Чарльз Финч - Общество "Сентябрь"
Ленокс тихо чертыхнулся.
— Он что-нибудь еще говорил про подсказки? Те, что в комнате?
— Нет.
— Попросил, чтобы вы отправились вместе с ним?
— Наоборот! Это я сказал, что пойду с ним, а он твердил, что нельзя. В то утро, когда он ушел из колледжа, мы вдвоем завтракали, и он все повторял, чтобы я не беспокоился и что идти с ним нельзя.
— Так как же вышло, что вы были вместе?
— Я заметил его, когда он, страшно бледный, взвинченный, прощался с матерью. Ну, я и шел за ним вдоль всего луга Крайст-Черч и дальше.
— На юг? — понимающе кивнул Ленокс.
— Точно. А когда миновали мост — вы, наверное, знаете, — тот, что через Черуэлл, уже после заливных лугов, я нагнал его, хлопнул по плечу и сказал, что иду с ним, нравится ему это или нет.
— Хороший поступок, — тихо и по-взрослому одобрил Ленокс.
Дабни дернул плечом:
— Что толку. Это ведь не помогло. Кончилось все ужасно.
— Чем вы занимались?
— На ночлег устроились сравнительно близко от города, прямо за лугом. Кое-какую еду Джордж захватил, а я еще сходил в лавку у моста Магдалины, студенты туда редко заглядывают. На следующий день Джордж снова встретился с тем человеком.
— На балу, в колледже Иисуса.
— Господи, да вам все известно!
— Вы туда не ходили?
— Ходил, просто Джордж велел мне спрятаться.
— Как он был настроен? Я имею в виду Пейсона.
— Удивительно, но он был полон надежд. Нервничал сильно, как я уже говорил, и в то же время на что-то надеялся. Такое ощущение, что у него камень с души свалился.
Дабни помолчал.
— Вы знаете, Стамп и я всегда гадали, что произошло с папашей Джорджа. Слухи всякие ходили. И вот я почувствовал: Джордж сделал вывод, что может гордиться отцом — по каким-то причинам.
— Гордиться?
Дабни утвердительно кивнул:
— Да, и еще… казалось, он будто отправляется в приключение, в котором нет ничего опасного. Испуганным он совсем не казался.
— Описать того, с кем он встречался, сможете?
— Не очень хорошо, лицо я толком не рассмотрел. Я бы сказал, среднего роста. Темноволосый. Бакенбарды и, кажется, усы… но я не уверен. А на шее…
— Рубец?
Дабни опять изумился.
— Да, именно. Красный рубец.
— Лайсандер, — пробормотал Ленокс. Но, по сведениям Даллингтона, он никак не мог убить Пейсона. Или Даллингтон не заметил какого-то подвоха?
— Кто это?
— Член того самого общества — общества «Сентябрь».
— A-а… Вот, значит, как.
— Извините, Билл, боюсь, мне придется сейчас задать болезненный вопрос.
На лицо Дабни набежала тень.
— О его смерти. Понятно.
— Да, подтвердил Ленокс.
— Я ушел за едой, понимаете? Продукты у нас подошли к концу, и мы решили, что пусть уж лучше увидят меня, чем его. Почти стемнело. А когда я вернулся с покупками, он был… он уже был мертв.
Дабни разрыдался — и Ленокс раз и навсегда вычеркнул его из списка подозреваемых. Неподдельное горе, вызвавшее неподдельные слезы, лишило мидлендца не только слов, но и сил сохранять воспитанное с детства хладнокровие.
— И вы отнесли тело на луг Крайст-Черч.
— Да, — беря протянутый ему носовой платок, ответил Дабни. — Да, отнес его на луг. Наша стоянка была надежно скрыта в куще деревьев, а я хотел, чтобы тело нашли. Я хотел, чтобы полиция и кто-нибудь вроде вас — хотя я понятия не имел о вашем существовании — вмешались и все выяснили.
— А сами хотели остаться в тени?
— Да.
— И ваш мотив мне ясен.
— Просто я был так потрясен… когда нашел его мертвым. Мы играли в игру — а она оказалась не игрой. Мне же в голову не приходило, что все так серьезно. И первое, о чем я подумал: кто бы это ни сделал, раз они убили его, значит, захотят убить и меня, ведь Джордж мог что-то мне рассказать.
— Вы правильно подумали.
— Вот я и положил его тело на лугу, а сам пустился в бега. Путь пешком неблизкий, денег я взял совсем немного — думал, прогуляемся себе и вернемся… Пришлось рыться в отбросах… и к Стампу я обратиться не мог, а то бы он тоже стал мишенью…
Дабни не мог больше бороться с усталостью и снова закрыл лицо руками.
— Спальня наверху для вас уже готова, — поспешил сказать Ленокс. — Я знаю, что вы страшно устали, но не могли бы вы ответить еще на пару вопросов?
— Да-да, конечно.
— Джордж больше ничего не рассказывал о незнакомце, хоть самую малость? Или про само общество?
— Нет. Я очень жалею, что не расспрашивал.
— И еще. Я правильно понимаю, что вы постриглись и сменили одежду для маскировки?
— Да, именно.
— Ясно. Вы не припомните, о чем вообще говорили с Джорджем? Например, когда прятались на лугу?
Слабое подобие улыбки промелькнуло на лице Дабни.
— Вспоминали доброе старое время. Как желторотиками приехали на первый курс. Гадали, теплая ли выдастся весна, когда после письменных экзаменов можно будет весь день гонять по реке в плоскодонках, а потом завалиться всем в «Медведя» и выпить по пинте пива… — В горле у него стоял комок, но на сей раз он сумел подавить рыдание. — Господи, поверить не могу, что все так случилось!
Задав еще два-три вопроса, Ленокс отвел молодого человека наверх, в спальню для гостей. Через несколько секунд за дверью воцарилась глубокая тишина.
Детектив тем временем снова спустился в библиотеку. Догорели свечи, давно пробило полночь, а он все глядел на ярко пылающие угли в камине и слушал, как нещадно хлещет за окном дождь.
ГЛАВА 44
Дабни проспал почти до полудня. Ленокс большую часть ночи и все утро вырабатывал план действий, успех которых целиком и полностью зависел от одного человека.
У него осталась еще куча вопросов, которые он не успел задать Дабни накануне. В основном они касались Хетча. Когда молодой человек покончил с завтраком (верная Элли, надо полагать, решила, что мир перевернулся: хозяин в двенадцать часов дня заказывает копченую сельдь и глазунью), Ленокс опять приступил к расспросам:
— На встречу неподалеку от луга Крайст-Черч он пришел с каким-то свертком, не так ли?
— Кто? Старина Хетч? Первый раз об этом слышу. В любом случае сам я его не видел и не думаю, чтоб Пейсон утаил от меня такой факт.
— Вы уверены? Это должно было произойти днем, в воскресенье. Кроме того, Пейсон и Хетч встречались накануне, в субботу, в пабе «У Шоттера».
— Да? — Дабни пришел в замешательство. — Профессор Хетч — славный малый, когда речь идет о веселой попойке, но сомневаюсь, чтобы Джордж стал поверять ему свои секреты. Сильно сомневаюсь.
После этой реплики Ленокс иначе взглянул на Хетча. За последнее время он привык к мысли, что Хетч в данном деле не только не исполнитель, но даже и не соучастник. Ничто не противоречило версии, по которой Хетч просто помогал попавшему в беду юному подопечному: принес ему сверток с… продуктами, например. Или одеждой? Теперь эта версия казалась малоправдоподобной. Ленокс наскоро написал Грэхему, чтобы тот задержался в Оксфорде еще двенадцать часов.
— Еще вопрос, — обратился он к Дабни. — Что вы собираетесь делать? Я видел ваших родителей и должен признать, их выдержка достойна восхищения, но нужно ли говорить, что они страшно волнуются? Не знаю, как я еще не послал им телеграмму. С трудом поборол желание сделать это ночью, когда вы спали, да и то чтобы случайно не пойти против вашей воли.
Дабни затряс головой:
— Пожалуйста, прошу вас, не надо. У меня есть на то веские причины.
— Какие?
— Послушайте, когда, по-вашему, дело будет закончено.
— Я бы сказал, в понедельник вечером — не позже.
— Откуда такая уверенность?
— У меня есть план, который, так или иначе, должен ускорить развязку.
— Тогда давайте отложим до вторника? Утром я напишу им сам, чем раньше, тем лучше.
В половине первого Ленокс отправился осуществлять недавно составленный план. Не без колебаний шагал он по Пэлл-Мэлл, вдоль наводнявших улицу клубов. И чем ближе подходил к Карлтон-Гардене, к особняку, где размещалось общество «Сентябрь» и клуб «Библиус», тем больше сомневался. В конце концов он решил перейти к действиям после ленча. Зашел в клуб «Атенеум» и, взяв филе индейки под клюквенным соусом и картофельное пюре (пища тяжелая, но в холод и дождь — то, что надо), погрузился в чтение «Кембриджского журнала по римской истории».
«Атенеум» объединял людей, достигших не столько общественных, сколько интеллектуальных высот, и «Кембриджский журнал» самой разной тематики читали в столовой многие. Конечно, в большинстве своем члены клуба принадлежали к земельной аристократии, но были и те, кого приняли за весомые личные достижения. К примеру, в конце тридцатых годов девятнадцатого века, в период финансовых затруднений, совет клуба удовлетворил просьбу о приеме сорока человек не особо высокого происхождения. Хотя новоприбывших в шутку окрестили «сорок разбойников», в их число входили Чарлз Диккенс и Чарлз Дарвин. Такой порядок вещей в клубе, посвященном Афине — как-никак богине мудрости, помогавшей хитроумному Одиссею, — нравился Леноксу гораздо больше, чем возведенный в абсолют снобизм клуба «Будлз».
