Дело княжны Саломеи - Хакимова Эля
«Ветеринар», разинув рот, оглядывался вокруг и так же, как Грушевский, едва не упал, споткнувшись. И немудрено, в зале было достаточно темно. Вдоль стен стояли длинные диваны. На низких столиках — хрустальные бокалы с двумя черными розами в каждом. Сафьяновые стулья вокруг столиков были почти все уже заняты.
— Рубль! — вдруг услышал Грушевский знакомый высокий голос.
— Что, простите? — учтиво переспросил он у Василиска Гнедова, на чью ногу он только что едва не наступил.
— Дайте рубль в долг, — потребовал Гнедов. Он был уже довольно не в себе, по причине нескольких коктейлей, пустые бокалы от которых стояли перед поэтом в ряд.
— Видите ли… — начал Грушевский объяснять поэту свою теорию о том, что не следует давать и брать в долг у людей, не очень хорошо и долго знакомых. С деньгами тоже все было забавно в этом странном заведении. Насколько мог понять Грушевский, некоторые посетители проходили бесплатно, вот, например, этот самый поэт Василиск Гнедов вряд ли платил за вход. Тогда как несчастный «ветеринар» раскошелился на целых три рубля, как в ложу бенуара Императорского театра. А флигель-адъютант, вошедший перед ним, и того все двадцать пять рублей выложил. Впрочем, его парадные офицерские сапоги стоили дороже, чем эта кругленькая сумма, за которую рабочему на заводе приходилось горбатиться целый месяц. Много было помещиков, таращивших глаза во все стороны. Видимо, они в своих провинциях начитались всяческих статей про богему в журнале «Нива» или «Природа и люди». На сцене шел отрывок из моднейшей на тот момент пьесы господина Пшибышевского «Вечная сказка».
— Пожалуйста. — Тюрк прервал лекцию Грушевского и протянул требуемое Василиску. Они шагнули к свободному столику, за которым сидел Коля и сигнализировал только что вошедшим компаньонам с целью привлечь их внимание.
— Пришли! Вот славно, я переживал, что не успеете. Присмотрите за Фиделькой. — Он сунул собачонку в руки Максиму Максимовичу. — Мне надо за кулисы, кое-что пришло в голову насчет моей репризы. Вот в блюдечке печенка, если Фиделька раскапризничается. Скоро должна подъехать Ольга Николаевна, передадите собачку, если я не успею закончить.
Деятельный мальчик моментально исчез в сумерках, наполненных смехом, дымом и шумом разгоравшегося веселья. Вскоре в зал вошла эффектная пара молодых супругов Спиридоновых. Ольга Николаевна словно подсветила подвал мириадами золотистых огоньков. Ее серебристый смех и мелодичный голосок разливались по кабаре, сверкая, как россыпи жемчужин и блесток.
— Милая, милая Фиделечка, — воскликнула она обрадовано, заметив и схватив на руки левретку, дрожавшую на ладонях Грушевского. У него было чувство, что его освободили от крысы, незаметно под столом он вытер руки носовым платком. — Как же я по тебе скучала, а ты скучала? Скучала, скучала, маленькая моя! Спасибо, спасибо вам, что сберегли милую мою Фиделечку…
Ольга Николаевна расцеловала собачку, как любимейшую тетушку. Потом, наклонившись над Грушевским, тихонько прошептала ему на ухо:
— Умоляю, отыщите Колю, пусть он поскорее уведет из зала Сереженьку!
— Что такое?
— Тише, тише, он все услышит. Видите ли, я заметила здесь, в зале, человека, который зимой убил Сережиного отца. Вон там, за столиком у самых дверей. Ох, это все тринадцатое число, я так и знала, что-нибудь произойдет, кого-нибудь точно убьют!
За указанным столиком сидел тот самый косоглазый железнодорожный рабочий, которого видел Грушевский на станции в Свиблово.
Глава 27
Все случившееся далее пронеслось перед глазами Грушевского, словно поезд мимо стоящего на перегоне зеваки. Тюрк моментально исчез, и через пару секунд у столика появился Коля. Схватив Сергея Спиридонова за рукав, он потащил его за кулисы под предлогом того, что нужно срочно подправить испорченную декорацию, необходимую для следующего номера. И, надо сказать, вовремя, так как новоиспеченный муж уже стал недовольно поглядывать на Грушевского, над которым буквально повисла его жена и что-то интимно шептала ему на ушко. Услышав, однако, что срочно требуется его профессиональная помощь, тем более в деле, в котором ему не было равных, он сразу же вскочил и без лишних слов последовал за Колей. Он им всем покажет! Сергей Спиридонов против всякого шаманства в искусстве и всегда готов доказать, что настоящий художник не нуждается в долгих медитациях и гробовой тишине и может написать очередной шедевр даже под колесами мчащегося поезда!
Ольга Николаевна облегченно вздохнула, когда угроза скандала миновала, и заказала Аи.
— Вы уверены, что это он? — незаметно оглядываясь на Хмурого, спросил потрясенный Грушевский.
— О да, совершенно! Они ведь зачитали смертный приговор, прежде чем застрелить несчастного генерала Спиридонова! Причем на глазах семьи. Мы с Сережей уже сидели в коляске, а генерал с супругой только что вышел из парадной.
— Но позвольте… Я не знал, что они так свободно разгуливают после этого ужасного злодеяния, да еще в таких местах!
— Что поделать? Общество считает, что все, кого преследуют жандармы, друзья свободы. Но Сережа поклялся убить их, если встретит.
— Не лучше ли позвать полицию?
— Что вы, такой дурной тон, мы же не доносчики! — Ольга Николаевна осушила бокал и попросила еще один. — Как я боялась этого тринадцатого числа!
Но тут Тюрк обратил внимание Грушевского на то, что Хмурый исчез со своего места. Компаньоны выскочили на улицу и бросились через дворы на Гороховую. За ними спешно вышел еще один посетитель, тот самый «ветеринарный врач», с которым они одновременно зашли в кабачок. Он, так же как и компаньоны, куда-то торопился. Выбежав на тротуар, он оглянулся. Курьер в форменной малиновой курточке с номером на бляхе незаметно кивнул «ветеринару» и указал головой направление, в котором удалялся в темноте сутулый светловолосый человек.
Переглянувшись, Тюрк с Грушевским бросились к «Серебряному призраку». Друзья нырнули в машину и стали напряженно ждать. Хмурый тем временем быстро вскочил в пролетку, дожидавшуюся его, как видно, в условленном месте, и рванул с места в карьер по направлению к Невскому. «Ветеринар» заметался в поисках извозчика, но, кроме «Серебряного призрака», транспорта поблизости не было. Когда компаньоны проезжали мимо него, Грушевский крикнул:
— Да садитесь же скорее, мы его догоним!
Не задумываясь, шпик вскочил в салон, и Тюрк дал по газам. В какой-то момент, когда они через Невский выехали к реке, показалось, что преследуемым удалось оторваться от сыщиков. Но Тюрк сказал своим, как всегда, монотонным, немного гнусавым голосом:
— Полагаю, я знаю, куда они едут.
Действительно, через несколько минут обрадованный шпик заметил впереди ту самую пролетку. На Калашниковской набережной они проехали контору ломовых извозчиков и свернули в следующий двор. Бросив мотор, они втроем побежали во двор прямиком к флигелю. Мимо, гикая, пронесся извозчик на мигом развернувшейся пролетке, едва не сбив при этом Тюрка с Грушевским. «Ветеринар», ловко отскочив, вытащил свисток и засвистел что было мочи прямо на ходу. Не останавливаясь, он вынул револьвер и толкнул дверь флигеля ногой.
— Врешь, не уйдешь, — пообещал он через плечо вслед пролетке. Тюрк с Грушевским последовали за отважным шпиком.
Но как только они вошли в дом, их встретили несколько выстрелов из-за печки. Раненный в локоть «ветеринар», застонав, отскочил к дверям, но наткнулся на Грушевского. Максим Максимович тут же подхватил его под мышки и выволок из-под обстрела. Во двор уже бежал Желтобрюхов, заслышав свисток дворника, который подхватил трель шпика. Тюрк едва остановил казака.
— Есть у вас в части телефон? — спросил Грушевский.
— Так точно, — прорычал Желтобрюхов.
— Бегите, вызывайте господина Призорова, скажите, что его человек ранен. Скажите еще, Хмурый засел во флигеле, да живей, голубчик, живей!
Ополоумев от внезапной стрельбы и вида старых знакомых, Желтобрюхов козырнул и, неуклюже переваливаясь, побежал через подворотню на Калашниковскую. Дворник боязливо выглядывал из-за угла, рискуя вывихнуть шею. Уже через считанные минуты подоспел наряд с Призоровым во главе. Раненого, которого Грушевский наскоро перевязал оторванной от рубашки полоской ткани, на первом попавшемся ломовом извозчике отправили в Мариинскую больницу.