Джеффри Форд - Портрет миссис Шарбук
— Да, но ты нужна мне. Слушай, я знаю, что был не прав тогда, когда принял тебя за миссис Шарбук. Я проявил слабость. Минутную слабость. Но клянусь, я тебе не изменял с ней. Ты не хуже меня знаешь, что я не могу тебе солгать.
— Но ты мне говорил, что она для тебя ничего не значит.
— Меня с ума свел этот заказ. Я запутался, нервы мои сдали.
— Твои нервы! — Она плюнула и брезгливо отвернулась.
— Я думал, ты придешь после смерти Шенца.
Саманта помолчала несколько мгновений, сидя спиной ко мне.
— Я хотела, — сказала она наконец. — Но видеть тебя было для меня невыносимо.
— Моя жизнь без тебя так невероятно одинока. Я только и занят тем, что брожу туда-сюда по Бродвею и прячусь в тени, чтобы мельком увидеть тебя.
Она повернулась и посмотрела на меня.
— Я тоже одинока, Пьямбо.
— Прости меня.
— Тебе лучше?
— Выживу.
— Что с тобой происходит? — прошептала она, и я заметил слезы в ее глазах.
Я вкратце рассказал ей обо всем, что случилось после нашей последней встречи. Она читала об убийствах в газетах.
Саманта встала, разгладила на себе помятое платье.
— Я ухожу.
— А что будет с нами?
Она покачала головой.
— Не знаю.
Я смотрел, как она выходит из комнаты, но только лишь попытался подняться и проводить ее, как боль в голове вернулась, приведя с собой жуткую усталость. Последнее, что я слышал, перед тем как провалиться в сон, был хлопок входной двери.
НОЧНОЙ ПОЕЗД НА ВАВИЛОН
Помнится, я где-то читал, что спать после сотрясения мозга опасно, потому что можно впасть в кому, но все же я спал. И проснулся только на следующий день. Когда я наконец поднялся с кровати, шишка на затылке побаливала, но голова прошла, и видел я отчетливо. Я оделся и отправился поесть, потому что был голоден как волк.
Направляясь домой из гастронома Билли Моулда, я решил на этот день воздержаться от поисков Шарбука. Впереди забрезжила надежда: Саманта обещала подумать о нашем воссоединении. Настроена она была довольно воинственно, и ее слова отнюдь не означали, что наши отношения вернутся в прежнее русло, но даже и малая вероятность на благополучный исход сверкнула мне солнечным лучом — единственным за много недель. Я хотел расслабиться и понаслаждаться этой вероятностью хотя бы несколько часов.
Придя домой, я принялся бродить по мастерской, пытаясь припомнить свою жизнь до того, как ее плавное течение прервала миссис Шарбук. Случилось это считаные недели назад, но моя жизнь портретиста, пишущего на заказ, казалась теперь делом далекого прошлого. Чтобы вернуться к работе, мне потребуется кое-что предпринять, поскольку я отказался от нескольких важных предложений. И хотя это произошло недавно, я с тех пор не появлялся в свете и остался без заказчиков, которые могли бы рекомендовать меня своим богатым друзьям.
Из мастерской, в которой я искал свое потерянное «я» и припоминал подходящие для моего случая литературные аллюзии, я услышал стук в дверь. Как вы, наверное, догадываетесь, открывать я не торопился. К этому моменту я уже успел получить все причитающиеся мне побои и, как уже говорил, не хотел сегодня заниматься поисками Шарбука. Но потом подумал — а вдруг это Саманта, и пошел открывать.
Увидел я, однако, не посетителя, желанного или нет, а ярко-синий конверт на верхней ступеньке, придавленный увесистым камнем, чтобы не унесло осенним ветром. Я помедлил, вспомнив проделку Саманты, но все же поднял конверт и взял в дом. Затем разорвал его у себя в гостиной.
Дорогой Пьямбо, я не забыла о наших договоренностях. Пожалуйста, простите, что временно оставила вас, но внезапное появление моего мужа вынудило меня бежать из города. Надеюсь, вы поймете меня. Садитесь в лонг-айлендский поезд до Вавилона. Со станции поезжайте в гостиницу «Ла Гранж». Я забронировала для вас номер. Об остальном вы узнаете в гостинице. Если вы не появитесь в течение ближайших дней, я отменю бронь и мой заказ. С нетерпением жду завершения нашей совместной работы.
С любовью Лусьер.
У меня не было сомнений, что послание написано рукой миссис Шарбук. Только она с ее расстроенными нервами могла разговаривать со мной тоном управляющего банком, который предлагает ссуду. И это после всего, что я претерпел по ее вине! Теперь мне нужно было принять решение: порвать письмо в клочья, проигнорировав его, и попробовать вернуться к прежнему образу жизни или, как просил Шенц, сделать пятитысячную ставку на ипподроме «Гановер», иными словами, «закончить его».
Упаковав чемоданы и собрав все необходимое для работы, я написал письмо Силлсу, прося его присмотреть за Самантой. Я ни словом не обмолвился о том, куда направляюсь. Я исходил из того, что, не успею я сделать и шага, как Морэ Шарбуку станет об этом известно и он последует за мной. Поэтому я намеревался действовать быстро, чтобы не дать ему времени упредить меня и совершить еще одну пакость. Я рассчитывал, что таким образом смогу максимально отдалить его от Саманты.
Ближе к вечеру я вышел из дома, нагруженный, как вьючный мул, — с чемоданами, несколькими свернутыми холстами, красками и мольбертом. Я отправился прямо к Греншоу и попросил миссис Греншоу отправить посыльного с письмом к Джону. Несмотря на все свое любопытство, старушка была предана старым клиентам, и я не сомневался, что мое послание доставят по назначению, даже если ей самой придется его отнести. Потом я остановил кеб и прельстил кучера обещанием хорошего вознаграждения за поездку на вокзал Флэтбуш. Мы проехали по Бруклинскому мосту, когда солнце уже садилось, заливая золотистым сиянием это чудо инженерной мысли. Я не могу не представлять себе того отдаленного будущего, когда развалины Нью-Йорка будут раскопаны, как развалины Карфагена, — какие серебряные лампы, полные ужасов и чудес, обнаружат тогда?
Я сел на последний вавилонский поезд. В Ямайке была пересадка — большинство пассажиров сошло, а я устроился поудобнее и закрыл глаза. Голова все еще побаливала, но сознание было ясным. Я решил действовать. Мысли мои обратились к Саботту, и воспоминания о нем, пробравшись в мой сон, перемешались с другими образами.
Я сидел со своим наставником вечером в мастерской, освещенной двумя свечами. Перед каждым стояло по стакану кларета. Саботт курил свою голландскую трубку, а я — сигарету. Мне было легко и хорошо. Мастер почесывал бороду и зевал. За окном по булыжнику мостовой прогрохотали копыта лошади и колеса экипажа. Откуда-то донесся стрекот сверчка. Я закрыл на мгновение глаза, а когда открыл — Саботт мне улыбался. Он вытащил изо рта трубку и что-то прошептал.
— Извините, сэр, я не расслышал, — сказал я.
Он рассмеялся про себя, прошептал что-то опять, а потом бросил взгляд назад сначала через одно плечо, потом через другое, словно проверяя, не следит ли за ним кто-нибудь.
Я знал, что он хочет раскрыть мне некий секрет. Я поставил свой стакан с вином, загасил сигарету и наклонился к нему. Саботт жестом велел подвинуться еще поближе, я встал со стула и опустился перед ним на колени. Глубоко затянувшись своей трубкой, он наклонился в мою сторону и выдул дым мне в ухо. Когда дым просочился мне в голову, я услышал всего одно слово: «Идиосинкразия». Потом наставник снова сел прямо, а я поднялся на ноги.
Когда я взглянул на него в следующий раз, он, к моему ужасу, растекся лужицей красок, этаким многоцветным водоворотом. Такое превращение напугало меня, и я попытался припомнить его имя, но у меня изо рта вылетела только длиннющая струя дыма. Я знал, что этот дым в мою голову внедрил он. Нечеткий синеватый туман перед моими глазами стал приобретать какие-то очертания и наконец принял облик миссис Шарбук. Обнаженная, она стояла за своей ширмой. Но теперь я тоже был за ширмой вместе с нею. Я вознамерился вернуть себе то, что считал безвозвратно утраченным, и устремился вслед за ним. Подбородок мой ударился о спинку сиденья передо мной, я проснулся, и как раз вовремя — кондуктор прокричал: «Следующая остановка Вавилон».
Сошел я с поезда уже ночью. Единственным транспортным средством, какое я смог найти, была открытая телега с деревянными скамьями по бокам. Однако молодой человек, сидевший на козлах, был весьма любезен и помог мне погрузить багаж. Я оказался единственным пассажиром. Начало ноября — не самое благоприятное время для поездок в прибрежных районах Лонг-Айленда. Кучер дал мне одеяло, чтобы я завернулся в него, — ночь стояла холодная, — и мы тронулись в путь. Стояла полная луна, и небо было полно звезд. Какое это облегчение — выбраться из города. Я глубоко дышал, впитывая свежий воздух, насыщенный запахами фермерских участков и леса.
Несколькими годами ранее я приезжал в эти места на вечеринку в имение Уиллетов. Семейство Уиллетов изначально владело большей частью острова, и я прошлым летом написал портрет патриарха клана. Вблизи было несколько крупных имений, принадлежавших таким семьям, как Юдаллы, Джереки, Магованы и Вандербильты. Чуть дальше на восток лежали земли Гардинера. Больше всего на южном побережье меня привлекала близость бухты и океана за ней.
