Борис Акунин - Сокол и Ласточка
Мы плывём не в Марокко — это ясно. А моя девочка ничего не знает! Нужно открыть ей глаза!
В панике я сорвался с места и полетел к ней в каюту. Дальнейшее известно из дневника.
Удостоверившись в обмане, Летиция не стала пороть горячку. Сначала записала всё случившееся — и отлично сделала. Это самый лучший способ привести смятенные мысли в порядок. Потом отправилась обедать в кают-компанию (я, разумеется, её сопровождал), во время трапезы держалась, словно ничего не случилось. Улучив момент, как ни в чём не бывало спросила Дезэссара, угодно ли ему продолжить занятия. Тот попросил зайти чуть позже, после шестой склянки. Только я один видел, как грозно сжались у Летиции губы. Час расплаты определился.
Подготовка моей питомицы к решительному объяснению меня испугала. Не знаю, что у неё было на уме, но она сунула в рукав стилет, а под камзол спрятала заряженный пистолет. Не собиралась же она затеять на корабле вооружённый мятеж, да ещё в одиночку?
Я шумно протестовал против этих воинственных приготовлений, но добился лишь того, что Летиция привязала меня за ногу к лафету. «Побудь здесь, моя цыпочка. Тебе незачем видеть, как я прикончу этого мерзавца!» — сказала она и ушла.
Пока я рвал клювом верёвку, пока путался в занавеске (пушечный порт был закрыт), прошло несколько минут. Я ужасно боялся, что опоздаю, и всё ждал выстрела.
Наконец я выбрался наружу, пролетел над палубой и спланировал за корму, к окнам кают-компании. Слава Будде, они были не заперты, и я смог сесть на подоконник.
Начало стычки я пропустил, но по крайней мере никого пока не убили. По раскрасневшемуся лицу девочки и перекошенной физиономии капитана я понял, что все обвинения уже предъявлены.
Дезэссар выглядел сконфуженным. Его хитрые глазки бегали, короткопалые руки непроизвольно сцепились за спиной — верный признак криводушия.
— Ваша правда, сударыня, — сокрушённо сказал капитан и сделал неуклюжую попытку изобразить что-то вроде реверанса. — Мы плывём в Вест-Индию. Я знал, что вы рано или поздно догадаетесь. Вы так умны!
Ей-богу, уроки светских манер не пропали даром — неотёсанный чурбан научился говорить комплименты. Но Летицию они не задобрили, а привели в ещё большую ярость. Должно быть, в глубине души она ещё надеялась, что ошибается.
— Негодяй! На что вы рассчитывали? Да я убью вас, и будь что будет!
С этими словами она правой рукой вытащила из рукава стилет, а левой выхватила пистолет, будто одной смерти Дезэссару не хватило бы.
Капитан был хоть и обманщик, но не трус. И не дурак.
Покаянно опустив голову, он молвил:
— Сначала выслушайте, потом убивайте.
Самый умный стиль поведения, когда имеешь дело с разъярённой женщиной.
— Говорите, презренный! — приказала Летиция.
В гневе — с раздувающимися ноздрями и горящим взглядом — она была, пожалуй, даже хороша, если, конечно, вам по вкусу богини-воительницы и амазонки.
— Видите ли, мадемуазель, убегая от англичанина, мы слишком отдалились на запад. Нас подхватили пассаты дующие в западном направлении от осени и до весны. Если б мы стали им противиться, то мало чего достигли бы. Гораздо разумнее было, используя попутный ветер, дойти до Вест-Индии, там пополнить припасы, немножко поохотиться и повернуть обратно с разворотом пассата. Обычно ветры начинают дуть в обратную сторону в начале апреля, после нескольких дней штиля.
— Но зачем вы меня обманывали? Почему не объяснили этого сразу?
— Вы бы мне не поверили. Я знаю, что вы относитесь ко мне с подозрением, — горько произнёс Дезэссар. — Только моряк способен понять мою правоту. Я поговорил с офицерами, и все они согласились. Я велел держать смену курса в тайне от посторонних — якобы из-за Клеща, который вечно суёт нос не в своё дело. А на самом деле из-за вас. Поверьте, эта вынужденная ложь истерзала мне душу. Теперь я даже испытываю облегчение, когда могу говорить с вами откровенно.
Летиция опустила руки, не зная, верить ему или нет.
— Немедленно поворачивайте обратно, — сказала она после паузы. — Пускай мы будем лавировать против ветра. Сколько-нисколько до разворота пассатов мы к востоку продвинемся. Зато потом быстрей доберёмся до Африки. Каждый лишний день, проведённый отцом в неволе, отнимает у него год жизни!
Капитан вздохнул.
— Увы, это невозможно. Вода на исходе. Через два или три дня мы будем в Форт-Рояле, на Мартинике. Пополним запасы, переждём штиль и сразу на восток. Слово Дезэссара!
— Не верю я вашему слову, — отрезала она перед тем, как выйти вон.
Громко хлопнула дверь. Капитан сунул руку под парик и задумчиво почесал затылок.
По правде говоря, я тоже не особенно ему поверил. Но будучи старым мореплавателем, должен признать, что определённый резон в словах Дезэссара имелся. На крыльях западного пассата мы долетим до Африки втрое быстрее, да и Мартиника — отличный остров. Люблю там бывать.
* * *Я полетел над бортом, чтобы посмотреть, как моя питомица будет действовать дальше.
Увидел её сразу — она стояла на квартердеке с Логаном, сейчас была его вахта.
Подлетев, я услышал:
— …Это всё из-за Клеща, дружище. Капитан велел ничего вам не говорить, чтоб вы не проболтались писцу. Я, между прочим, был против. Говорил, что Эпину можно довериться, но меня не послушали. Я для этих бретонцев тоже чужак. Если б я не был штурман, они и мне бы не сказали. — Логан дружески хлопнул Летицию по плечу. — Не дуйтёсь, приятель. Какая вам разница?
Моя питомица мрачно смотрела на него.
— Однако сказать королевскому писцу о нарушении установленного маршрута всё равно придётся. Почему же было не сделать этого сразу?
Хороший, между прочим, вопрос. Я его себе тоже задал.
Гарри рассмеялся, блеснув зубами — мелкими, но совершенно целыми, что редко бывает у моряков, миновавших тридцатилетний рубеж. Цинга и скверное питание мало кого щадят.
— Человек больше склонен внять доводам рассудка, когда у него не остаётся выбора. Я пообещал капитану, что возьму мсье Клеща на себя. У меня с этим насекомым неплохие отношения.
Это правда. У Логана со всеми сложились отличные отношения, такой уж это был человек. Просыпаясь на своём салинге, я не раз видел, как он болтает о чём-то с писцом, дружески обняв его за костлявое плечо. Гарри приятельствовал даже с Пронырой, к которому все на корабле вплоть до самого последнего матроса относились с плохо скрываемым презрением. Признаться, скверный мальчишка того заслуживал. Он тиранил слабых и беззащитных, вроде корабельного юнги, и заискивал перед теми, кто мог дать ему отпор. За ирландцем же ходил, словно собачонка. Терпеть таких не могу! Однако я отвлёкся.
Летиция опустила голову, должно быть, вспомнив, что Клещ к предполагаемому изменению курса отнёсся флегматично. Штурману будет нетрудно заручиться одобрением представителя адмиралтейства.
— Что вы так расстроились? — удивился Гарри. — Радоваться надо. Побываете в Карибском море, насмотритесь всякого-разного. А что за славный городок Форт-Рояль!
Она глухо произнесла:
— Мы должны быть в Сале, чтобы выкупить из плена одного человека.
— Должны — выкупим. Просто немного позже. Море так распорядилось, что уж тут поделаешь? А Мартиника — отличное местечко. — Он мечтательно улыбнулся. — Честно вам скажу, доктор, я чертовски рад. У меня в Форт-Рояле сынок растёт.
— У вас в каждом порту кто-нибудь растёт. — Летиция выглядела совсем убитой.
— Этот особенный. Мой золотой мальчик, мой наследник. Я целый год его не видел. Представляю, как он вырос! — Ирландец расчувствовался, смахнул слезу. — Ах, Мартиника! Лучший остров на земле!
У меня тут же возникло подозрение, не причастен ли сей любвеобильный папаша к тому, что капитан решил не пробиваться на восток, а подчиниться воле пассатов. Вряд ли Дезэссар принял решение, не посоветовавшись со штурманом, а у Логана, оказывается, имелись свои причины стремиться на Мартинику.
Очевидно, та же мысль пришла в голову и Летиции, потому что она метнула на собеседника гневный взгляд, сбросила с плеча его руку и сбежала с мостика.
Я же остался наверху, заняв позицию на бегин-рее бизани. Отныне, решил я, буду смотреть в оба за всем, что происходит на квартердеке, а понадобится — полечу подслушивать к окнам кают-компании. Надо быть настороже. Что-то здесь не так.
Двое суток не покидал я своего поста. Не спал, не ел, а попил только один раз, когда над морем пронёсся шумный и стремительный ливень.
Ничего примечательного я не увидел и не услышал, если не считать разговора между штурманом и писцом. Тут я, уж можете мне поверить, не упустил ни слова. Но ничего нового, кроме того, что уже было сказано доктору, Логан не сообщил. Правда, в беседе с Клещом он всё напирал на какие-то особенные выгоды захода на Мартинику, но это, вероятно, было уловкой, чтоб распалить алчность чиновника, получающего процент от добычи.
