Борис Акунин - СОКОЛ и ЛАСТОЧКА
Глава тринадцатая
Алые паруса
Этого человека, как я уже сказал, звали Руперт Грей, но полное его имя было чуть не вдесятеро длиннее, отягощённое титулами и названиями поместий.
Водится на море редкая птица, именуемая «джентльмен-мореплаватель». Появилась она сравнительно недавно и впрыснула струйку свежей крови в мир, прежде населённый всего тремя особями: торговцами, вояками да пиратами. Джентльмен-мореплаватель обычно – богатый бездельник, которому прискучили удовольствия сухопутной жизни и который жаждет новых впечатлений и острых переживаний. Плавают они не для выгоды, а из любопытства. Лучшим из них свойственна любознательность и даже любовь к наукам. Они не только изучают пороки, процветающие в разных частях света, но подчас собирают гербарии диковинных растений или описывают неизвестных в Старом Свете животных.
Я всегда полагал, что избыточность средств и свободного времени вкупе с пытливым умом принесут человечеству больше пользы, чем любой свод законов или строительство мануфактур. Мою правоту подтверждает пример античных мужей, мудрейшие из которых только и делали, что философствовали, не поднимаясь с пиршественного ложа. Новые времена оснастили ложе парусами, так что стало возможно с комфортом странствовать по всему свету.
Верней, однако, было бы назвать Руперта Грея «лордом-мореплавателем», ибо по рождению он стоял много выше обычного джентльмена. Из представителей высшей аристократии последних столетий, пожалуй, лишь португальский принц Генрих Мореплаватель мог бы посоперничать с лордом Греем в одержимости океаном. Но Генрих, кажется, никогда не покидал суши и любил море, так сказать, платонической любовью. Руперт же почти не ступал на землю.
Судьба готовила юноше совсем иное поприще. Старший сын герцога, ведущего свой род от свирепых англов, что высадились на британских островах тысячу лет назад, Руперт прямо с колыбели начал делать придворную карьеру и, верно, ещё в молодости достиг бы звучной должности вроде обер-шталмейстера, гранд-егермейстера или какого-нибудь первого лорда опочивальни, но на уме у мальчика было только море и ничего кроме моря.
Шестнадцати лет он сбежал из родительского дома. Скрыв имя и звание, поступил штурманским учеником на корабль, плывущий в далёкую Ост-Индию. Родителям оставил прощальную записку, но о маршруте не упомянул ни словом, зная, что отец выслал бы вдогонку целую эскадру. С тех пор ни в Англии, ни в Европе беглец ни разу не был.
Он прошёл по всем ступеням морской службы – без протекции и поддержки, на одном упорстве и силе воли. Не огрубел, не оскотинился, как многие юнцы подобной судьбы, а только окреп и утвердился в любви к морю. В двадцать пять лет он стал капитаном и о большем не мечтал.
Плавать по бескрайнему океану и никому не подчиняться – что может быть лучше?
Но стоило молодому человеку внести своё имя в капитанский реестр, как на него тут же вышли агенты адвокатской конторы, давно уже разыскивавшие по всему свету наследника титулов и огромного состояния. Старый герцог умер, а младший сын не мог вступить в права наследства, пока не установлено со всей достоверностью, что старшего брата нет в живых.
Представитель почтенной юридической компании отыскал капитана Грея в Веракрусе, уверенный, что получит от счастливца щедрое вознаграждение за такую весть. Полдюжины громких титулов, десяток почётных званий, богатые поместья и миллионы в звонкой монете – вот что ожидало наследника на родине.
Приз, доставшийся старательному стряпчему превзошёл все его ожидания. Сумасбродный капитан отказался от всех прав в пользу брата, подписав соответствующее прошение на имя его величества. Обратно в Англию адвокат полетел как на крыльях, твёрдо зная, что новый наследник за такое известие его озолотит – и, надо полагать, в своих расчётах не ошибся.
Из носителя громкого имени эксцентричный молодой человек превратился просто в лорда Руперта, не герцога, не пэра, не миллионщика. Единственное, что он себе истребовал, это деньги на приобретение собственного корабля. Стряпчий немедленно устроил чудаку неограниченный кредит, которым капитан воспользовался на славу. Лучшего судна, чем он себе построил, и лучшего экипажа, чем подобрал, не существовало на всём божьем свете.
Пожалуй, лишь гондолы с венецианского Гранд-канала могли бы поспорить с «Русалкой» красотой и нарядностью, но гондола не может преодолеть десять тысяч миль по бурным океанским дорогам. Воплощённая мечта капитана Грея издали была похожа на игрушку, на искусно выполненный макет вроде тех, что стоят под стеклянным колпаком где-нибудь в Сент-Джеймском дворце или Версале. Вблизи фрегат выглядел ещё краше. Все палубы и даже трюм сияли чистотой, бронза и медь сверкали ярче позолоты. Впрочем, позолоты тоже хватало – ею была покрыта затейливая деревянная резьба, украшавшая корму, нос и борта. Поразительней всего (уж этого от парусника никак не ожидаешь), что корабль ещё и благоухал, будто лавка пряностей, разместившаяся внутри цветочной оранжереи – а всё потому, что капитан никогда не перевозил дурно пахнущих грузов, отдавая предпочтение благородным товарам вроде индийских специй, абиссинского кофе или розового масла.
Бушприт судна был украшен фигурой русалки, о которой речь ещё впереди. Пока же довольно сказать, что, когда корабль вставал у причала, полюбоваться скульптурой собиралась целая толпа, обычно состоявшая из одних мужчин.
У сочной природы южных стран Грей заразился любовью к ярким цветам. Поэтому каждый год он красил корпус своего корабля по-новому и в зависимости от этого заказывал новые паруса. В последнее время паруса у «Русалки» были алые, а борта белые – поистине царственное сочетание.
Быстрее фрегата не знавали моря. Под хорошим ветром он развивал скорость до пятнадцати узлов. Несмотря на женское имя, корабль мог отлично за себя постоять, имея тридцать два дальнобойных орудия и превосходных канониров. Надо сказать, что вся команда судна была на подбор и очень гордилась, что служит на таком невиданном корабле, под началом настоящего полоумного лорда. Матросам даже льстила репутация, закрепившаяся за их капитаном; они и сами, бывая на берегу, любили поразить публику лихими чудачествами.
Истинно красивый человек не может существовать без большой любви к кому-нибудь или чему-нибудь. Любовью всей жизни для Руперта Грея была его «Русалка» – и корабль в целом, и в особенности деревянная дева, прикрывавшая своей обнажённой грудью нос фрегата. Это изваяние вырезал гениальный скульптор-итальянец, которого Грей встретил полуспившимся в одной из таверн Веракруса. Долгие годы художник изготавливал только мадонн для церковных алтарей и так обрадовался необычному заказу, что вложил в русалку весь свой талант и неиспользованный жар души. Получив от капитана неслыханный гонорар, старик пустился в загул и упился до смерти, но умер совершенно счастливым.
А Руперт влюбился в статую. В открытом море он не мог наслаждаться её ликом и формами, поскольку фигуры было не видно с палубы, а спускать шлюпку по столь сентиментальному поводу он стеснялся. Тем нетерпеливее Грей ждал захода в порт.
Едва фрегат бросал якорь, капитан спешил на причал или садился в лодку и подолгу мечтательно любовался своей русалкой, окутанный облаком ароматного табачного дыма, не замечая, что за странной сценой с изумлением наблюдает множество глаз. (Всякий раз, когда разноцветный корабль заходил в какой-нибудь порт, на берегу немедленно собиралась толпа). Нечего и говорить, что женские глаза взирали на чуднóго моряка с особенным выражением.
Даже если б капитан волшебного судна оказался уродом, его шансы показаться дамам интересным при таких обстоятельствах были бы велики. Но никому не пришло бы в голову назвать лорда Руперта уродом.
Предмет моего изучения, чья душа и жизнь раскрылись передо мной благодаря магической радуге «нидзи», не чуждался женских ласк. Недолгие береговые романы случались у него часто и никак не мешали влюблённости в деревянную Русалку. Тут был Идеал, а там – непрочные, хоть и жаркие узы плоти.
Руперту не приходилось ухаживать за дамами и добиваться взаимности, женщины вешались на него сами, а он воспринимал это как должное. Но горе тем бедняжкам, кто желал не только его объятий, но и сердца.
В отличие от большинства мужчин, душа Грея не искала второй, недостающей половины. Этот сосуд и так был полон. Или, возможно, не ощущал своей ненаполненности. Каждый раз, принимая любовь женщины, Руперт честно предупреждал, что у него нет сердца (он и вправду так думал). Но разве ту, что сгорает от нежного томления, можно остановить подобными предостережениями? Разве она поверит? Она улыбнётся и подумает про себя: погоди, чудесный принц, ты увидишь, какая я, и твоё сердце проснётся.
