане?
Подлужная была улицей мещанской. Ежели не сказать, крестьянской. Поскольку стояли здесь чисто крестьянские усадьбы, с обширными дворами, сараями и прочими принадлежностями крестьянского быта. Хлев был почти в каждом дворе, и оттуда либо мычало, либо бекало и блеяло. Здесь степенно шастали группки и даже колонны уток, а упитанные гуси, выстроившись рядком, с угрожающим шипением норовили больно ущипнуть за ногу.
Зато тут не было присутственных мест. Равно как отсутствовали дворцы, хоромы и иные дворянские особняки. Здесь вообще не имелось дворян, потому как проживать на Подлужной чиновной и образованной публике было не по рангу. Так что обитал здесь рядовой работный люд, привыкший трудиться от зари до зари, равно как и отдыхать на полную катушку. А что значит отдыхать «на полную катушку»? А это значит – с водочкой, картами, девками и прочими потехами!
Водка и девки Неофитова покуда не интересовали. А вот в картишки он бы перекинулся, благо старик Огонь-Догановский давно обучил его разным карточным фортелям и лукавствам, в каковых Африканыч преуспел лучше других «валетов». Надлежало только найти веселый дом или, на худой конец, самую захудалую «мельничку», где играют, и попытать счастья. А потом тихонько уйти из притона, по возможности не битым и не порезанным… Кто умеет играть в картишки – тот не пропадет! Кусок хлеба у него завсегда окажется, а то и с маслицем, и с икоркой, причем исключительно с зернистой. Однако не просто это – лукавить и шулерить. Здесь требуется особый навык, нахальство и недюжинная смелость. К примеру, заставляют тебя тасовать карты кучкой, а раздавать по одной, для того чтобы пресечь саму возможность шулерства – так ты соглашайся, но все равно тасуй по одной, а раздавай по паре. Причем так, чтобы это было незаметно.
