Кэролайн Роу - Припарка для целителя
Однако Иосиф упустил возможность поехать в Геную. Видимо, хотя учение давалось ему легко, он не любил следовать указаниям. Учитель поссорился с ним и взял вместо него другого молодого человека.
Рувим провел все последнее лето с Иосифом. Иногда мы почти не видели его. Фанета и я сходили с ума от беспокойства. К своему громадному облегчению, мы узнали, что Иосиф покинул остров. Радость моя была кратковременной, потому что через три дня после его отъезда Фанета и Рувим безнадежно заболели.
Твой друг Даниель спрашивал, как они умерли, тогда я была не в силах говорить об этом. Скажу тебе. Они умерли в один час после дня сильнейшей жажды мучительных спазмов в ногах и руках, онемения в кистях рук и ступнях. Наш врач заподозрил что ядовитый гриб случайно попал в яичницу с грибами, которую они ели, но уверен в этом не был. В конце концов он назвал это инфекционным воспалением кишечника и не сказал ничего больше. Я не знаю, так ли это.
Теперь, когда Рувим мертв, я никак не могу ничего узнать о его друзьях. После этого я разговаривала с Сарой о ее сыне и знаю только, что она беспокоится, как бы он не встал на опасный путь. Но она сказала несколько вещей, которые навели меня на мысль, что она как-то поддерживает с ним отношения.
Прошу, если тебе не нужно это знание, забудь его навсегда. Мне было бы очень неприятно выдавать ее и мои секреты безо всякой цели.
— Он мертв, — сказал Мордехай. — Они оба лгали. Никто из них никак не мог быть сыном Фанеты.
— Если сеньора Перла не лжет, чтобы каким-то образом защитить мальчика, — сказал Исаак, — утверждая, что он умер.
— Я не могу в это поверить, — сказал Мордехай. — Она слишком прямая и честная женщина, чтобы пойти на такую ложь. — Положил письмо на стол и рассеянно уставился в окно. — В остальной части письма содержатся личные сообщения, — добавил он наконец, но голос его прозвучал слегка неуверенно. — А дальше следует странный постскриптум.
— Какой? — спросил Исаак.
— Написанный совершенно другим почерком — аккуратным, но не почерком профессионального писца. Он краткий. Давай прочту. «Я попросила моего друга, учителя Рувима, докончить для меня это письмо. Когда писец записал мои слова и перечел их мне, то сказал с отсутствием сдержанности, тревожным у человека его профессии, что накануне написал письмо для женщины, которую я, видимо, знаю. Оно тоже было адресовано в Жирону, и жаль, что их нельзя было отправить в одном пакете, потому что тогда мы обе сэкономили бы много денег. Боюсь, что он говорил о Саре и что письмо было адресовано Иосифу. Берегись его, Мордехай. Боюсь, он может быть опасен».
— Вы подозреваете, что тот молодой человек, который первым представился вам, был сын Сары? — спросил Исаак. — Он мог узнать подробности жизни вашей семьи от Рувима и от матери.
— Этого не может быть, — заговорил Мордехай. — Молодой человек, который приходил ко мне, не мог быть сыном прачки, судя по всему, уличной шлюхи, хотя Перла все еще жалеет ее. Он как будто хорошо воспитан, почти образован. И вот что еще — если он сын Сары, то не имеет никакого отношения к ядовитым микстурам.
— Почему?
— Потому что его тело было обнаружено примерно через неделю после того, как он исчез из Сант-Фелиу.
— Но вы уже говорили, что сомневаетесь, что это было его тело, — сказал Исаак. — Во время штормов тонут многие, а неделя в море может вызвать много изменений в человеческой плоти.
— Исаак, Исаак, вы можете быть жестоким, когда противопоставляете свой ясный разум моему. Я по-прежнему утверждаю — мы знаем слишком мало, чтобы судить.
— Вполне возможно, — сказал Исаак.
— Можете прислать ко мне юного Даниеля, как только он позавтракает? Я хочу услышать, что он узнал, из его собственных уст и поблагодарить его за труды. В день своей свадьбы он не пожалеет, что оказал мне такие услуги, — сказал Мордехай. — Он замечательный молодой человек. Завидую вашему будущему зятю, Исаак. Только не говорите этого моим дочерям.
— Я бы с удовольствием прислал Даниеля, — сказал Исаак, — но он еще не приехал. Если он вез эти письма, то, видимо, отправил их с курьером, как только судно вошло в порт, а сам собирается вернуться без спешки. Или же они прибыли в четверг на быстроходной галере.
— Исаак, мне трудно поверить, что Даниель отправит письма вперед, чтобы иметь возможность ехать без спешки. А если это так, я не уверен, что завидую вашему будущему зятю. Сеньора Ракель, должно быть, чувствует себя совершенно заброшенной, если радости дороги для него значат больше, чем ее прелестные улыбки.
— По крайней мере, она знает, что Даниель благополучно высадился на сушу и вскоре будет здесь, — сказал Исаак. — Прошу прощения, Мордехай, я должен вернуться домой.
— Исаак, боюсь, что письмо сеньоры Перлы принесло мне больше пользы, чем вам. Жаль, в нем нет ничего такого, что помогло бы юному Луке.
— Возможно, и есть, — сказал Исаак. — Посмотрим. Мордехай, могу я попросить вас о большом одолжении?
— Конечно, — ответил его друг. — О каком?
— Можете скрывать весть о том, что сын Фанеты мертв? Пока не приедет Даниель и не объяснит, что именно происходило на острове.
— Если хотите, — ответил Мордехай. — Не знаю, что это даст, но буду скрывать.
— Это облегчит мне душу, — сказал Исаак.
Исаак быстро шел к дому по улицам гетто в тишине раннего утра. Кое-где рано поднявшиеся домохозяйки и служанки суетливо занимались делами, но большинство жителей города только начинало просыпаться.
Врач значительно замедлил шаг, когда подошел к склону ведущему к его воротам, чтобы дать себе время разобраться в том, что только что услышал.
— Если они оба умерли одновременно, — подумал он негромко вслух, — то отчего? От болезни, которая разом поразила обоих в одном доме и не затронула сеньору Перлу? Возможно.
— Сеньор Исаак, — послышался знакомый голос. — Нет нужды разговаривать с самим собой. Его преосвященство будет очень рад поговорить с вами.
— Сейчас, сержант Доминго? — спросил Исаак, повернувшись в сторону голоса.
— В эту самую минуту, — ответил сержант. — Извините, что не пришел вчера вечером поговорить с вами, но я обнаружил нечто столь искушающее, что тут же пошел с этим к его преосвященству.
— Можете сказать что, пока мы идем к дворцу?
— Если обещаете слушать, как его преосвященство пересказывает это, так, будто до этого не слышали ни слова.
— Друг, это самое малое, что я могу для вас сделать. Если позволите мне сказать несколько слов дочери, я поспешу во дворец изо всех сил.
— Я подожду здесь, — сказал сержант.
Исаак быстро прошел по двору, негромко постучал в дверь кабинета и вошел.
— Ракель? — прошептал он. — Ты еще здесь?
— О, папа, — послышался нетвердый голос. — Я уснула, сидя на полу возле кушетки. Совсем, как деревянная.
Когда она с трудом поднималась на ноги, послышался шелест ткани.
— Даниель все еще тут?
— Извини, папа, да. Ничего не произошло, — добавила она поспешно. — Он так крепко спал, что я не могла…
— Не трать слов на оправдания. Пусть тайно остается здесь до моего возвращения. Непременно накорми его завтраком, если я задержусь дольше, чем предполагаю, но пусть никто — совершенно никто, ни мама, ни сеньора Дольса — не знает, что он вернулся. Ради себя и ради него, дорогая моя, сделай, как я прошу. А теперь мне надо идти.
— Жаль, что узнал это все не вчера, — сказал Исаак, когда сержант закончил рассказ.
— Почему? — спросил Доминго.
— Потому что где-то в этом, даже если вы не можете найти Раймона и арестовать, есть свидетельство, которое могло способствовать освобождению Луки. Сейчас я не верю, что это возможно.
— Возможно, если его преосвященство тоже поверит, что он не виновен, — сказал сержант. — Суд не соберется на заседание, пока его преосвященство не будет готов, а у судей есть какой-то способ предугадывать мнения его преосвященства, а потом решать, что это действительно верное мнение. Совсем как у судей его величества. Хорошо, что они оба в целом просто люди, — сказал Доминго в неожиданном порыве искренности.
— Пожалуй, вы правы, — сказал Исаак. — Вы меня несколько приободрили.
— Я не уверен, что это всерьез связано с виной или невиновностью юного Луки, — сказал епископ, кратко изложив события предыдущей ночи, — но, кажется, касается их.
— У меня есть еще одна причина считать, что человек, которого мы ищем, — этот самый Раймон, ваше преосвященство, — неторопливо сказал Исаак. — И что он из Мальорки.
— Да? И вы скажете нам эту причину?
— Скажу, ваше преосвященство. Ребенок, который подвергся нападению у моста, прошлым вечером ненадолго пришел в чувство и вспомнил кое-что о предполагаемом посыльном. Сказал, что человек, с которым столкнулся под мостом, говорил совсем, как его мать, и употреблял те же самые выражения — насколько я понимаю, ваше преосвященство, он имел в виду грубые или богохульные — что и она, когда сердилась на него, и вспомнил, что почувствовал тоску по родным местам. Мать его была из Мальорки. Кроме того, описал толстый плащ с капюшоном и длинную, узкую корзину с ремнем, свисавшую с плеча, на которую обратили внимание другие, когда были доставлены яды. Все по отдельности не много значит, согласен, — сказал Исаак, пока никто не смог возразить, — но, взятое вместе, наводит на размышления.
