Брэд Гигли - День лжецаря
— Выпусти меня отсюда! — взмолился Симеркет. — У меня есть золото! Я сделаю тебя богатым…
— У меня достаточно золота, — усмехнулся экзекутор. Сколько людей предлагали ему это ради спасения своих жизней! Это бесполезно, подумал Симеркет с тоской. Эспу нужно не золото.
Он услышал звук приближающихся шагов. До него долетел голос Менефа, похожий на радостное ржание:
— Он здесь?
— Здесь, — усмехнулся Эсп.
— Покажи-ка!
Посол был столь ничтожного роста, что ему пришлось подняться на цыпочки, чтобы приложить глаза к решетке.
— Ты ответишь за это фараону, Менеф! И тебе повезет, если тебя не сожгут за это живьем! Я знаю, что ты принимал участие в заговоре!
— Какое это теперь имеет значение? — усмехнулся Менеф. Симеркет в ярости заколотил в дверь.
— Когда я отсюда выйду, Менеф, я скажу Кутиру, что это ты приказал напасть на плантацию, что это сделали твои люди…
Посол бесстрастно перебил его.
— Я этого не приказывал, Симеркет.
Симеркет умолк. Даже в такой момент его мозг пытался разгадать загадку. Кто-то внезапно оттолкнул посла от окошка. Вместо его глаз там показалась пара знакомых серебристых очей…
— Это я приказала! — раздался голос с сильным акцентом. Однако на этот раз речь царицы не была невнятной от выпитого. — Ты наверняка уже догадался!
Симеркет медленно покачал головой.
Смех Нарунте напоминал вульгарное хихиканье.
— А мой муж еще считал тебя выдающимся следователем! — Стоявший позади нее Менеф подобострастно загоготал.
— Но зачем? — машинально спросил Симеркет и ужаснулся тому, как беспомощно прозвучал его слабый голос.
Нарунте вздохнула, закатив свои демонические глаза, и снисходительно объяснила:
— Потому что Нагэш и Пиникир были посланы, чтобы уничтожить моего мужа. Их подослал Шутрук, их собственный отец. Он боялся, что сын затмит его. Его не остановил даже голос крови. Я ни за что на свете не могла этого допустить!
Значит, вот что имел в виду Рэми, когда сказал, что Найя знала тайную причину, по которой Пиникир прибыла в Вавилон.
— Менеф и я все обдумали, — продолжала царица, — и пришли к превосходному решению сразу двух наших проблем. Мы могли уничтожить двух наших врагов и заставить всех подумать, что это сделали исины. — Ее голос сделался торжествующим. — Это был превосходный план — превосходный! Пока здесь не появился ты. Ты даже сумел одолеть убийцу, которого мы к тебе подослали. Ты его убил?
— Да.
Он увидел, как потемнели серебристые очи.
— Он был моим родственником. Эсп сказал, что видел, как это сделали сопровождавшие тебя люди.
— Я был там в ту ночь, — вмешался Эсп.
Так это он был вторым человеком!
Голос Менефа за дверью сделался льстивым:
— Нет необходимости волноваться, госпожа! Через несколько мгновений он умрет, и царь никогда не узнает обо всем этом. Ваш родственник будет отмщен. Вам больше ни о чем не придется тревожиться.
Симеркет снова заколотил в дверь.
— Фараон обыщет все страну, разыскивая меня, Менеф!
— Увы, Симеркет, ты исчезнешь, навсегда! От тебя не останется даже ногтя, по которому тебя можно было бы обнаружить.
Последнее, что увидел Симеркет, прежде чем они закрыли зарешеченное оконце, был Эсп, заглядывавший в него; его лицо с застывшей на нем зловещей усмешкой напоминало маску смерти.
— Прощай, Симеркет! — услышал он слабый голос Менефа из-за толстой двери. — Мы бы остались здесь и понаблюдали, но царь будет искать нас. А его величество нельзя заставлять ждать. — Пауза. — Опустите рычаг, — приказал он. И Симеркет услышал эхо быстро удалявшихся шагов.
С потолка до него долетел громкий скрежет работающего механизма. Крутились колеса, задвигались запоры, распахивались потайные дверцы. Позади себя он услышал другой звук и повернулся посмотреть, что это. Маленькая дверца в дальней стене открылась. Раньше он не замечал ее — она была у самого пола, в тени. Возле нее были две другие дверцы, но они оставались закрыты.
Его внимание привлекло легкое движение в черном углублении дверцы. Что-то полезло на свет. Крыса, подумал Симеркет. Однако существо было не серым, как полагалось крысе, а переливалось всеми цветами радуги, словно было сделано из металла. Он присмотрелся. Существо ползло вперед. Его плоские, блестящие глазки сверкали в мерцающем свете фонаря, а в голове двигались челюсти. Затем его длинная спина раздвоилась, и за ней словно выросли крылья. Существо оторвалось от пола, и огромный черный шмель полетел прямо на него.
С воплем ужаса Симеркет понял, где он. В Скорпионовой камере!
Несчастный стал биться в дверь, царапая дерево ногтями, зовя на помощь. Он почувствовал, как шмель ударил его в голую спину. Боль пронзила все тело. Насекомое впилось в его плоть и прицепилось там, жаля. Рот Симеркета наполнился желчью.
Он отчаянно пытался освободиться от насекомого. Шмель издал шипение, но челюстей не разомкнул. Симеркет не мог достать его руками, но быстро повернулся и с силой прижался к кирпичной стене. Раздался благословенный хруст, и крылатый хищник, извиваясь, упал на землю, не переставая судорожно двигать челюстями.
Из открытой дверцы начали появляться другие такие же шмелеподобные монстры. Симеркет увидел, как они начали дергаться и извиваться, расправляя свои щитки и крылья. Подавляя гадливость, он отшвырнул ногой издыхающее насекомое к остальным, копошащимся в углу. Те жадно набросились на собрата. Даже с противоположного конца камеры он слышал треск и хрумканье челюстей.
Симеркет снова забарабанил в дверь с криком:
— Помогите! Кто-нибудь! Откройте дверь! Умоляю!
Он приложил ухо к дереву, чтобы проверить, не идет ли кто-нибудь на его зов, но все, что он услышал, был еще один лязгающий звук потайного механизма. Он обернулся, задыхаясь, и увидел, как открылась еще одна дверца — напротив него.
Из нее появился скорпион. Медленно выползая на свет, он держался возле стены. Симеркет наблюдал за тем, как он озирается в поисках жертвы, потрескивая клешнями величиной с детский кулак. Даже в состоянии смертельного ужаса Симеркет не мог не поразиться этому существу.
Он вспомнил скорпионов, что видел у реки в Мари, и чуть не расхохотался: тогда он посчитал их большими. Тварь, которую он видел перед собой, сейчас была размером с его ступню, а его смертельное жало закручивалось наподобие миниатюрной кривой сабли.
Симеркет вспомнил: кочевники в пустыне рассказывали ему, что огромные скорпионы обладали наименее токсичным ядом; наибольшее число смертей и самые мучительные агонии вызывало жало маленьких пауков. Но Шепак говорил ему, что насекомые в камере достигли чудовищного размера, питаясь человеческой плотью; так что этот экземпляр как раз мог оказаться одним их маленьких.
Он слышал, как бесчисленные сородичи этого «малыша» старались протиснуться в дверцу. Но разъевшийся скорпион не шевелился, и другие, толпящиеся за ним, не могли заползти в камеру. Скорпион, казалось, примеривался, перед тем как напасть. К счастью, он почувствовал, что поблизости есть куда более легкая добыча, и устремился к шмелиному трупу. Пировавшие насекомые отлетели, оставив пустое место для трапезы в одиночку. Стало ясно, кто сейчас в камере старший — во всяком случае, пока. Симеркет наблюдал, испытывая тошноту, как скорпионьи клешни обдирали кусочки мертвого шмеля, его челюсти двигались не переставая.
Из потайных логовищ поползли еще скорпионы, за ними жуки. Симеркет опять забарабанил в дверь. Насекомые, почуяв поживу, начали приближаться к нему…
Милосердная Исида, что делать?
И тут, словно эта мысль была подана свыше, он внезапно вспомнил о знаках, которые подавал ему молодой стражник.
Фонарь!
Теперь он знал, почему юноша так требовательно смотрел на него, прежде чем запереть в камере, — и Симеркет призвал благословение богов на своего спасителя. Добрый мальчик, умный мальчик, милый, чудный мальчик…
Одним прыжком Симеркет пересек камеру и схватил фонарь.
К его облегчению, насекомых отпугнул прямой свет, они стали беспорядочно налезать друг на друга; иные в панике пытались заползти обратно. Симеркет с остервенением и злой радостью наблюдал, как они метались и подыхали, опаленные жаром фонаря. Даже зловоние, исходящее от их лопающихся тел, было для него божественным ароматом.
Но он опять услышал вверху звук приведенного в действие механизма, и на этот раз из третьей, последней, двери поползли черви и гусеницы — толстые, извивающиеся, слизистые, размером с большой палец. Им должны были быть уготованы оставшиеся кусочки плоти с его скелета… Он жег их и жег, и звук, с которым лопалась их влажная кожа, ласкал его слух…
Спасен, ликовал Симеркет. Спасен!
Но забрезжившая было надежда почти сразу же умерла: фонарь начал гаснуть.
