Эндрю Олвик - Следы апостолов
— Поваренная, соль? — сделав ударение на первом слове, поинтересовался Генрих.
— Она самая, натрий хлор. Химию изучали?
— Безусловно, но это не самый любимый мой предмет, — ответил Генрих, — а зачем вам мои познания?
— Думаю вот, насколько я помню, соль не входит в состав ни одного взрывчатого вещества, — вслух размышлял Штольберг, — а если бы и входила, то мы бы не нашли ее здесь в таком рафинированном виде. Она бы вступила в реакцию и не оставила следов. Следовательно, тут дело в другом…
— Ладно, Эрих, — Генрих протягинул Штольбергу ключи от «Опеля-Амирала», — бак полный. А у меня своих дел хватает. Ключи от подвалов при мне, благодарю за содействие и желаю вам удачи в решении ваших химических и не только химических задач. Да, и не подведите, машина должна быть завтра утром у меня под окнами, иначе, сами понимаете — доктор Вагнер порвет меня на куски. Чует мое сердце, что в ближайшие дни он оклемается. Хайль Гитлер! — Генрих повернулся кругом и направился в сторону замка.
— Хайль! — отмахнулся Штольберг. Он, опустившись на кор-точки, продолжил с увлечением разгадывать свою пиротехни-ческую головоломку.
Ближе к вечеру Эрих подогнал машину к дому Гетлинга. Лотар вынес и положил в багажник два обшитых брезентом фанерных ящика с надписями «1» и «2» по всем своим шести граням. Сразу после того, как стало известно о способе переправки, подельники расфасовали ценности по ящикам, и чтоб не перепутать свое добро с чужим, пометили их цифрами. На заднее сиденье «Адмирала» Гетлинг положил автомат, несколько штук всегда напоминающих Штольбергу яйца Фаберже наступательных гранат М-39, дополнительные обоймы к своему «Вальтеру».
— Лотар, тут ехать всего километров шестьдесят, а вы экипировались, будто собираетесь в одиночку штурмовать Л он-дон, — съехидничал Эрих.
— Лишнее оружие и боеприпасы никогда не помешают, — заметил Гетлинг, усаживаясь за руль и заводя мотор, — особенно если их не приходится тянуть на своем горбу. Я же не спрашиваю вас, зачем вы взяли свой фотоаппарат. Вам наверно хочется отснять момент, как мы торжественно грузим наше золото на борт аэроплана? — не остался в долгу Гетлинг.
— Да нет, — замялся Штольберг, — вдруг я увижу по дороге что-нибудь достойное внимания. Фотоаппарат всегда может пригодиться.
— Автомат тоже. Вы бы лучше о другом думали, — продолжил свои подначки Гетлинг, — вы в дорогу без документов едете? Или успели сделать новые, взамен утонувших вместе с формой? Кстати, ничего ценного больше не утонуло? Боевые награды, деньги…? Да, и еще, когда будете печатать снимки, обязательно сделайте мне на память одно фото, то, где вы с голой жопой. Я успел вас щелкнуть пару раз. Ради бога, не подумайте, что я педераст, мне эта фотография нужна чисто для потехи — поржать на старости лет. Гы, гы, гы…
— Идите вы к чертовой матери, Лотар, — разозлился Штольберг. — Награды дома, новые документы завтра доставят из Баранович, денег утонуло примерно марок девяносто, что вас еще интересует? Поехали!
— Ну, поехали, — Гетлинг снял «Вальтер» с предохранителя, положил его на пол у сиденья между ног, выжал сцепление, включил передачу и надавил на газ. — Расскажите лучше, что там удалось нарыть по поводу взрыва в замке?
— Вообще-то, проводить подобные расследования — это ваша работа, которую я сделал сегодня вместо вас. Так что цените мою доброту, — заметил комендант.
— Ну и, — пропустив замечание товарища мимо ушей, потребовал продолжения Лотар.
— В общем, картина мне видится таким образом, — закурив сигарету и выпустив дым в окно, пояснил Эрих, — театр теней. На землю высыпается соль, поливается спиртом, наверх кладется медленно горящая фигурка Черной Дамы, допустим из плотного картона или жестянки, все это дело поджигается. В результате образуется облачко мертвенного сияния. Можно еще издалека подсветить облако фонарем. Если есть нужда травмировать не только психику, но и тело врага, то место минируется, как это и произошло вчера. По-моему все просто.
— Сами додумались или видели подобное где-нибудь, — одобрив гипотезу, спросил Гетлинг.
— Сам, — ответил Штольберг и после недолгой паузы добавил, — видел.
— Да ну вас, — заржал Лотар, — давайте лучше вместе подумаем, как с этой напастью бороться. Если партизаны будут нам каждый день подобные спектакли устраивать, то это до добра не доведет. Нужно принимать контрмеры. В общем так, как вернемся, выпишем взвод карателей из Баранович, устроим облаву, и пусть они расстреляют каждого десятого. Или пятого. Сразу одумаются. Баш на баш. А как иначе..?
* * *— Себя не выдавать, в бой ни с кем не вступать, все разглядеть и намотать на ус. Понял? — инструктировал Тычко командир отряда Шмель. Участок дороги тебе известен. Вот отсюда, — командир ткнул пальцем в карту, — и до деревни Липки.
— Что-нибудь планируется в Липках? — спросил Тычко не только из чистого любопытства, а желая подтверждения полученной недавно на берегу озера информации. Очень уж хотелось старшине большего к себе доверия, которого он так и не сумел заслужить за время пребывания в отряде «Неман».
— Этого тебе знать не положено, — отрезал Шмель, — задача ясна? Бери под свое командование двух бойцов и в 19.00 приступайте.
— Есть, — Тычко отдал честь, развернулся на каблуках и, кривя физиономию, удалился строевым шагом.
Задание показалось Тычко мирной прогулкой по лесу. По дороге до самых Липок никаких немецких постов со шлагбаумами, никаких праздно шатающихся полицаев. Вообще никто не проехал. Не на что взгляд положить. «Ничего интересного», — размышлял старшина. Выйдя на опушку леса, с которого просматривалась дорога, пересекающая огромное уходящее вниз под уклон поле, Тычко устроил небольшой привал. С севера к дороге на Липки примыкала еще одна грунтовка, на которой бойцы и рассмотрели пылящий на высокой скорости «Опель-Адмирал». До опушки леса автомобилю оставалось минут пять. Времени на раздумье было в обрез.
«На таких авто только генеральские чины ездят, — быстро рассудил старшина, — следовательно выход один — атаковать и брать в плен. И плевать на приказ в бой не вступать. Быть может, от удачно проведенной операции зависят судьбы не только фронтовых операций, но и победы в целом. Если все пройдет удачно, то можно колоть дырку на гимнастерке под «Красную Звезду», а то и гляди под «Героя Советского Союза».
— К бою, — скомандовал Тычко и рухнув в заросли черники в нескольких десятках метров от того места, где дорога врезалась в лес, взвел затвор трехлинейки. Подчиненные бойцы — два ледащих крестьянина, недавно принятые в отряд, рухнули по бокам и тоже навели на дорогу свои берданки.
— Дык ведь, гэта, камандыр, як яго, — промямлил один из бойцов, — прыказано ж было не палиць!
— Отставить разговоры! Огонь только по водителю, и по моей команде, — приказал Антон.
36
Пока Островский изучал затребованное из архива дело Франца Куцего и обдумывал, вызвать ли ему того повесткой или самому заявиться к нему, пришло известие о покушении. «Так, — подумал Вадим, — а вот и зацепки начинают появляться. Не успел аноним сообщить о причастности потерпевшего к делу об убийстве старика Юркевского, как тому уже и голову проломили. Оперативненько сработали. Наконец-то все как-то начинает складываться, а то даже не знал, в какую сторону копать. Хорошо хоть жив остался. Придет в себя, надо будет наведаться, если врачи разрешат. Только бы память у него не отшибло. Смекнет сучонок, что черепно-мозговая и начнет косить под дурака. Ничего из него потом не вытянешь, хоть тресни. Формально-то закон на его стороне будет. Окажется непригоден для проведения дознания по медицинским показаниям, вот и все дела. Привет тебе, Вадик, от Франца Михалыча, у которого мыши на чердаке, и за свои слова он не ответчик. Теперь надо грамотно обыск провести, ничего не упустив. Может, что-нибудь там и отыщется, хотя слабо в это верится».
Выяснив, кто из оперативников на выезде, он вышел на улицу, сел в машину и спустя десять минут был уже на месте преступления.
В доме работала оперативная группа.
— Что свидетели? — спросил Вадим у старшего, останавливаясь на крыльце и оглядываясь в поисках следов случившегося.
— Соседка первой его обнаружила. Говорит, что ничего не слышала. Видела, как он пришел около шести. Был один и вроде трезвый.
— А во сколько обнаружила?
— Между половиной седьмого и семью.
— Дверь у него была открыта, — вступила в разговор стоявшая тут же соседка. — Гляжу, а в щели голова вроде. Я кругом-то обежала, в калитку сунулась и прямо обмерла вся. Лежит, значит, Франц Михалыч лицом вниз, кровь кругом и только пальцами по доскам скребет. У меня аж ноги чуть не подкосились.
