Алексей Фомичев - Сам без оружия
Возле состава было людно и шумно. Многие пассажиры со страхом смотрели вперед, туда, где дымили залитые пеной останки вагонов.
Съемочная группа осталась возле вагона-ресторана. Стараниями Дианы все были здесь, но в поникшем состоянии. Даже Зинштейн грустно смотрел куда-то. Радовало одно — обошлось без жертв. Но сам пожар вызвал страх и кое у кого панику.
Уже возле своего вагона Щепкина вдруг нагнал Скорин. Пиджак он нес в руке и, несмотря на холод, чувствовал себя вполне нормально.
— А, спаситель! Японцы тебе в ноги должны кланяться! Если бы не ты…
— То все было бы хорошо, — перебил Щепкина Белкин.
Скорин удивленно покосился на поручика, а тот, зло кривя губы, прошипел:
— Дать бы тебе в зубы.
— Это за что?
— Мог бы сгореть, где бы мы другой такой талант нашли, — опередил поручика Щепкин. — Беречь себя надо… Гриша!
— Беречь надо себя, кацо! — подхватил Гоглидзе. — Я вон не поберегся, и вот результат!
Он поднял обожженную руку.
— Рисковать надо за что-то важное. Хотя… ты молодец! Спас людей. И американец молодец. Где он, кстати?
Гоглидзе завертел головой, потом увидел Брауна, что-то говорившего одному из приехавших чиновников.
— Вот еще один герой! Хоть медаль вручай.
— Вы тоже полезли спасать, — хмыкнул Скорин. — Рисковали не зря?
Щепкин уловил насмешку, посмотрел на художника. Тот взгляд не отвел. Смотрел прямо, с вызовом.
— Выходит, была надобность.
— Какая?
— Важная. Надо было помочь дипломатам спасти… вещи, деньги.
— Бумаги! — вдруг ляпнул Скорин.
Щепкин сдержал шаг, повернулся к художнику.
— Ты о чем?
— Да вот об этом.
Скорин откинул полу пиджака и показал Щепкину край папки. Капитан увидел угол верхнего листа и штамп. У него перехватило горло.
— Откуда это? Где ты…
— Кинджиро, — усмехнулся Скорин. — У него был портфель. Я вытащил его, японца то есть. А потом посмотрел, что в портфеле. Вот и нашел.
Офицеры уставились на Скорина как на привидение с мешком золота за плечами. А тот смотрел на них, держа на губах улыбку. Он, наконец, разгадал их. Правда, разгадка не особо радовала.
— Давай. — Щепкин как можно спокойнее протянул руку к художнику. — Возможно, это важные документы. Мы уже нашли одни, передали японцам. Эти тоже передадим.
Скорин неспешно вытащил папку из пиджака, подержал ее и сунул в руку капитана.
— Передайте. А то, может быть, я?
Капитан не ответил, взял папку, подбросил ее на руке, посмотрел на застывшего на месте Белкина, улыбнулся. Потом хлопнул художника по плечу и наигранно веселым голосом произнес:
— А давайте-ка в ресторан. Отметим спасение! А?
— Пе… переодеться бы, — поперхнулся от волнения Гоглидзе. Он старательно отводил взгляд от папки, но глаза сами возвращались к ней.
— Тогда сперва к себе. А потом в ресторан. Гриша, скажи нашим, — повернулся капитан к Белкину.
Тот вышел из ступора, окатил художника слегка ошалелым взглядом, послушно кивнул и пошел дальше.
Щепкин, чувствуя непреодолимое желание броситься бегом в свое купе, с трудом удержал себя, посмотрел на Скорина и протянул ему руку.
— Спасибо тебе, Григорий…
— Павлович, — подсказал Скорин, с вызовом глядя на Щепкина.
— Спасибо тебе, Григорий Павлович.
Щепкин почувствовал, как дрогнула рука художника, но не придал этому значения. Сейчас для него важно было одно — проверить содержимое папки, чтобы больше не терзать себя догадками — то или не то. Остальное пока не важно. Совсем не важно.
10
Стопка документов лежала в углу на столе, накрытая тяжелой ладонью Щепкина. Капитан постучал по бумаге пальцем и цокнул языком.
— Фальшивка.
— Что фальшивка? — отреагировал Гоглидзе.
— В общем-то, все. Проект о перемирии с Германией и Австро-Венгрией, проект обращения к Президенту САСШ и план передислокации наших войск на Дальний Восток. Даже меморандум о возвращении утраченных территорий. В нем большая часть пунктов заменена. В этом варианте речь идет о силовом способе решения конфликта. А в оригинале о выкупе или договоре по территориям.
Гоглидзе недоуменно посмотрел на капитана. Сидевший рядом Белкин хмыкнул.
— То есть мы добыли… ну ладно, художник наш добыл липу? Выходит, Кинджиро таскал с собой фальшивки… но зачем?
Капитан пожал плечами.
— Не знаю. Меня больше волнует другое. Здесь нет украденных документов. Планов дислокации войск и мобилизационного плана. Да и оригинала меморандума нет. А ведь их украли из сейфа. Если это сделали японцы, зачем они таскают с собой эту туфту и где тогда подлинники?
Гоглидзе взял со стола несколько листов, посмотрел на штамп.
— Печати вроде настоящие. Или нет?
— Не знаю. Надо отдавать в лабораторию. Черт, тут что-то неладное! Глупо носить при себе фальшивки! Глупо их изготавливать! Просто нет смысла! Если только…
— Если только Япония не хотела с помощью них устроить провокацию! — перебил капитана Белкин.
— Это уж вовсе бред! — воскликнул Гоглидзе. — Зачем союзнику устраивать провокацию?
— Понятия не имею! Кстати, а не мог наш герой-спаситель подменить бумаги? И отдать нам эту… ерунду?
Щепкин нахмурился, потом качнул головой.
— Он что — фокусник? Да и вообще, при чем здесь он? Тут что-то иное.
— А что иное? — раздраженно спросил ротмистр. Он нечаянно задел место ожога и зло зашипел. — Похищенные документы мы не нашли, зато получили фальшивки, от которых никакого проку! И одни загадки…
— Подожди, — прервал его Белкин. — Давайте по порядку. Что мы имеем? Кража из сейфа Генштаба документов — факт. Вот эти бумажки фальшивые — факт. Отсутствие подлинников — тоже факт.
— И? — усмехнулся Гоглидзе.
— И тогда, если следовать логике Григория, — вставил Щепкин, — мы имеем новые вопросы. Кто действительно похитил документы из сейфа? Где они? Точнее, у кого они?
— И кто подбросил японцам фальшивки! — добавил поручик.
— Это как раз не вопрос. Тот же, кто украл подлинники. Важнее — кто этот человек, что ему надо и где он? А самое важное — что нам теперь делать?
Щепкин хлопнул ладонью по стопке и отвернулся. В купе повисла тишина. Контрразведчики угодили в тупик.
За окном раздался короткий гудок паровоза. Вагон едва заметно качнуло.
— Ну вот, прицепили новый паровоз, — вздохнул Белкин. — Скоро поедем. Спасибо гостеприимному Екатеринбургу. Хоть что-то хорошее сделано.
Он перехватил угрюмый взгляд Гоглидзе и замолчал. Сарказм сейчас был неуместен.
…Остатки двух сгоревших дотла вагонов, залитые пеной и издалека выглядевшие как шапки горных вершин, увез уцелевший паровоз. На смену ему приехал новый, подцепил состав и медленно дотащил до Екатеринбурга. К тому времени пассажиры, опрошенные полицией и немного отошедшие от бурного вечера, уже расселись по купе и рассуждали о бытии под горячие блины, охлажденную водку и ледяное шампанское.
Японцев увезли в город кареты медицинской помощи. К счастью, среди них не было раненых и обожженных, не считая легкого ожога Кихо. Губернатор, узнав о произошедшем, выделил личный автомобиль для дипломатов и велел устроить их самым лучшим способом. Он же распорядился подогнать новые вагоны и паровоз для состава.
В городе задержались почти на четыре часа. За это время Щепкин успел просмотреть захваченные документы, признать в них подделку, причем высокого качества, со всеми штампами, подписями и нумерацией, сообщить в столицу о частичной неудаче операции и запросить дополнительных указаний. Сам же вместе с офицерами засел за анализ обстановки и проработку дальнейшего плана.
Диана собрала съемочную группу в купе Зинштейна, заказала несколько бутылок вина, коньяка и шампанского. Режиссера после произошедшего охватило возбуждение, и он начал быстро записывать пришедшие в голову идеи, а остальные помогали ему по мере сил.
Герои пожара Скорин и Браун, получив порцию благодарностей от властей и бурные аплодисменты от коллег, предавались наслаждению в обществе бурбона и женщин.
В Екатеринбурге пассажиров окружили заботой, предоставили желающим лучшие номера в гостиницах, завалили спиртным и яствами. Погорельцев губернатор снабдил средствами из личного фонда для восполнения багажа. В большей степени это касалось дипломатов, кроме двух чемоданов, у них ничего не было.
В основном из-за японцев и задержали поезд так надолго. А железнодорожное начальство срочно рассчитывало график движения, чтобы предоставить поезду зеленую линию, дабы нагнать отставание.
После короткого совещания Щепкин отправился на вокзал, оттуда тайно выехал на телеграф, там показал удостоверение и потребовал прямую телеграфную связь с Петербургом.