Ирина Глебова - Ангел-хранитель
Сычиха уже распрямила спину, отбросила пучок травы. Оказалось, что она высока ростом, с прямой осанкой. Викентий Павлович ответил с улыбкой:
– Сами мы из города Харькова.
– Из Малороссии, значит…
– Да, с Украины. Но очень интересуемся историей вашего края. Вот, пришлось услышать о колдовском хуторе Дурдово, о высланных сюда триста лет назад друидах. Очень стало интересно!
Старуха стояла все так же не двигаясь с места, похоже, разговаривать ей не хотелось. Но Петрусенко знал, что не отступит, пока не вовлечет ее в беседу, не услышит того, что ему нужно. Впрочем, как знать… Старуха упряма!
В это время черный поросенок стал тереться об его ноги. Машинально, не думая о том, что делает, Викентий Павлович наклонился, поднял забавного зверька на руки и стал щекотать его. Ласка животного всегда вызывала у него ответную ласку – это ведь так естественно. Внезапно взгляд у Сычихи смягчился.
– Ишь ты! – сказала она. – Нравится тебе, милок, мой питомец?
– Очень нравится! – искренне ответил Викентий Павлович. – Я никогда не видел, чтоб поросенок был при человеке вроде собачки.
– Он умней любой собаки, – ответила старуха и решительно пошла к крыльцу. Обернулась, кивнула. – Что ж, заходите, коль пришли.
В дом, однако, их не позвала. Сама села в плетеное кресло под иргой, гостям указала на скамью: давала понять, чтоб на долгие разговоры не рассчитывали. И начала говорить первая.
– Видно, что вы люди образованные. Местные нас все больше колдунами обзывают. А вы вон как – друиды! Я уже и слово-то это позабыла.
– И все же?..
– Что ж ты, милок, спрашиваешь о такой старине! Я и вчерашний день по дряхлости своей не помню, а уж про то… Но думаю – ничего такого в помине не было! Умные люди мои предки были, науками занимались, природу изучали. А в какое время-то жили? Вот и окрестили их тем иностранным словом. И пострадали они напрасно. Хорошо, живы остались…
– И все же, Евстафия Исидоровна, – Петрусенко наклонился к старухе пытливо. – Кое-какие знания от предков вам достались? По наследству?
– Да вы, оказывается, имя мое специально прознали! Готовились, значит, к визиту ко мне. – Но, судя по голосу, Сычиха удивлена не была. – А ты, Викентий Павлович, исследователь, говоришь?
– Да, – Петрусенко широко, простодушно улыбнулся ей. – Что-то в этом роде… Так что же насчет тайн природы? Умеете проникать?
– Людишки похаживают ко мне, – пожала она плечами. – Лечу их травками да заговорами разными – по мере своего разумения. Вы, конечно, правы: от дедов да родителей кое-какие знания и мне перепали. Делюсь, помогаю…
– Значит, навещает вас окрестный люд? Наверное, все больше крестьяне? А господа бывают?
– Вот вы приехали… – уклончиво ответила Сычиха.
Викентий Павлович поднялся, следом встала и Людмила. Поросенок, крутившийся у ног, тут же побежал, но не к калитке, а вокруг дома. Оглянулся, хрюкнув.
– Куда это он? – удивилась Люся. – Словно зовет за собой.
– А мы так и сделаем, пойдем следом, – сказал Викентий Павлович. – Верно ведь, Евстафия Исидоровна?
– Да уж верно! Идите, куда ведет – ведь вы туда и хотели?
Втроем они обогнули дом, вслед за своим проводником вышли в узкую боковую калитку. Оттуда тропка, через небольшой лужок, вела прямо к воротам старого погоста.
– Что же вы хотите тут увидеть? – спросила хозяйка.
– Люблю ходить по старым некрополям, – мечтательно протянул Петрусенко. – Философские мысли приходят в голову, о бренности земного, о неизбежности смерти, о том, что там, за чертой…
Он вопросительно глянул на старуху, словно ожидал от нее ответа. Но взгляд Сычевой был устремлен мимо – вперед. Викентий Павлович пожал плечами:
– А впрочем, хотел бы увидеть могилу знаменитого Антония Сураева.
– Хотел, так смотри.
Старуха остановилась у могилы, на которой неровно, боком лежала плита. Даже под густым плетением травы было видно, как безупречен ее белый мрамор. А середину ее, судя по всему, очищали совсем недавно, надпись – «Сураев Антоний Гермогенович» – была видна хорошо. В этот момент Людмила легонько вскрикнула:
– Что это?
И подняла зацепившийся за соседний куст кусок какой-то материи – красивой, легкой. Викентий Павлович взял из рук жены находку, заметив, как недобро блеснули глаза старухи. Шелковый шарфик, женский, изысканный, но грязный и порванный. Словно им что-то усиленно терли… Петрусенко быстро глянул на очищенную надпись могилы – да, скорее всего. Но даже не это занимало его. Расцветка шарфика сразу показалась ему знакомой. Теперь же, развернув его и внимательно оглядывая, он вспомнил… Первое знакомство с Тамилой Борисовной Коробовой: статная, красивая женщина в шелковом летнем костюме. Тот же шелк, та же расцветка! И верно, шея женщины была слишком обнажена – там явно не хватало шарфика. А он вот где, на погосте у колдуньи Сычихи!
Петрусенко вопросительно взглянул на старуху:
– Тамила Борисовна навещала вас недавно? Интересно… Когда же и зачем?
Сычиха удрученно покачала головой:
– Говорю же, захаживают ко мне людишки. Всех не упомнишь, стара я, память слаба…
– Ну, Евстафия Исидоровна! Эту даму вы не могли не запомнить!
– И верно, – согласилась та. – Была дама, приезжала могилу предка проведать…
– Какого предка? – не понял Петрусенко.
– А вот этого самого, – захихикала старуха. – Антония!
– Сураева?! – Викентий Павлович даже немного растерялся. – Она что же, из рода Сураевых?
– А ее девичья фамилия как раз Сураева!
Викентий и Людмила переглянулись. Это была настоящая неожиданность. Старуха довольно наблюдала за их мимикой.
– Что, милок, удивила я тебя?
– Удивили, Евстафия Исидоровна, – согласился он. – Но, подозреваю, вы могли бы удивить меня гораздо больше, если бы захотели.
– Кто знает, может, и захочу!
У нее почему-то поменялось настроение: появилась доброжелательность, даже игривость. И Петрусенко тут же воспользовался этим.
– Когда же состоялся визит к могиле предка?
– Точную дату не скажу, но уж месяц миновал… В июле это было, как раз липа стояла в самом цвету.
Петрусенко едва сдержался, чтобы не кивнуть удовлетворенно.
– Тамила Борисовна, я знаю, мигренями страдает. Неужто не попросила у вас какого-нибудь целебного отвара или настоя? От бессонницы или еще чего-нибудь.
– Просила, просила! – Старуха опять закивала весело и охотно. – Дала я ей одно питье, очень редкое, никто до нее таким не интересовался. А ей вот захотелось на себе испробовать, а потом в книжке описать.
– Оч-чень интересно! Что же от этого питья происходит с человеком?
– Душа покидает тело, и оно живет само по себе – словно мертвец оживший. А потом все возвращается на свои места, вреда человеку от этого нет.
– Значит, госпожа Коробова-Сураева захотела поэкспериментировать, испытать сильные ощущения?
– Почему нет? – пожала плечами старуха. – Ее предок великим колдуном слыл…
Сычева снизошла до того, что пошла провожать своих незваных гостей. Они шли следом за ней по хуторской улице, держа коней в поводу, посматривали на тихие, безлюдные дворы и дома.
– Евстафия Исидоровна, – спросил Петрусенко, – я слыхал, вы давно одна здесь живете.
– Давно, милок. Привыкла, да и куда мне на старости лет податься…
– А вот смотрю я на дома, странное чувство какое-то появляется… Словно хозяева их только-только ненадолго вышли. Нигде ни рама не перекосилась, ни крыльцо не провалилось, да и дворы ухоженные…
Сычиха искоса поглядела на него.
– Я и ухаживаю за ними, времени у меня много. Сегодня в одном дворе приберусь, завтра в другом, там дощечку поправлю, там гвоздик вобью…
Попрощались на околице. Когда Викентий и Людмила уже сидели в седлах, старуха спросила насмешливо:
– Побывали у колдуньи, а она вам ничего не наколдовала! Обидно, небось?
– Спасибо вам, госпожа Сычева, за гостеприимство, – ответила ей Людмила. – Это вы на нас не обижайтесь: явились незваными, помешали вам…
– Прощайте!
Сычиха махнула рукой. И когда они уже тронули шагом коней, вдруг добавила:
– А сынок ваш приемный уже письмо написал и отправил. С государем-батюшкой встречался…
Обратная дорога уже не казалась такой необычной и таинственной. Скорее волновали последние слова Сычихи, особенно Людмилу.
– Викентий, откуда ей знать, что у нас есть приемный сын? Необъяснимо!
– Все объяснимо, если она на самом деле колдунья… Шучу, шучу!
– Нет, все-таки! И при чем тут государь? Где бы Митя мог с ним встретиться?
– Да, Люсенька, старуха необычная. Согласись, есть в ней все-таки что-то… эдакое! Как ты сказала – необъяснимое. А заметила ты, что она в какой-то момент вдруг решила выдать нам Коробову?
– Верно! Поначалу недовольна была расспросами, на забывчивость жаловалась. А потом все взяла и рассказала: и зачем Коробова приезжала, и что за питье у нее взяла.
