Борис Акунин - Сокол и Ласточка
Двое спрятавшихся за бочкой матросов все качали помпу. Цел был и лейтенант. Перед самым залпом он присел на корточки, спрятавшись за фальшборт.
Сейчас он выпрямился, навел шланг на вражеский фрегат, сравнявшийся с «Русалкой», и повернул кран.
Огненная струя с шипением вырвалась из раструба и, рассыпаясь искрами, стала поливать палубу, канаты, паруса.
«Сант-Яго» вспыхнул легко и радостно, будто только и ждал возможности превратиться в невиданный огненный цветок. По кораблю заметались живые факела, сшибаясь друг с другом и падая.
Я кричал и хлопал крыльями, охваченный жестоким ликованием. Вобще-то это на меня совершенно не похоже. Я безусловно был не в себе.
Внезапно я увидел нечто такое, отчего мое ликование растаяло.
Вражеский капитан так и не выстрелил из своей пушки. Вероятно, решил посмотреть на действенность залпа и, если англичанин уцелеет, добить его наверняка.
Не обращая внимания на ад, бушующий вокруг него, испанец быстро поворачивал дуло. В его правой руке дымился фитиль.
А лорд Руперт этого не замечал!
Я рванулся с места, чтобы прикрыть его своим телом, хотя разве остановил бы жалкий комок перьев летящую картечь?
В этот миг пылающая струя самым своим краем прошлась по квартердеку «Сант-Яго». На испанском капитане вспыхнули шляпа и парик. Рука дрогнула, ствол пушки качнулся.
Свинцовый град ударил ниже мостика – прямо по бочке с «китайской смесью». Ее кованые бока выдержали ружейный огонь, но от картечных пуль, с грецкий орех каждая, сосуд с горючим составом разлетелся на куски. Оба матроса и лейтенант были убиты на месте, а по палубе быстро поползла огненная река, растекаясь жаркими ручейками по щелям между досками.
Вот пламя побежало вверх по канатам. Один за другим стали заниматься паруса. Алое пламя на алой материи, повсюду алая кровь – слишком много алого. Еще и небо на западе, встречая вечернюю зарю, окрасилось в такой же пронзительный оттенок.
Лорд Грей был у штурвала, в одиночку наваливаясь на ручки, с которыми раньше управлялись двое.
«Русалка» медленно поворачивалась под ветер, идя по плавной дуге прочь от обреченного «Сант-Яго», с которого в воду прыгали горящие люди.
Но и наши дела были немногим лучше.
Огненная черта разделила палубу поперек, надвое. Мы с капитаном были с одной стороны, все остальные, кто еще уцелел, – с другой. Их осталось совсем немного. Десятка полтора. Они с отчаянием смотрели на своего капитана, не зная, что делать.
– Все на фок! – крикнул Грей (ко мне понемногу начинал возвращаться слух). – Поднимайте все паруса! Мне нужно подобраться к нему вплотную!
Он показал на флагман – единственный из испанских кораблей, еще сохранявший боеспособность. Пока мы сражались с «Сант-Яго», «Консепсьон» освободился от сбитых мачт, скинув их за борт, развернулся и теперь медленно шел нам навстречу.
Корвет «Идальго» по-прежнему лежал на боку, выставив напоказ обросшее водорослями днище. «Сант-Яго» беспомощно крутился на месте, напоминая причудливой формы костер.
Я не мог в это поверить. Кажется, лорд Руперт собирался продолжать бой!
Горстка матросов подняла на фок-мачте паруса, свернутые при движении под встречным ветром; окутанная дымом «Русалка» заскользила быстрее, слегка кренясь.
Оказывается, кроме нас с капитаном в кормовой части был кто-то еще.
Жмурясь от лучей заходящего солнца, из трюма поднялся квадратнолицый господин в коричневом камзоле. Я знал: это суперкарго мистер Аткинс. Участие в бою не входило в его обязанности, поэтому, пока грохотали выстрелы, он отсиживался в каюте.
Оглядевшись и поняв положение дел, старик сказал:
– Вы достаточно повоевали, милорд. Не валяйте дурака. Надо спускать флаг.
– Мой флаг? – удивился Грей и рассмеялся, словно услышал хорошую шутку.
– Вы что, не видите, черт бы вас побрал?!
Палец Аткинса показал куда-то в сторону.
По деревянным ступенькам, ведшим вниз, к пороховому погребу, стекала вязкая огненная змея.
– Велите всем спуститься с мачт, милорд! Пусть тушат огонь брезентом, иначе мы взлетим на воздух! Нам самим с этой стороны не подобраться, мы отрезаны!
Капитан крикнул матросам:
– Оставаться на местах! Когда махну рукой, брасопь реи! А вы, Аткинс, лучше помогите мне со штурвалом. Скоро нам понадобится резкий поворот.
Заламывая руки, суперкарго завопил:
– Господи, вразуми этого идиота! Через минуту будет поздно! Там же крюйт-камера!
– Успокойтесь, Аткинс. Или вы думаете, я не знаю, где на корабле что находится?
Тут мне сделался ясен самоубийственный план капитана. Ясно стало и то, что никакая сила лорда Руперта не остановит.
Суперкарго опустился на колени и начал молиться. Матросы на реях следили за поднятой рукой своего командира, не ведая, что их смертный час близок.
Я ничем не мог помочь ни этим бедным людям, ни безумцу, для которого самоуважение было дороже жизни. Погибать вместе с ними я не хотел. Не страх, но чувство долга звало меня к моей питомице.
Захлебываясь плачем, я взлетел над «Русалкой» – и вновь спустился, не в силах расстаться с Рупертом Греем. Я сел на брам-рее. Подо мной тлели паруса, становясь из алых черными.
К нам приближалась развороченная, уродливая громада линейного корабля. Весь форкасл был облеплен вооруженными людьми. Их свирепые лица говорили: пощады никому не будет. Мрачен был и адмирал, снова замаячивший на мостике. Он больше не изображал галантность. Верно, предвидел объяснения с начальством из-за тяжких, ничем не оправданных потерь.
Сотни жизней уже оборвались, истребленные свинцом, огнем и водой; в море продолжали гибнуть несчастные. Но ненасытному року этих жертв не хватило. Главное пиршество Смерти было впереди!
Лорд Руперт выпустил из-под рубашки медальон на золотой цепочке, поцеловал его и махнул рукой.
Матросы взялись за канаты, а капитан и смирившийся со своей участью суперкарго навалились на штурвал.
«Русалка» взяла поправку курса. Теперь она летела прямо на «Консепсьон».
Оглушительно захрустело дерево – это столкнулись корабли. От толчка я слетел с рея и замахал крыльями.
С испанца летели веревки с абордажными крюками, чтобы покрепче прицепить к себе фрегат. Бедные дураки, если б они знали…
Первые храбрецы с воплем посыпались на палубу «Русалки», добежали до середины судна и остановились. От квартердека их отделяла зона огня.
– Капитана живьем! – донесся громовой голос испанского адмирала.
Я увидел, что лорд Руперт смеется. Он оставил штурвал и просто стоял, скрестив руки на груди. Белая батистовая рубашка расстегнута на груди, ветер шевелит каштановые волосы на лбу.
Как же красив этот человек!
Я спустился ниже, не думая об опасности, хотя горящая смесь наверняка уже проникла в крюйт-камеру.
– Прощайте, милорд, – услышал я грустный голос суперкарго. – Какая жалость, что вы безбожник. Это значит, что на том свете нам с вами не свиде…
Тут мир сжался в упругий ком и лопнул, разлетевшись миллионом огненных брызг. Меня подбросило вверх, очень высоко – туда, где наливалось темной синевой вечереющее небо.
Глава четырнадцатая
Пленник
Меня не оглушило, не опалило крылья, иначе я бы упал в море и погиб. Спасся я благодаря тому, что вешу неполных четыре фунта – взрывная волна просто подбросила меня, как пушинку, высоко-превысоко.
Я увидел сверху обломки двух кораблей, увидел волны, сплошь в кусках дерева и черных точках человеческих голов. Если б я умел, то зарыдал бы. А так – просто закричал.
Меня неудержимо влекло к месту трагедии.
Я перевернулся, сложил крылья и устремился вниз.
Не буду описывать, что я там увидел. Для этого я слишком люблю людей и слишком неравнодушен к их страданиям. Скажу лишь одно: единственным облегчением для меня было то, что среди уцелевших Руперта Грея я не обнаружил. Должно быть, он погиб мгновенно. Его противнику, испанскому адмиралу, повезло меньше. Контуженный и обожженный, он отчаянно плыл саженками в сторону берега; его надменное горбоносое лицо было искажено ужасом – а сзади сеньора настигали две акулы, уже перевернувшиеся брюхом кверху для атаки.
Я сделал дугу в воздухе, снова взмыл вверх и полетел прочь от этого месива. Мое сердце рвалось на части. Из многих сотен жизней, так страшно оборванных судьбой, я горевал только об одной.
Сколько времени пробыл я с капитаном «Русалки»? Самое большее – полчаса. Но у меня было ощущение, что я знал его долгие годы и что от меня оторвали бесконечно ценный кусок бытия. Да что я! Весь мир будто померк и утратил один из самых прекрасных своих оттенков. Таково уж свойство истинно красивых людей: стоит им исчезнуть, и вселенная тускнеет.
Какое несчастье, какой удар, какая невозвратимая утрата, причитал я, летя к острову. А потом взял себя в руки, призвав на помощь мою вечную утешительницу философию.
Краткое знакомство с капитаном Греем безусловно обогатило меня. Это не утрата, а, наоборот, дар судьбы. Еще один важный урок, преподанный мне жизнью.
