Валерий Введенский - Сломанная тень
– Я люблю вас!
– Сашенька! Рисуешь?
К неудовольствию Тучина, в мастерскую вошла не княгиня Дашкина, которую он ожидал, а Софья Лукинична.
– Доброе утро, тетушка!
– Зови меня Амалией, хорошо?
– Хорошо, тетя Амалия!
Софья Лукинична подошла к племяннику, колдовавшему над мольбертом, и нежно обняла за плечи.
– Как ты волшебно рисуешь! Даже князю Дашкину понравилось, а ведь он человек далекий от тонких материй, не то что мы с тобой!
– Дашкину?! Князь был здесь?
– Да, вчера! Интересовался твоими работами, ну и я решила похвастаться.
– И эту картину видел? – Тучин ткнул кистью в портрет обнаженной Юлии Дашкиной.
– Эта ему особенно понравилась! Чуть не лишился чувств от восхищения!
Тучин присвистнул! Вот, оказывается, почему нет княгини! Они условились на десять, сейчас пол-одиннадцатого, Тучин хотел уже послать казачка с запиской, узнать, не простудилась ли…
– А не хочешь ли ты изобразить меня?
– Пардон! – задумавшийся Тучин не расслышал.
– Сегодня позирую тебе я! – горячо прошептала ему в ухо Софья Лукинична. – В том же костюме, что и Дашкина. Помоги расстегнуть!
Александр замахал руками:
– Сегодня я занят, в другой раз!
Лаевская крепко прижала племянника к себе:
– А я хочу сегодня!
– Тетушка! – Тучин резким движением оттолкнул ее, Софья Лукинична приземлилась на банкетку. – Мне надо по делам! Я завтра вас напишу!
– Не обманешь? Меня все обманывают!
– Обещаю!
– Ты прямо сейчас уходишь?
– Да!
– Я провожу тебя!
Тучин никуда до того не собирался, но обстоятельства в образе тетушки просто выталкивали его из дома. Взяв альбом, он вышел из мастерской.
– Ольга! – Кислицын вошел к девушке, сидевшей за столиком для рукоделия. – А я искал вас! Зашел к Андрею Артемьевичу…
– К нему генерал Столбов пожаловал, вот мы и прервались. Присаживайтесь!
– Я на минутку! – Кислицын с перекинутым через руку кардиганом остался стоять. – Не знаю, огорчит вас мое известие или обрадует, но я зашел объявить… – Ольга испуганно сжалась; Матвей Никифорович, несмотря на искушенность в литературе, с трудом подбирал слова. – Я пришел сообщить, что съезжаю…
– Очень жаль! – протянула вежливо Ольга.
– И что наша помолвка расторгнута!
– Вы не любите меня? – Ольга подняла глаза от вышивки и затравленно посмотрела на него.
– Увы! – Матвею несколько месяцев назад очень непросто было просить ее руки, но оказалось, что отзывать предложение ничуть не легче. – Прошу простить меня и не держать зла!
– Что вы, Матвей! – Ольга грустно улыбнулась. – Я даже рада! Я очень переживала и чувствовала себя виноватой. А вдруг вы любите меня? Мы поженимся, и всю жизнь мне придется притворяться, что и я люблю! Я знаю, мне многие говорили, и Андрей Артемьевич тоже: стерпится-слюбится. Но как же слюбится, если я другого люблю? Ой… Я честно пыталась, читала ваши романы, учила наизусть стихи! Они замечательные! Вы столько пережили, столько страданий обрушилось на вас…
– Что вы! Моя жизнь была спокойной, а до смерти отца – даже вполне счастливой!
– Нет! Не обманывайте! Я почувствовала! Вам, наверное, тяжело было расти без матери?
Кислицын впервые посмотрел на нее с интересом:
– Да! Мачеха терпеть меня не могла. Я очень страдал, тянулся к ней, но она любила лишь своих детей, а меня отталкивала. Удивительно, что вы это почувствовали!
– Потому что я тоже росла без матери. А потом потеряла отца. Если бы не Андрей Артемьевич…
– Вы любите его?
– Конечно!
– Я не про то! Вы любите его, как женщина мужчину?
Ольга не ответила, лишь легким кивком подтвердила догадку.
– Только умоляю, никому! – попросила она и порывисто встала. – Я знаю, это дурно – любить чужого мужа. Но ведь многим женщинам и этого не дано! Их выбирают на балах, как кобыл на ярмарке. Да, да! Если лошадка, то есть невеста, понравилась, торгуются из-за приданого! И живут потом, как с лошадкой, даже не разговаривают, потому что чужие! А в старости собственным дочерям такую же судьбу устраивают! А мне и семнадцати нет, а я уже люблю! Это такое счастье! И я чувствую, я надеюсь, что и Андрей Артемьевич тоже меня любит!
– Как? Вы даже не говорили с ним?
– Как можно? Наши отношения целомудренны, каждый только догадывается о чувствах другого, не более. Оттого в нашей любви особая сладость! И горечь!
– Вы… Вы – замечательный человек, Ольга!
– Нет, я самая обычная! Это он! Андрей Артемьевич! От такой… такой… такой… Вы даже не знаете! Никто не знает! Ни жена, ни дети! Владимир попрекает его тем, чем гордиться надо! Что Андрей Артемьевич не воровал, как другие интенданты!
– Надеюсь, вы простите меня! За то, что разорвал помолвку?
– Вам не за что просить прощения! Я очень рада! Когда еще сыщется новый жених… А пока я буду спокойно жить подле любимого…
– Позвольте дать вам совет: не плывите по течению, боритесь за себя, за свою любовь. Прощайте!
Кислицын оглядел ломовую телегу, куда в беспорядке покидали его вещи.
– Куда ехать прикажете? – спросил извозчик, здоровый детина, не по погоде одетый в одну лишь красную рубаху.
– Даже не знаю! – честно признался Кислицын.
– Шутите, барин? Ждать не могу! За день два рубля хозяину вынь да положь! А я цельных два часа тут: грузили, потом вас ждали. Таперича ехать надо!
Кислицын заскрипел зубами. Владимир поступил подло, мог хотя бы дать полдня на поиски квартиры. А куда ему ехать сейчас, с бухты-барахты, когда вещи на телеге, да еще и на службу опаздывает!
– Вас Софья Лукинична! – подбежал к Кислицыну Пантелейка.
Матвей Никифорович поднялся по ступенькам и снова зашел в дом.
– Доброе утро, дорогой Матвей! Я только что узнала! Какая несправедливость! Это я виновата – плохо воспитала сына! Вы знаете, он мне самой поперек горла! Разослал по лавкам письма, чтобы мне не давали в кредит! Родной сын, называется!
Софья Лукинична полезла за платочком.
– Я вот что хочу вам предложить. Напротив живет моя добрая знакомая, майорша Г. Может, знаете? Так вот! Она сдает комнаты. Вот я и подумала: зачем вам далеко ехать? Хотите, замолвлю словечко? У нее князь Дашкин снимает…
– Князь Дашкин? Он разве наш сосед? – удивился Кислицын, бросив в окно взгляд на неказистый доходный дом.
– Нет! За женой следит! Так замолвить за вас словечко?
– Спасибо, сударыня, но боюсь, что комната в этом районе мне не по карману.
Кислицын решил ехать на Вознесенский, где в доме недалеко от Садовой снимал комнатенку до переезда к Лаевским. Дом там большой, авось что-нибудь найдется, и на службу можно пешком ходить!
Но только он вышел из дома, за ним опять вылетел Пантелейка.
– Матвей Никифорович! Матвей Никифорович! Теперь вас Ирина Лукинична зовет!
– Скажи, я к ней часов в семь заеду!
Глава девятнадцатая
Денис проснулся около одиннадцати. Комната за ночь выстудилась, и вылезать из постели не хотелось. Усилием воли Угаров заставил себя дотянуться до шнурка колокольчика. Ах, черт! Дверь-то он закрыл! Пришлось встать.
Эх, Данила, Данила! Он бы вошел с подогретым халатом, с кувшином горячей воды… Заспанный же Тихон шмыгнул носом, а потом исчез на десять минут. Угаров сам нашел халат, надел, подошел к окну, раздвинул шторы и принялся рассматривать Фонтанку. Выглянуло осеннее солнышко, и обрадованные жители подставляли ему лица. Александр Тучин не был исключением – неторопливо шел по набережной и жмурился. Куда это он направился? Подслушанный вчера разговор напугал Дениса. Тучин обожает приключения, и они всегда заканчиваются для него плачевно! Сам же вчера сказал: «Не будь Угарова, давно бы лежал в могиле!»
Дениса кольнуло недоброе предчувствие.
«Эх, лежебока! Надо было встать пораньше, поговорить с Сашкой по-серьезному! За что, за что, а за подслушивание Тучин не обиделся бы! В детстве вместе этим баловались».
Денис еще раз позвонил в колокольчик.
– Иду, иду! – недовольно крикнул Тихон.
– Тучин куда отправился? – спросил Угаров, когда слуга наконец нарисовался в комнате.
– Не могу знать!
– Одень-ка меня побыстрей!
– Завтрак в комнату подать?
– Я не буду завтракать!
Выскочив из дома, Денис нанял пролетку и нагнал Тучина возле Аничкова дворца. Окликнуть или нет? Угаров, не зная, как поступить, подкинул гривенник. Решка! Значит, нет. «Отстану-ка я на десять шагов и пойду следом», – решил Денис.
Расплатившись с извозчиком, Угаров последовал за приятелем.
Денис всю оставшуюся жизнь вспоминал ту случайную встречу. Кабы не она, все могло сложиться по-другому…
На Невском держать Сашку в поле зрения стало труднее. Горожане поспешили воспользоваться редким подарком петербургской осени – безветренной солнечной погодой – и слонялись по проспекту, поминутно останавливаясь, чтобы поздороваться и обменяться новостями. Угаров, лавируя между группками, решил сократить дистанцию, прибавил ходу – и столкнулся на углу Караванной с высоким мужчиной. Не глядя, приподнял цилиндр, извинился:
