Алексей Ракитин - Неоконченный пасьянс
— Она тебе денежек дала? — уточнил Шумилов.
— Так точно-с, десять копеек.
Раухвельд и Шумилов переглянулись. Звучало сказанное довольно странно. Далеко не каждый вечер Шумилову предлагали выйти на улицу для переговоров неведомо с кем.
— Ну, хорошо, а ты-то кто такой? — спросил Шумилов.
— Чеботарёв я, Колька. Николай, значит.
— А где ты живёшь, Чеботарёв Николай? — продолжал расспрашивать Алексей Иванович.
— На Загородном, в доме госпожи Крушеванц.
— Ну ладно, Николай, возьми за службу три копейки и ступай, — Шумилов извлёк из кармана медную монету и вручил её мальчугану.
Выпроводив маленького посыльного, Алексей Иванович вернулся в кабинет и вытащил из ящика письменного стола револьвер. Приглашение выйти на улицу вселило определённое беспокойство, хотя и не очень сильное. Александр Раухвельд, увидев через приоткрытую дверь, как Шумилов снаряжает барабан револьвера, тут же решил:
— Алексей Иванович, я иду с вами!
— Бросьте, Александр, — усмехнулся Шумилов. — Сие кажется лишним.
— Вы не знаете, кто вас ждёт! Это очень странное приглашение: на улице глубокий вечер, начало одиннадцатого.
— На улице белая ночь и всё прекрасно видно, — парировал Шумилов. — Я действительно не знаю, что за женщина назначила мне свидание, но полагаю, что это какая-то замужняя дама. Опасаясь компрометации, она прибегла к такому весьма наивному способу конспирации.
— Меня не убеждают ваши слова. Как будто прежде вы не имели дел с замужними дамами. Нет, я иду с вами, не отговаривайте меня! — решил Александр Раухвельд. — В конце концов, я полицейский врач и числюсь в штате министерства внутренних дел.
Он повернулся и ушёл в свою комнату. Через полминуты Александр присоединился к Шумилову, одевавшему в прихожей старый плащ-пыльник. Дабы не утруждаться с надеванием неудобной пистолетной кобуры, Алексей Иванович решил держать револьвер в руке под плащом: засунув правую руку в карман, он через подкладку крепко охватил ствол. Револьвер оказался расположен под плащом рукоятью вверх, при этом его присутствие со стороны нисколько не бросалось в глаза из-за складок широкого плаща. В любое мгновение Шумилов мог выхватить пистолет левой рукой; будучи переученным левшой, он в равной степени хорошо владел обеими руками, так что в применении оружия проблем возникнуть не могло.
Уже перед выходом из подъезда Шумилов придержал Александра Раухвельда за рукав:
— Давайте-ка с вами разойдёмся, дабы не внушать даме беспокойство. Всё-таки, она ждёт одного мужчину, а не двух. Я пройду через двор и остановлюсь под аркой, а вы обойдите угол и пройдите по панели мимо, словно не знакомы со мною.
Так и сделали. Раухвельд немного приотстал от Шумилова и двинулся по набережной реки Фонтанки, Алексей же Иванович повернул во двор. Ворота в арке ввиду позднего часа уже были затворены, но калитка в них оставалась открыта. Поскольку Шумилов, проходя через двор, срезал угол квартала, он должен был появиться в назначенном месте несколько ранее Раухвельда, может, на минуту, может, на полминуты.
Во дворе было тихо. Многие окна были освещены и приоткрыты. Откуда-то доносился звук фортепиано, а также перебор гитарных струн; после нескольких аккордов послышался женский голос, певший романс:
Постучи же в дверь и заходи,
Ты пришёл — воистину! — от Бога,
Ждёт тебя дорога впереди,
А в дороге той лишь слёзы да тревога…
Женщина пела очень хорошо, с чувством, прекрасно поставленным голосом, Шумилов даже заслушался. Если б не надо было спешить, он бы непременно остановился на пару минут, дабы насладиться пением.
Оглядываясь по сторонам, Алексей Иванович пересёк двор и прошёл в арку, через которую попал в следующий двор. Тот, в свою очередь выходил в Лештуков переулок. Именно на выходе из этого двора Шумилова и должна была ждать женщина в пролётке.
Этот двор тоже был практически пуст. Лишь возле арки маячила фигура высокого мужчины в расстёгнутой студенческой шинели, фуражке и с тубусом для чертежей в руке. Человек поглядывал на окна дома и, судя по всему, кого-то дожидался. Шумилов прошёл мимо, внимательно рассмотрев обладателя тубуса. Это был сутулый молодой человек с длинной, но жидкой рыженькой бородёнкой, похожий на семинариста. Во всём его облике ощущалась какая-то дряблость, безволие: спина была сутула, брови сложены «домиком», как у трагического артиста, не вышедшего из роли, а полуоткрытый рот придавал лицу оглуплённое выражение. Шумилов отметил, что шинель молодого человека не имела знаков ведомственной принадлежности, но ничего настораживающего в этом не было, так в столице ходили многие бывшие и действующие студенты.
Обменявшись с молодым человеком быстрыми взглядами, Алексей Иванович прошёл мимо и нырнул под арку. Ворота там тоже были закрыты дворниками на ночь, но калитка оставалась распахнутой настежь. Выйдя из двора в Лештуков переулок, он остановился и огляделся: было тихо и пустынно, никакого экипажа не было и в помине. Прошла секунда-две-три… ничего не происходило. Шумилов крутанулся на каблуках. Молодой человек в студенческой шинельке неспешно шёл следом за ним по направлению из двора. Из-за угла, от Фонтанки, появился Александр Раухвельд; он шёл гуляющим шагом, не глядя на Шумилова.
Глупо как-то всё получалось. Шумилов был уверен, что встретит женщину, но видно, что-то не сложилось. Он повернул назад, под арку и опять столкнулся со студентом. Тот посторонился, давая ему пройти, открыл тубус, причём картонная крышка хлопнула как пробка от бутылки шампанского. В это мгновение время точно замедлило свой бег, секунды словно стали длиннее, звуки сделались громче, а краски — ярче. Как будто что-то повернулось в голове Шумилова, он вроде бы продолжал шагать мимо студента, но боковым зрением наблюдал за тем, как тот вытаскивает из раскрытого тубуса странного вида молоток, с рукояткой длиною аршин, если не более. Молоток был наподобие тех, какими пользуются путевые обходчики для выстукивания рельсов. Шумилов всё ещё продолжать делать шаг, а студент, отбросив тубус, замахнулся молотком.
И тут эффект растянутых секунд исчез, сменившись прямо противоположным. Время точно съёжилось, впрессовав в короткие промежутки множество действий. Студент послал свой необычный молоток сверху вниз, а Шумилов подался всем телом назад и запустил руку под плащ, норовя схватить пистолет. "Э-э-эх!" — натужно выдохнул молодой человек, точно дрова колол. Шумилов же, чувствуя, что не успевает уйти из-под удара, как мог, отклонился назад и молоток, стремительно описав большую дугу, чётко вписался в самый край его правого плеча.
Шумилову показалось, что у него просто-напросто оторвалась рука. Если бы в ту секунду Алексей Иванович увидел, как она вываливается из рукава плаща на землю, то нисколько бы этому не удивился. Боль была такая, словно кирпичный дом вдруг упал ему на руку; в глазах почернело, и Шумилов выкрикнул, будучи не в силах контролировать себя: "сука!" Крик этот был вовсе не следствием наличия или отсутствия мужества, это была обычная рефлекторная реакция, подобная той, что заставляет собаку скулить, а ребёнка плакать.
Рыжебородый студент, услышав крик, осклабился, Шумилов очень хорошо видел его шевельнувшиеся губы. И тут же из-под полы плаща вывалился пистолет; парализованные болью пальцы не смогли его больше удерживать. Шумилов оказался один на один с противником, выше его ростом, моложе и к тому же вооружённым молотком. Неравенство сил было очевидным. Если к этому добавить повисшую безвольной плетью правую руку, то положение Алексея Ивановича следовало признать отчаянным. "Похоже, конец", — чётко сознавая драматичность происходившего, подумал он. И мысль эта вызвала прилив гнева; Шумилов подался вперёд и ударил противника в лицо левой рукой. Из-за большой дистанции получился не удар, а какой-то мазок, кулак едва достал цель.
Студент завёл руку с молотком для нового удара, и Шумилову не оставалось ничего другого, как прыгнуть на противника. Это, пожалуй, было единственное, что он мог сделать для того, чтобы уклониться от удара, грозившего стать фатальным. Вцепившись здоровой рукой в ворот чёрной шинели, Алексей Иванович попытался ударить противника коленом. Тот в свою очередь постарался оттолкнуть повисшего на нём Шумилова. Возникшая возня была для последнего проигрышной ввиду травмы руки и очевидного неравенства сил, но тут случилось то, на что Шумилов никак не рассчитывал.
— Что тут происходит?! — раздался за спиной голос Раухвельда и через мгновение под аркой грохнул револьверный выстрел. — А ну прекратить немедля!
Шумилов напрочь забыл об Александре.
Студент рванулся прочь, Шумилов, не удержавший равновесия, упал, но тут же вскочил на ноги, не забыв поднять недавно обронённый револьвер. Студент, гулко топая растоптанными, похожими на лапти, старыми туфлями помчался вглубь двора.
