Джулио Леони - Закон тени
Манилио втянул голову в плечи, словно в капеллу ворвался порыв ледяного ветра.
— Его книга… Я ее видел… Но никто не может ее прочесть. Ключом к шифру владеет только бог рукописей.
— Вы ее видели? Где она?
Пико дрожал от неожиданного известия. Однако старик продолжал вглядываться в алтарь, пытаясь рукой вытереть кровь, оставшуюся на губах.
— Все не так… Модель не та… — повторил он, отрицательно помотав головой.
Пико легонько его встряхнул.
— Вы видели книгу? Где она?
— Там, где и всегда, среди самых ценных сокровищ Академии. Мы все об этом знаем.
— Мы все? А кто участвовал в Академии, прежде чем ее распустили? Есть в Риме кто-нибудь из старых членов?
— Массимиано Корси, Бартоломео Сакки, Доменико Ардженти, Морганте Фульчи, а самый великий из всех — кардинал Просперо.
— Но никого из них уже нет в живых, — шепнул Франческо Колонна на ухо Пико. — Я же вам сказал, что Академию распустили после смерти моего деда!
Должно быть, старик расслышал его слова.
— Что? Все умерли? И Абенцио, брат мой в искусстве? И Антонио Перфетти? Они тоже покинули этот мир? Академию… распустили? Кто сказал? Ничего подобного. Она существует! — крикнул старый архитектор. — Она жива!
И снова зашелся кашлем.
Пико обменялся быстрым взглядом с Франческо Колонной. Тот пожал плечами и с разочарованным видом покрутил пальцем у виска.
— Разве со смертью кардинала Просперо Академия не перестала существовать? — не унимался Пико.
Из всех людей, упомянутых Манилио, только имя Антонио Перфетти ему о чем-то говорило.
— Нет, Академия существует. И всегда существовала!.. Мне это говорил один человек в тюрьме.
— Кто?
— Он сидел со времен заговора и вступил в Академию задолго до меня… Пятнадцать лет в цепях… Я видел, как он умирал…
— О ком это он? — спросил Пико у Франческо. — Вы что-нибудь понимаете?
— О заговоре Стефано Поркари, я уверен. Похоже, старик утратил чувство времени.
— Но если Академия существует, как можно в нее вступить? — спросил Джованни, повинуясь внезапному озарению. — И я тоже могу принять в ней участие?
Старик поднес палец к губам. Щеки его вдруг вспыхнули, будто слабая, больная кровь снова побежала по жилам.
— Это тайна! «Ingredieris per Columnam» — вот что говорили новичкам. Вот как вступают в Витрувианскую академию.
— «Вступишь через посредство Колонны», — перевел Пико. — Следовательно, членов Академии отбирал кардинал? Или, может, он санкционировал вступление?
— «Ingredieris per Columnam», — торжественно повторил старик, словно читая стих из Писания. — Ничто не кончено!
И его снова согнул приступ кашля.
Пико разочарованно повернулся к Франческо:
— Боюсь, что все наши усилия тщетны. Этот бедняга не знает ничего, что произошло за последние пятнадцать лет. Его разум полностью утратил ясность.
Франческо Колонна задумчиво кивнул.
— Вы ведь работали в замке Сант-Анджело? Помните? — спросил он вдруг с нарочитым равнодушием.
По плечам старика прошла дрожь. Похоже, он испугался.
Голова его затряслась, и он затянул жалобным голосом:
— Нет, синьор, я ничего не знаю о замке, я ничего не знаю, ничего не знаю…
Франческо подошел к нему и стал ласково гладить по руке, как испуганного ребенка.
— Успокойтесь, вы среди друзей. Никто больше не причинит вам зла. Можете говорить. Постарайтесь вспомнить. Много лет назад, когда вы были членом Академии… вас вызвали возглавить работы в замке Сант-Анджело, верно?
Старик просиял, словно одно воспоминание о молодости сразу отогнало все его страхи.
— Да, мне была оказана великая честь… Это Леон Баттиста рекомендовал меня, ему я обязан…
Пико вгляделся в лицо Франческо. Почему для него так важно сейчас перевести разговор на замок Сант-Анджело? Старик ничего не помнил, путал факты и время. Но из его сбивчивых ответов постепенно вырисовывалась картина его работы — новых оборонительных сооружений замка Сант-Анджело. Джованни спросил себя, нет ли и в этом руки Леона Баттисты Альберти? Ведь архитектор занимался фортификациями и одним из первых предложил выстроить новые стены, которые смогут противостоять ударам артиллерии. Может, такие стены и строили в замке?
Но Франческо спрашивал не о бастионах:
— Внутренний откос подхода к пушкам… Вы помните, какие изменения внесли в его конструкцию?
— Откос… Да, широкий коридор, ведущий внутрь… Я там и работал, — встрепенулся старик и вдруг крикнул во все горло: — Внимание! Осторожно!
Изо рта у него хлынула кровь. Он захрипел и согнулся. Испуганные монахи отползли в сторону.
Пико постарался его успокоить, но Франческо упорно продолжал допрос:
— Почему надо быть осторожным?
— На третьем марше лестницы открывается первый провал. Он сделан для цепей, что поднимаются к правой башне. Тот, кто ничего о нем не знает, провалится вниз локтей на десять.
Голос старика окреп, глаза стали осмысленными, словно он опять обрел память и видел перед глазами чертежи своих трудов.
— Еще через пятьдесят локтей я поставил одну за другой несколько падающих перегородок, отлитых из хорошего железа, которые должны запирать штурмующих в ловушки. А чтобы их сразу расстрелять, там есть целая сеть амбразур.
Пико с нарастающим удивлением наблюдал за Колонной. Тот вслушивался в ответы старика с огромным вниманием, закусив губы, словно собирался запомнить каждую деталь.
— Что еще?
Старик помедлил и бросил на Франческо мрачный взгляд, совершенно не вязавшийся с его измученным лицом.
— Ах да, перед входом во двор на случай, если неприятелю удастся преодолеть все ловушки, имеется черное озеро.
— Черное озеро? А это еще что такое?
Манилио пытался улыбнуться, но окровавленные губы только скривились в гримасе.
— Это то, чего никто не ожидает! Сразу при входе в первый двор имеется настил, который все примут за мост. Под ним находятся емкости с порохом, соединенные с огнивами. Тот, кто туда ступит, будет испепелен.
Пико поразил озабоченный вид Колонны, который задумался, покусывая губы.
— А на уровне бастионов? Есть еще ловушки у входа в Пассетто, на пути из замка в покои Папы?
Манилио, похоже, опять поглотила мгла.
— Есть ли с той стороны препятствие, которое не даст добраться до папских дворцов? Кто еще знает об этих западнях?
— Никто, только комендант крепости, — ответил архитектор, разом обретая ясность рассудка. — Ни один рабочий не знал всего. Они трудились маленькими группами, каждый день на новом месте.
— А люди из гарнизона?
На лице старика появилась заговорщицкая усмешка, глаза опять вспыхнули безумным огнем.
— Никто!
— Вы уверены? Тайну знает только комендант? А если в ходе боя он будет убит, что же, никто не сможет привести ловушки в действие?
— Чертеж известен только мне. Только мне!
Старик опять почти выкрикнул последние слова, зубы его болезненно оскалились. Он впился глазами в деревянное распятие на алтаре, освещенное неверными огоньками свечей.
Подняв руку, он указал на макушку креста.
— Это неправильно… неправильно… — твердил он, тыча во что-то пальцем.
Похоже, он имел в виду прибитую над головой Христа табличку с надписью «INRI»[64], выведенной кровавыми буквами.
— Не так… так нельзя, это ничего не даст… — снова прошептал старик. — Леон Баттиста говорил… Он сойдет с креста, если это написать правильным шрифтом!
— Что вам сказал Альберти? — Пико подскочил. — Эта надпись?.. Леон Баттиста изобрел какой-то новый шрифт! И он вам сказал, для чего был нужен этот шрифт?
— Чтобы придавать силу слову. Так говорил мой великий друг!
Волнение, в которое пришел Манилио, было явно выше его физических сил.
— Бог снова заговорит, и мы сядем у Его ног и будем слушать Его речи! Древние заклинания обретут силу, прах обретет форму, и снова…
Глаза старика вдруг наполнились слезами. Он разразился безудержным плачем, и последние слова потонули в рыданиях. А потом его надолго прервал новый приступ кашля.
— Что?.. — спросил Пико, силясь понять.
Но тут вмешался Колонна:
— Разум его смешался. Нет смысла вслушиваться в слова, которые он бормочет.
— Дело обстоит куда хуже. Манилио умирает, — прошептал Пико, указывая на новый ручеек темной крови, сбегавший с губ старика. — Мы пришли слишком поздно.
Больной начал задыхаться. Слабый кашель еще сотрясал его, потом силы кончились совсем, и он затих, уставив в никуда остекленевший взгляд.
Юноша положил руку ему на лоб. Недавно он успокаивал Манилио, поглаживая по плечам, и чувствовал под рукой огонь лихорадки. Теперь же лоб был холодный и влажный, словно жизнь уже покинула тело.
— Давайте поднимем его и унесем отсюда, — сказал Колонна своим людям.
