Александр Бушков - Сыщик
— Вы в самом деле готовы обсудить вопрос об аппарате? В том смысле, что готовы отказаться от единоличного им обладания? Он многим принёс бы пользу…
— Там видно будет, — сказал Гравашоль. — Сейчас он мне нужнее, чем кому-либо…
— Вы полагаете? — спросил Бестужев. — Я не сторонник анархизма, однако, как всякий революционер, уважаю взгляды людей, борющихся с тиранией. И тем не менее признавать за одной вашей партией монополию на важность задач… В конце концов, если вернуться к теоретическим основам, то мы увидим…
Он произнёс несколько длиннейших фраз, насыщенных самой что ни на есть высокопробной теорией, поминал и Маркса, и Бакунина, и Лассаля. Краешком глаза видел, что головорезы Гравашоля совершенно заскучали, видя, что разговор как-то незаметно перерастает в теоретическую дискуссию. Они не походили на людей, очень уж вдумчиво интересовавшихся теорией, а также сутью идейных разногласий меж революционными партиями.
Гравашоль нетерпеливо пошевелился, он вот-вот должен был самым решительным образом Бестужева прервать, в чём, надо сказать, был совершенно прав: ну какие, к дьяволу, политические дискуссии в рассветный час, на берегу Дуная, где-то в пригородной глуши? Сейчас он разинет рот… Ага!
Успев за время разговора непринужденно и крайне медленно переместиться на пару шагов в сторону того, кого полагал слабым звеном, Бестужев ринулся вперед, как отпущенная пружина. Ударил намеченного растопыренной ладонью по глазам, вырвал тяжёлый револьвер из ослабевших пальцев, успел ещё двинуть локтем в горло — и, подхватив за ворот обмякшего анархиста, прикрылся им, как щитом, направив револьвер на тех, кто остался в строю:
— Бросьте оружие, господа!
Мгновением позже в ствол дерева рядом с Гравашолем ударила пуля, и звонкий юношеский голос поддержал Бестужева:
— Бросить оружие, живо!
Бестужев покосился в ту сторону — из-за угла покосившейся хибары виднелась рука в чёрном рукаве, сжимавшая немаленьких размеров револьвер. Укрывшегося там человека никто не видел — зато все присутствующие были для него как на ладони…
— Живее! — поторопил голос. — Господин Краузе, вас это не касается пока, а вот все остальные — оружие наземь!
Голос был молодой и смутно знакомый, хотя Бестужев никак не мог вспомнить, где его слышал.
— Кому говорю!
Гравашоль первым сообразил, что партия проиграна, — и со злобной гримасой кинул револьвер наземь. Чуть погодя его примеру хмуро последовали остальные.
— Заставьте их отойти в сторону, Краузе!
Бестужев с превеликой охотой повиновался, взмахнул револьвером и прикрикнул:
— Отойдите-ка к тому вон дереву, господа! Молодой человек, по тону чувствуется, шутить не намерен!
Исподлобья косясь и злобно ворча, анархисты приказание выполнили. Таинственный спаситель продолжал:
— Обыщите их, Краузе, если найдете ещё оружие, выкиньте в реку! Но сначала то, что они бросили!
Обыскав в первую очередь своего пленника — ага, ещё один «бульдог», — Бестужев, выкинув предварительно в реку валявшееся на земле оружие, направился к остальным, держась так, чтобы не заслонять линию огня неизвестному. Кто бы он ни был, он явно пришёл один, а значит, лучше уж иметь дело с ним, чем с целой бандой…
Его трофеями оказались приличных размеров нож, револьвер и браунинг, похоже его собственный. К сожалению, и его пришлось выбросить в реку под деловитые окрики неизвестного.
— У них больше ничего нет? — крикнул его загадочный спаситель.
— Ручаюсь! — отозвался Бестужев.
— Прекрасно. А теперь и ваш револьвер — в реку! Идите сюда! А вы, господа, извольте торчать на месте не менее пяти минут, того, кто кинется следом, пристрелю без жалости!
Забросив револьвер в тёмную воду, Бестужев, не теряя времени, кинулся к хибаре. Там стоял невысокий человек в чёрном костюме и котелке, по-прежнему целясь в господ анархистов — надо сказать, довольно умело. Не глядя на Бестужева, он тихо распорядился тем же звонким юношеским голосом:
— Бегите до развилки, там свернёте направо. Увидите автомобиль, садитесь в него. Я буду прикрывать. Ну?
Не заставляя себя долго упрашивать, Бестужев что есть мочи припустил в указанном направлении. Свернув направо, как и было указано, он увидел большой чёрный автомобиль с распахнутыми передними дверцами. Его мотор тихо рокотал в полной готовности. Прыгнув на сиденье рядом с местом шофера и захлопнув дверцу, Бестужев обнаружил, что салон пуст.
Очень быстро показался его спаситель, он бежал к машине… остановился, повернулся назад и выпалил дважды, видимо, раздосадованные французы всё же не устояли на месте и попытались броситься в погоню… побежал… что-то с его движениями было неправильно… тьфу ты чёрт, так это же девушка!
Ну конечно, это не молодой человек со звонким голосом, а девушка — голос ещё можно было перепутать с юношеским, но бежала она совершенно на женский манер, тут уж никаких сомнений быть не может! Постойте-ка…
Она добежала, плюхнулась на сиденье и, не захлопнув до конца дверцу, с большой сноровкой перекинула пару рычагов. Автомобиль, взревев, прямо-таки прыгнул вперед, подскакивая на колдобинах. Девушка, умело держа руль одной рукой, другой захлопнула дверцу, нажала на рычаг, и автомобиль помчался ещё быстрее, Бестужева подбросило так, что он едва не стукнулся макушкой о поднятый верх, успел ухватиться за что-то твёрдое, угловатое… Автомобиль нёсся как молния.
Девушка, не сводя глаз с извилистой лесной дороги, с большим искусством дёргала руль вправо-влево, так что автомобиль ухитрялся в последний миг разминуться с очередным деревом. Почти рассвело, и Бестужев без особого труда её узнал.
— Бог ты мой, какая встреча! — воскликнул он. — Благодарю вас, мисс Луиза, мне там пришлось нелегко, и они были настроены решительно…
— Пустяки, — бросила американка, не отводя взгляда от дороги. — Не стоит благодарностей, сочтёмся…
— Они за нами вот-вот погонятся…
Луиза покосилась на него, хмыкнула:
— Вы меня дурой считаете? Я там успела кое-что поломать… Даже если у них кто-то разбирается в моторах, не поможет. В Вену им придётся тащиться пешком. Ну что, я вовремя?
— Как нельзя более кстати, — сказал Бестужев. — Простите, мисс, а как вы, собственно говоря, узнали…
— Господи! Да просто следила.
— За Гравашолем?
— За кем же ещё.
— Но откуда вы знали…
— Это мое дело, — отрезала девушка. — Держитесь покрепче и не болтайте языком…
«Вот она, заокеанская эмансипация, — подумал Бестужев, не без уважения глядя, как Луиза сноровисто управляет несущейся во весь опор машиной. Скорость была головокружительная — не менее шестидесяти верст. Сам он только собирался выучиться этому искусству, которое когда-нибудь могло и пригодиться. — Недурно у неё получается… чёрт, о чём это я? Самое время задуматься, кто же, собственно, эта решительная красавица и что ей нужно… или ей нужно то же, что и всем, и не стоит голову ломать?» Не то что опытный жандарм, но и всласть читавший Ната Пинкертона и Лейхтвейса гимназист моментально сообразил бы, что эта пленительная особа на берегу реки оказалась неспроста. И уж конечно, ею двигало отнюдь не желание спасти безвинного страдальца от рук отпетых злодеев — подобные филантропы встречаются только в романах, наподобие принца Сальватора у Дюма…
Автомобиль замедлил ход и уже не нёсся так ошалело — показались предместья Вены, рассвело достаточно, чтобы Бестужев мог определить: они взъезжали в столицу со стороны квартала Бельведера. Улицы, как и полагается в такой час, были практически пустынны; если не считать полицейских и редких повозок бакалейщиков.
Луиза внезапно свернула к кромке тротуара, остановила машину и выключила двигатель. Посмотрев на неё внимательно, Бестужев сказал:
— Вам бы следовало ещё и усики приклеить. Для пущей маскировки.
— Ерунда. Получилось бы карикатурно… Вы не спешите меня поблагодарить?
— Я вам бесконечно благодарен, — сказал Бестужев. — Правда, как вы могли заметить, я и сам некоторым образом уже перехватил власть над ситуацией…
— Вам унизительно быть спасённым женщиной или вы просто самоуверенный?
— Самоуверенный, конечно, — сказал Бестужев. — А вы разве нет?
Она помолчала, разглядывая его определённо пытливо. На ней всё ещё красовался котелок, под который забраны волосы.
— Где Штепанек? — спросила она неожиданно.
Бестужев ничуть не удивился: этого и следовало ожидать…
— Представления не имею, — сказал он преспокойно. — Мы не понравились друг другу, и он ушёл.
— Вздор! Расстанься вы с ним, вас бы не преследовал Гравашоль.
— О Штепанеке меж нами и речь не шла, — сказал Бестужев чистейшую правду. — Он просто хотел знать, кто я такой. Справедливо опасался, что может получить сдачи…