Лора Роулэнд - Надушенный рукав
А что такого мог увидеть Даемон, размышлял Хирата. Как Кохэйдзи забивает Макино насмерть? Может, позднее актер каким-то образом выяснил это и убил Даемона, чтобы заставить его молчать. Но если Даемон стал свидетелем преступления, почему он не рассказал об этом Сано, когда тот его допрашивал? Хирата начал терять надежду, что им удастся раскрыть оба преступления одним махом.
— Послушайте, — заговорил Кохэйдзи, — вы не за того взялись. Я понимаю, ваш хозяин будет счастлив, если вы повесите оба убийства на меня, но я не убивал ни Даемона, ни Макино. Окицу подтвердит. И люди в театре тоже.
Несмотря на твердый тон, актер растерял всю свою дерзость. Самурайский наряд и грим резко контрастировали с написанным на лице страхом. Тут занавеску на двери отдернули. В комнату сунул голову хмурый мужчина.
— Тебе пора на сцену. Пошел сейчас же! — рявкнул он Кохэйдзи и исчез.
Кохэйдзи выдохнул, как смертник, помилованный в последний момент. Он торопливо проскочил мимо Хираты, тот не стал его задерживать. Прежде чем выбежать из гримерки, Кохэйдзи заметил:
— Если Даемон и правда был в поместье Макино той ночью, может, он и убил главного старейшину. Смерть не доказательство невиновности. Почему бы вам его не проверить?
Именно этим и собирался заняться Хирата после разговора с Тамурой, вторым подозреваемым, которого приказал допросить Сано.
24
Длиннее спектакля у Кохэйдзи еще не было. Он пел и произносил тирады, ходил с напыщенным видом по сцене, ухлестывал за прекрасными женщинами, сражался на мечах. Зрители издавали восхищенные возгласы и бурно аплодировали, но на сей раз он не обращал на них внимания. Кохэйдзи мог думать только о визите первого вассала сёсакана-сама и о том, что его положение из неприятного превратилось в крайне шаткое. Он достиг вершины успеха, и все, что его заботило, — это отвести от себя духов преисподней, чье горячее дыхание актер уже чувствовал на шее.
Как только спектакль закончился, Кохэйдзи кинулся в гримерку, быстро стер краску с лица и сменил одежду. Потом выбежал на улицу и нанял паланкин.
— В эдоский замок, — бросил он носильщикам, проворно забираясь внутрь.
Подпрыгивая в виляющем по дороге паланкине, Кохэйдзи размышлял о своей жизни, которая казалась ему нескончаемой чередой удач и провалов, словно он родился под звездой, то ярко сиявшей, то по неведомому распорядку уходившей в тень. Ему повезло родиться сыном богатого торговца, но потом отец умер, не оставив ничего, кроме долгов. В девять лет Кохэйдзи оказался на улице, вынужденный попрошайничать, красть и продавать свое тело. Он бегал от полиции, дрался со старшими мальчишками, которые пытались стащить у него деньги, спал под мостами.
Удача повернулась к нему лицом, когда его взяли в театр Овари. Вначале Кохэйдзи безумно радовался, что у него есть кров, пища и шанс сделать блестящую, выгодную карьеру. Но вскоре он погряз в злобных сплетнях, грязных проделках и нападках, которыми не гнушались актеры в борьбе за лучшую жизнь. Кохэйдзи ничего не оставалось, как поступать с другими еще хуже, чем они с ним. Он столкнул с лестницы одного особо талантливою актера, тот сломал спину и стал калекой. Кохэйдзи нажил уйму врагов, а наградой ему служили главные роли в спектаклях. Его звезда воссияла.
Но появились новые трудности. Даже за главные роли в Овари платили гроши. Кохэйдзи все равно приходилось торговать собой, чтобы заработать деньги на одежду и развлечения. Он слишком много спускал на куртизанок и чайные. Актер начал брать взаймы, наплодил долгов, одалживал деньги, чтобы заплатить наседавшим кредиторам. Потом, к своему счастью, Кохэйдзи обнаружил, что богачи готовы платить за то, чтобы увидеть, как он занимается любовью. Сексуальные спектакли позволили ему отдать долги и поднять свою популярность. Эх, если бы судебный советник Бандзан вовсе ему не встречался!
Старый дуралей потребовал, чтобы Кохэйдзи ударил его кожаным ремнем на глазах у девчонки. Кохэйдзи принялся стегать Бандзана, и вдруг им овладел приступ яростного гнева. Бандзан олицетворял всех, кто когда-либо причинил Кохэйдзи зло, всех, кого он вынужден был ублажать. Кохэйдзи не прекращал хлестать, пока Бандзан, уже весь окровавленный, не потерял сознание. Кохэйдзи заплатил своему врагу, Эбисуе, чтобы тот помог замести следы. Новый круг долгов и займов вверг Кохэйдзи в бездну отчаяния, когда его спас главный старейшина Макино.
Макино стал его покровителем и вознес Кохэйдзи к славе и богатству. Но светлейшая из полос сменилась черной после смерти главного старейшины. Кохэйдзи всегда как-то удавалось на ощупь идти вперед, пока снова не засияет его звезда, но на сей раз ему противостояли не просто завистливые актеры. На сей раз у него на хвосте сёсакан-сама и его приспешники, а за ними вся мощь Токугавы. Два убийства удваивали вероятность, что накажут именно его. И если он не будет действовать быстро, его звезда сгорит навсегда.
Кохэйдзи в нетерпении выглянул из паланкина узнать, далеко ли еще до эдоского дворца. Впереди на перекрестке мелькнул знакомый паланкин со свитой. Кохэйдзи крикнул:
— Я выйду здесь!
Спрыгнул, кинул носильщикам монеты, догнал паланкин и постучал в окно.
Перегородка отъехала в сторону, из паланкина на него уставились Окицу и Агэмаки. Окицу улыбнулась и воскликнула:
— Кохэйдзи-сан! Я так рада тебя видеть!
— Вылезай! — бросил Кохэйдзи, едва на нее взглянув.
— Что? — Недоумение стерло улыбку с лица Окицу.
Кохэйдзи распахнул дверцу паланкина и выдернул Окицу наружу. Она протестующе пискнула, но Кохэйдзи забрался внутрь, занял ее место напротив Агэмаки и закрыл дверь с окном.
— Нам надо поговорить, — сказал он. — У меня плохие новости.
Агэмаки сидела, как всегда чопорная и спокойная, отвернув от актера безмятежное лицо. Она ждала продолжения.
— Для начала спасибо, что не рассказала обо мне сёсакану-сама, — прошептал Кохэйдзи.
— Я обещала, — пробормотала Агэмаки. — И сдержала слово. — Она помолчала, затем добавила: — И тебе спасибо, что не рассказал сёсакану-сама обо мне.
На следующее утро после убийства они договорились защищать друг друга. Пока что их сделка оставалась в силе. Преступные тайны не достигли ушей сёсакана, и он не арестовал ни одного, ни другую. Но Кохэйдзи хотел убедиться, что Агэмаки не подведет его и сейчас.
— Теперь наш договор важен как никогда, — молвил Кохэйдзи. — Кое-что произошло, и мы в еще большей опасности, чем прежде.
Агэмаки чуть повернулась к Кохэйдзи, обозначая проснувшийся интерес, хотя на ее безмятежном лице не возникло никакого выражения.
— Прошлой ночью зарезали Даемона, — сообщил Кохэйдзи.
— Откуда ты знаешь?
— Первый вассал сёсакана-сама сказал, — ответил Кохэйдзи. — Он приходил ко мне в театр сегодня утром. Должен тебя предупредить, что он и его хозяин еще не закончили с вопросами. Теперь им надо раскрыть два преступления, и на них давят с двойной силой. Кажется, они уверены, что Макино и Даемона убил один и тот же человек. Поэтому мы с тобой среди подозреваемых в обоих убийствах.
Он пристально смотрел на Агэмаки, стараясь угадать ее реакцию, но она так хорошо прятала свои эмоции, что он никогда не знал, о чем она думает. Кохэйдзи презирал ее холодность и отрешенность. Он предпочитал женщин вроде Окицу, прозрачных, как вода. Но обстоятельства крепко связали их с Агэмаки.
— Сёсакан-сама или его вассал обязательно наведаются к тебе снова, — предрек Кохэйдзи. — И ты ничего не скажешь им обо мне.
Укрытая пеленой своих непроницаемых мыслей, Агэмаки сидела неподвижно, сцепив руки и закрыв глаза. Паланкин трясся дальше по улице. Сквозь ставни просачивались голоса нищих, просящих милостыню, и запах гниющего мусора. Кохэйдзи ерзал, с нетерпением ожидая ответа Агэмаки.
Она скользнула по нему взглядом и пробормотала:
— Когда придет сёсакан-сама, возможно, мне придется рассказать ему о твоем поступке.
На сей раз Кохэйдзи сумел прочитать ее мысли. Если сёсакан-сама обвинит ее в убийстве Даемона, она спасется, нарушив их договор и выдав Кохэйдзи на милость правосудия. Кохэйдзи всегда чувствовал, что Агэмаки умнее, безжалостнее, чем кажется, и заботится только о собственных интересах. Теперь он был в этом уверен. Но если она думает, что может предать его, значит, насчет ума он погорячился. Пусть его судьба в руках Агэмаки, но и Кохэйдзи держал в руках ее судьбу.
— Если ты расскажешь обо мне сёсакану-сама, — предупредил Кохэйдзи, — мне придется рассказать о тебе.
Похоже, Агэмаки вовсе не расстроило это заявление. Улыбка тронула ее губы.
— Как ты думаешь, чья история будет ему интереснее? Твоя или моя?
Нотка превосходства в ее голосе обожгла Кохэйдзи. Он вздрогнул, сраженный мыслью о том, какой опасностью на самом деле грозит ему предательство Агэмаки. Актер почувствовал, как вспотели подмышки и сладкая вонь нервозности наполнила паланкин. Сёсакан-сама мог решить, что показания Агэмаки неоспоримо доказывают вину Кохэйдзи в убийстве Макино, в то время как из истории Кохэйдзи вовсе не выходило, что убийца вдова. Агэмаки явно так и думала и, возможно, не ошибалась. Но Кохэйдзи не мог позволить ей взять над собой верх.
