Эллис Питерс - Ярмарка Святого Петра
Однако, судя по тому, что было известно об этом принце, Овейн Гуинеддский вовсе не нуждался ни в советчиках, ни в советах, ибо Господь щедро наделил его умом.
«Интересно, — подумал Кадфаэль, — сколько языков знает этот простачок купец? Французский — почти наверняка. Фламандский? Не исключено, ведь ему, без сомнения, случалось бывать во Фландрии». Монах не удивился бы, узнав, что Родри силен еще и в латыни.
— Ты приедешь к нам на ярмарку в будущем году?
— Кто знает, брат. Может, и выберусь. А ежели я приеду, ты согласишься снова мне помочь?
— С удовольствием, я ведь и сам уроженец Гуинедда. Ну, счастливого тебе пути. Поклонись от меня нашим холмам.
— Храни тебя Господь! — широко улыбнувшись, промолвил ап Хув, основательно хлопнул монаха по плечу и зашагал к реке.
Едва Хью переступил порог странноприимного дома, как на шею ему, всхлипывая, бросилась Элин. При виде мужа она почувствовала некоторое облегчение, но все же пребывала в растерянности и тревоге.
— О, Хью, кажется, или я сделала что-то ужасное, или Филип Корвизер сошел с ума. Он зашел к нам, спросил Эмму, но как только узнал, что она уехала, его как ветром сдуло. Представляешь: вскочил на лошадь одного ворчестерского купца и ускакал сломя голову. Хозяин коня рвет и мечет, а я понять не могу, в чем дело, но боюсь…
— Эмма уехала? — переспросил Хью, ошарашенный нежданным известием. — Она же собиралась ехать с нами! Что случилось? Почему она передумала?
— Ну, ты же сам знаешь, он все время оказывал ей знаки внимания… А сегодня утром пришел, спросил поначалу тебя, но так как тебя не было, обратился ко мне. Он рассказал, что его сестра хочет постричься в монахини в Минчин-Бэрроу, а это всего милях в пяти от Бристоля. Ему так или иначе надо было проводить сестру в обитель, вот он и предложил Эмме отправиться вместе с ним, раз уж им все равно по пути. Он сказал, что они переночуют в его маноре, а завтра поутру пустятся в дорогу. Эмма согласилась, я тоже не возражала — да и с чего бы? Но Филип словно обезумел: как только услышал его имя, тут же…
— Чье имя? Корбьера? — воскликнул Хью, с тревогой вглядываясь в лицо жены.
— Разумеется, Иво, а чье же еще? Но что в этом плохого? Он повез Эмму в Стэнтон Коббольд, к сестре. Я даже порадовалась за нее, видя, как все удачно складывается. Может, ты и взглянул бы на это по-иному, но тебя-то не было. К тому же Эмме, похоже, предложение Иво пришлось по душе, а она, в конце концов, сама себе хозяйка.
Действительно, девушка была вольна поступать, как ей заблагорассудится, тем паче что внимание Корбьера ей льстило, и она могла поехать с ним просто ради того, чтобы лишний раз почувствовать себя самостоятельной. И даже Хью, окажись он в ту пору дома, вряд ли сумел бы помешать ее отъезду, а, скорее всего, не стал бы и пытаться. Ведь утром он еще не подозревал Иво ни в чем дурном.
Хью крепко обнял жену и прижался щекой к ее волосам.
— Любовь моя, сердце мое, ни в чем себя не кори. Я на твоем месте поступил бы точно так же. Но сейчас мне придется поехать за ними. Не спрашивай почему, я все расскажу потом. Мы привезем ее назад, ничего худого с ней не случится…
— Значит, ей и вправду грозит опасность? — дрожащим голосом прошептала Элин. — Это моя вина!
— Ни в чем ты не виновата! Она приняла решение, и ты не могла ее задержать, да и причин у тебя не было. Ни о чем не тревожься. Где Констанс? Любовь моя, как мне ни жаль оставлять тебя, но…
Элин поняла, что Хью опасается причинить ей хотя бы малейшее огорчение и тем самым повредить их будущему ребенку. Это заставило ее взять себя в руки. В конце концов, она не девочка, и ей не пристало требовать от мужа, чтобы тот выплясывал вокруг нее, пренебрегая долгом. Элин решительно высвободилась из объятий.
— Конечно, ты должен ехать. Со мной все в порядке — и будет в порядке, можешь не беспокоиться. Поторопись! Они опередили тебя на добрых три часа, и, если ты замешкаешься, Филип может попасть в беду. Пошли кого-нибудь в замок — пусть поскорее поднимут стражу, а я тем временем постараюсь утихомирить купца, у которого паренек позаимствовал лошадь.
Чувствуя, что мужу трудно расстаться с ней, Элин крепко поцеловала его и подтолкнула к двери. Именно в этот момент на пороге появился брат Кадфаэль.
— Эмма уехала с Корбьером, — с ходу выпалил Хью. — Они направились в его шропширский манор. Парнишка погнался за ними, я, понятное дело, поскачу следом. Ну а ты оставайся здесь и позаботься об Элин…
Но Элин увидела, что в глазах монаха вспыхнул воинственный огонь, и поспешно промолвила:
— Мне не нужна нянька. Поезжайте оба!
— Я имею на это право, — сказал Кадфаэль, пытаясь скрыть охватившее его возбуждение, — аббат Радульфус возложил на меня попечение об этой девушке, так как она гостила в аббатстве, и мне кажется, я не превышу своих полномочий, если попробую помочь ей и за стенами обители. Скажи-ка, Хью, найдется у тебя конь, кроме твоего долговязого любимца, серого в яблоках. Вели-ка седлать — уже год, как я не ездил с тобой верхом.
Манор Стэнтон Коббольд располагался в добрых семнадцати милях от Шрусбери, на самом юге графства, и вплотную примыкал к владениям епископа Херефордского, которому в тех краях принадлежало не меньше десятка маноров. Дорога тянулась вдоль залитой солнцем опушки Долгого Леса и упиралась на западе в гряду холмов, обрамленных купами деревьев. В одну из лесистых прогалин между холмами, куда вела утрамбованная колесами подвод тропа, и свернул Корбьер.
Солнце стояло в зените, но здесь, под тенистыми кронами деревьев, было довольно прохладно. Гнедой конь неутомимо рысил, будто не замечая, что несет двоих седоков. Один раз в лесу Иво сделал привал и предложил Эмме подкрепиться вином и овсяными лепешками. Держал он себя почтительно, был внимателен и деликатен. День стоял чудесный, незнакомый лесистый край очаровывал своей красотой. Волнующее приключение целиком захватило Эмму. К Стэнтон Коббольду она приближалась полная радужных надежд. Девушке льстило внимание Иво, и она с нетерпением ожидала встречи с его сестрой.
Небольшой ручеек струился между холмами. Деревья тесно обступили тропу, которая теперь едва виднелась.
— Мы почти дома, — промолвил, обернувшись, Иво.
И действительно, через несколько минут перед ними открылась небольшая поляна, обнесенная деревянным частоколом, за которым высился вросший в склон холма хозяйский дом. По бокам от дома и позади, на холме, густо росли деревья. Выбежавший мальчик открыл ворота, и всадники въехали во двор. Изнутри к частоколу прилепились хлева и амбары. Дом стоял на длинном сводчатом основании, которое служило подвалом. В него вели две двери — такие широкие, что в каждую запросто мог проехать воз. Над подвалом находился жилой этаж с просторным пиршественным залом, кухнями и кладовыми, почти весь каменный, и лишь справа имелась бревенчатая пристройка. Деревянная часть дома была выше каменной, казалось даже, что там, над соларом, находится дополнительный этаж. Ко входу в большой зал вела широкая каменная лестница.
— Скромное жилище, — с улыбкой промолвил Иво, повернувшись к девушке, — но места в нем хватит, и вам здесь будут рады.
Челядь у Корбьера была вышколенная. Прежде чем он остановил коня, к нему по двору уже бежали конюхи, а в дверях появилась служанка и заспешила вниз по лестнице.
Иво, рывком высвободившись из стремян, ловко перекинул ногу через шею коня и соскочил на землю. Жестом отослав Турстана, он сам протянул руки, чтобы помочь девушке спуститься с коня. В его сильных руках Эмма казалась легкой, как перышко. Некоторое время Иво держал ее на весу, а потом со смехом поставил на землю.
— Пойдемте, я отведу вас наверх, в солар.
Он отмахнулся от спешившей навстречу служанки, та отступила в сторону, почтительно проводила их наверх и ушла. Поднявшись по лестнице, они вошли в просторный зал. Сейчас, жарким летом, огромный камин не был зажжен, но высокие потолки закоптились от дыма.
— Не слишком уютный дом, — поморщившись, промолвил Иво, — но что поделаешь. Здесь, вблизи валлийской границы, приходится больше заботиться о безопасности, чем об удобстве. Поднимемся выше, в солар. Деревянный флигель был пристроен позднее, но и там все же темно и прохладно. Даже летом по вечерам приходится разводить огонь. Они поднялись по невысокой лестнице в конце зала и оказались в широком коридоре с парой дверей.
— Здесь часовня, — пояснил Иво, показывал налево. — А там, наверху, две темные комнаты. Темные они из-за того, что окна выходят прямо на склон холма, к тому же поросшего деревьями. А вот сюда, — он распахнул дверь в солар, — если вы согласитесь немного подождать, я прикажу доставить ваши вещи. Сейчас я спущусь, прослежу, чтобы коней поставили в стойла, и скоро присоединюсь к вам.
В комнате стоял массивный стол, резная скамья и стулья с подушками на сиденьях. Стены были задрапированы шпалерами, а пол устлан коврами. Мебель была удобной, убранство, пожалуй, даже изысканным, однако помещение казалось сумрачным и холодным, возможно, из-за того, что оконца были узенькими, а вдобавок свет, даже ясным днем, едва пробивался сквозь густые кроны разросшихся на склоне холма деревьев. Камина в комнате не было, она обогревалась дымовой трубой, поднимавшейся из зала, но посередине пола, вымощенного каменными плитами, — видимо, для защиты от искр и золы — стояла жаровня. Даже в этот теплый день она была зажжена. Уголья равномерно тлели, почти не давая дыма. Солнце не могло прогреть не только каменные, толщиной в руку, стены зала, но и столь же толстые деревянные, хотя, на первый взгляд, дерево давало больше тепла. Эмма прошла в глубь солара, с любопытством озираясь по сторонам. За ее спиной Иво едва слышно притворил дверь.
