Валерия Вербинина - Убежище чужих тайн
– Откуда вам известно, что Сергей Петрович – убийца? – все тем же невыносимо холодным тоном спросила баронесса фон Корф.
– От мадам Белланже.
Амалия была так раздражена, что даже не сразу сообразила, что мадам Белланже и Надежда Кочубей – одно и то же лицо.
– Да, вы упоминали, что были у нее, – язвительно бросила баронесса фон Корф. – Однако, по вашим словам, она была не в себе и вы ничего не смогли от нее узнать.
– Я сказала вам не все.
«Точнее, ты мне соврала, голубушка, – со злостью помыслила Амалия. – И я сижу теперь в пыльной Полтаве вместо того, чтобы быть сейчас дома с Мишенькой и своими близкими».
– В начале нашей беседы, – продолжала Луиза, немного ободренная молчанием собеседницы, – Надин казалась вполне вменяемой, и она согласилась рассказать о том, что тогда произошло. Она спешила, чтобы прийти в башню точно к назначенному сроку. Она знала, что Сергей Петрович сердится на нее, когда она опаздывает… И она решила на этот раз прийти пораньше. Башня была незаперта, и Надин обрадовалась, решив, что он уже здесь… Она взбежала по ступеням наверх и увидела мою мать, которая лежала в луже крови. В ужасе Надин стала звать ее, пыталась нащупать пульс, перепачкалась кровью, потом стала вытаскивать нож, который торчал в теле. Она думала, что Луизе еще можно как-то помочь, но тут появился Мокроусов, и она все поняла… Он решил, что она придет позже, как обычно… Он убил Луизу, но не успел избавиться от тела. И он сразу же стал обвинять ее в убийстве, не слушая ее оправданий…
Амалия вздохнула.
– И вы поверили словам сумасшедшей?
– Да, а что мне оставалось? Она казалась поначалу совершенно разумной… Это потом она стала бормотать что-то по-русски, начала кричать на меня и бесноваться… И отвращение на ее лице, с которым она говорила о Сергее Петровиче… Она была искренна, поверьте!
– Или она убедила себя, что убийца – он, потому что так ей было легче, – сухо заметила Амалия.
– Может быть, вы правы, госпожа баронесса, – пробормотала Луиза. – Но если он не убийца, почему его жены умерли так странно?
– Что вы собираетесь предпринять? – спросила Амалия напрямик.
– Я… я не знаю. – Луиза замялась, кривя рот. – Он… он не говорил вам, что сделает со своими деньгами, если я откажусь?..
Она робко смотрела на Амалию, ожидая ответа, а баронесса фон Корф подумала, что сейчас она с большим удовольствием влепила бы этой девице пощечину – так, чтобы голова качнулась на полметра. И хотя Амалия отлично сознавала, что поступает некрасиво, она все же не отказала себе в удовольствии ответить:
– Кажется, он намерен в таком случае оставить все родственникам по второй жене. Возможно, ее брату-студенту.
Луиза помрачнела.
– Но если он действительно отравил своих жен…
– Боюсь, что это недоказуемо, – усмехнулась Амалия. – И я уверяю вас, что как только Мокроусов отпишет свое состояние Николаю Дмитриевичу, тот сейчас же забудет все свои подозрения…
На лице Луизы теперь читалась настоящая паника.
«Интересно, – со злостью подумала Амалия, – сколько крови должно быть на миллионах, чтобы они окончательно потеряли свою привлекательность?»
Девушки договорились встретиться внизу за ужином, и Луиза удалилась. Даже ее спина и ямочка между ключицами выдавали нешуточную внутреннюю борьбу.
В пыльные окна всеми лучами ломилось летнее южное солнце. Амалия посмотрела на себя в зеркало и надулась. Ей показалось, что между бровями у нее залегла морщинка, и, уж конечно, появилась она там вовсе не из-за ее собственных проблем.
Итак, Сергей Петрович излил душу Амалии, а Надежда Кочубей призналась во всем Луизе Делорм, и обе слушательницы были уверены, что им сказали правду. Мокроусов был убежден, что убийца – Надежда Кочубей, а она заявила, что убил он.
Тут Амалия поймала себя на том, что ей все надоело, и решила пройтись. Внизу она столкнулась с дядюшкой Казимиром. Он задержался в имении на некоторое время, потому что соблазнился клубничным вареньем, которое делали из местных ягод. Сначала он томно дал понять, что равнодушен к клубнике, потом съел подчистую целую банку, потом объявил, что клубника – его любимая еда, и принялся за вторую банку. Когда Амалия уезжала, у нее возникло впечатление, что пустых банок в доме оставалось больше, чем полных, и что дядюшка не уедет, пока не прикончит последнюю. Вот и теперь, когда она увидела его лицо, сияющее довольством, она не смогла удержаться и все-таки спросила:
– Что, варенье уже закончилось?
– Там еще малиновое осталось, – ответил Казимир со вздохом.
Амалия не выдержала и расхохоталась, но смех вышел нервный, и дядя, почувствовав это, вопросительно на нее посмотрел.
– Извини, – сказала Амалия, – это не из-за варенья, просто… Одним словом, я вернулась в исходную точку. Мокроусов клялся мне, что Луизу убила Надежда, и выглядел при этом донельзя правдоподобно. А мадемуазель Делорм, оказывается, разговаривала с Надеждой, и та тоже очень правдиво поведала, что убил Луизу именно Сергей Петрович.
– Госпожа баронесса? – К ней подошел служащий отеля. – Вам телеграмма.
Амалия распечатала конвертик и пробежала глазами строки.
«Кризис миновал Миша выздоравливает Доктор сказал все будет хорошо Мама»
Не понимая, она начала читать снова – и тут случайно бросила взгляд на лицо Казимира. Благородный шляхтич явно прилагал нешуточные усилия, чтобы казаться спокойным, но глаза выдали его.
– Что это значит? – спросила Амалия хрипло, оборачиваясь к нему и воинственно взмахивая листком.
– Я тебе объясню, – сказал Казимир. – Идем в твой номер.
– Нет, ты объяснишь мне сейчас! – завелась Амалия. – Что значит – кризис? Что значит – выздоравливает? Он был совершенно здоров, когда я уезжала!
– Через несколько дней после твоего отъезда Миша заболел, – ответил Казимир. – Очень серьезно, врачи боялись, что он умрет. Несколько детей, которые живут в вашем доме, тоже заболели, двое скончались. Кажется, зараза пришла из семьи капитана, который живет напротив вас. Аделаида переехала к вам и не отходила от Миши…
– Боже мой! – простонала Амалия. – Ведь я же говорила Саше… Я же говорила! Как предчувствовала…
– Сестра прислала меня подготовить тебя в случае, если Миша умрет, – быстро проговорил Казимир. Бледнея, Амалия подняла на него глаза.
– Так ты…
– Нет, – усмехнулся дядя, – я приехал сюда вовсе не из-за этого олуха Лаппо-Данилевского и не из-за его денег, если ты об этом.
– У тебя все олухи! – завелась Амалия.
– А что я должен думать о брате женщины, которая вышла за главного подозреваемого в убийстве, да еще лет на двадцать старше ее? – поднял брови Казимир. – Конечно, он олух, а его сестра была не лучше. Когда мы прибыли в имение, пришла телеграмма от Аделаиды, чтобы я рассказал тебе все, потому что Миша совсем плох. Но я решил ничего тебе не говорить.
– Ты… ты…
Казимир крепко взял племянницу за локоть и повел ее к лестнице.
– Если хочешь устроить мне скандал, пожалуйста, только не на людях, – проговорил он вполголоса. Амалия сделала попытку вырвать руку, но дядя держал ее так, что ей пришлось смириться. – Да, я считал, что тебе незачем знать, потому что ты все равно не могла ничего сделать.
– Я его мать! Я должна была находиться с ним!
– Разумеется, но ты была за сотни верст от Петербурга, и если ты считаешь, что мы в твое отсутствие сидели сложа руки, то заблуждаешься. Александр пригласил лучших врачей, пришел даже лейб-медик государя. Аделаида переселилась к вам и ночи не смыкала глаз, следя за Мишей. Поверь: все, что только можно, было сделано. Твое присутствие ничего бы не изменило.
– Вы должны были мне сообщить! О боже мой…
У себя в номере она рухнула на диван и, не выдержав, разрыдалась. Телеграмма выпала из ее руки и лежала на ковре.
– Это бессердечно! – проговорила Амалия сквозь слезы, поднимая голову. – Вы что, думали, что для меня важнее какая-то француженка, убитая двадцать лет назад? Вы что, думали, что я…
– Мы ничего не думали, – отрезал Казимир. Он стоял, засунув руки в карманы, и слегка покачивался на носках от раздражения, потому что терпеть не мог сцен и женских слез. – Мы хотели тебя оградить, понимаешь? Александр очень переживал, он не хотел, чтобы ты узнала…
– Конечно, он переживал! – вспылила Амалия. – Ведь я же просила его переехать из этого дома, где постоянно кто-то чем-то болеет… Но ему было важно настоять на своем! Одно и то же, боже мой, каждый раз одно и то же, и постоянно он пытается все решать за меня, как будто я совсем ни на что не гожусь… И мой сын чуть не умер! А я в это время общалась с черт знает кем… С людьми, которые мне не нужны и с которыми я по своей воле никогда не стала бы общаться…
Она вспомнила свои сны, которые звали ее в Петербург и показывали ей особняк на Английской набережной, словно он был неким убежищем. Вот отчего она чувствовала такое беспокойство все последние дни: Мише было плохо, и, как хорошая мать, она даже на расстоянии почувствовала это.
