Алан Гордон - Тринадцатая ночь
Он кивнул и продолжил путь. Я следовал за ним, ведя Зевса в поводу. Вскоре мы оказались в старой части леса, где устремленные в небеса стволы деревьев увенчивались раскидистыми кронами, а землю устилал низкий кустарник. Солнечные лучи, проникая сквозь ветви, отлично освещали тропинки, хотя мой спутник шел так уверенно, словно мог ходить здесь с завязанными глазами.
— Как вы нашли его?
— Крик, — коротко сказал он.
Я ждал уточнений.
— Я молился у себя в пещере, вон там, в глубине леса. И оттуда услышал его.
— Насколько я понял, вы отшельник?
— Ни сном, ни духом не ведал я, что ожидает меня такая участь, да жизнь-то вот распорядилась иначе.
— Правильно ли будет, если я предположу, что вы один из «совершенных», из еретиков-катаров?
Он тихо рассмеялся.
— Нет, друг мой, я один из порочных. Кстати, зовут меня Иосифом.
— А я Октавий из Аугсбурга. Простите, я не собирался шутить на ваш счет. Но вы из катаров?
— Как только нас не называют: катары и патариане, богомилы и проклятые манихеи! В общем, каких только прозвищ для нас не выдумывают, перед тем как разжечь погребальный костер. А сжигают нас, потому что им кажется, что таким образом не проливается кровь. Видел я эти сожжения. Ничего подобного.
— А как вы сами называете себя?
— Благостными людьми. Если подумать, то это название так же неоправданно, как и все остальные. Но оно хотя бы обеспечивает нас стремлением к благости. Кстати, вы случайно не захватили с собой еды, которой могли бы поделиться?
Я порылся в седельных сумках.
— Немного хлеба и сыра, если хотите.
Он отрицательно качнул головой:
— Сыр мы не употребляем. Не едим ничего связанного с коитусом, то бишь совокуплением. Но меня очень порадовал бы кусок хлеба.
Я отдал ему весь хлеб, и он, благодарно поклонившись, начал жадно поглощать его.
— Несведущие говорят, что мы живем за счет небесных даров. Но правда в том, что зимой мы полагаемся лишь на милостыню.
— А где ваши единоверцы?
Иосиф пожал плечами.
— Разбежались, надо полагать. Мы жили здесь с позволения герцога, а когда он умер, нас перестали подкармливать. Я думаю, он помогал нам тайно, учитывая, какие нынче настали времена. Здешний епископ не питает к нам никакой любви, а Перун был бы рад начать против нас крестовый поход. Вот наша община и распалась. Люди не хотят умирать ни от голода, ни от руки крестоносцев. Похоже, такова уж наша судьба… Во всяком случае, мы откололись от старой секты. Выяснилось, что наши «чистые» наставники совершали прелюбодеяния или иные смертные грехи, и теперь все спорят, кто был чистый, а кто — нечистый. Можно организовать любую новую секту, и потом с ней случится все то же самое. Мы поселились здесь небольшой общиной, но постепенно все разбрелись, кто куда. Остался только я да волки.
— И мертвец. Расскажите мне о том крике. Когда вы услышали его?
Он отсчитал дни по пальцам.
— Девять дней назад, рано утром.
Я быстро прикинул.
— Утром в день святого Иоанна?
— К сожалению, мы не знаем ваших святых, поэтому не могу вам ответить. Когда каждая деревня покупает у церкви новых святых для своей местной легенды, определять по ним дни — бессмысленная затея.
— Согласен, но уж этого-то вы наверняка знаете. Мне просто хотелось бы узнать, когда вы нашли мертвеца.
— Утром после первого снегопада.
— Расскажите все как можно подробнее.
— Я уже сказал, что крик донесся издалека. Кто-то кричал довольно долго. Потом наступила тишина. Когда я пришел сюда, он был уже мертв.
— Вы видели, кто убил его?
— Должен признаться, что даже не пытался. Я уже говорил, что безоружен, да и не настолько силен, чтобы защитить даже самого себя. Помочь этому бедолаге я все равно не смог бы, поэтому решил, что не буду делать попыток приобщиться к его участи.
— Разумно. Но возможно, вы слышали что-то еще? Какие-нибудь разговоры?
— Да, какое-то время они говорили на непонятном языке. А вот то место, где я нашел его.
Снег вокруг был сильно вытоптан и запятнан кровью. Очевидно, сюда приходили лесные обитатели, чтобы поучаствовать в пире, однако сохранился достаточно четкий след, показавший мне, где лежало тело. Путаница смазанных отпечатков ног не позволила выявить их особенности. В ближайшем сугробе темнело несколько глубоких дыр. Походив на цыпочках вокруг места трагедии, я присел на корточки и тщательно все осмотрел.
— Вы умеете читать следы? — спросил Иосиф, с интересом наблюдая за мной.
— Ни сном, ни духом не ведал я, что ожидает меня такая участь, да жизнь-то вот распорядилась иначе, — ответил я его же словами. — Но где же труп?
— Вон там, — сказал он, и мы прошли еще немного по лесу. — Он уже умер, когда я нашел его. Вся одежда с него была сорвана — похоже, его пытали. Я провел обряд духовного очищения. Обычно он проводится несколькими людьми с наложением рук, но в особых случаях…
Его голос затих.
— Что именно вы имеете в виду?
— Наложение рук, ритуал благословения и покаяния, дабы испросить для нас, грешных, прощение и получить соизволение вернуться на небеса. Если он не успел стать достаточно чистым, тогда его ждет метемпсихоз, то есть перевоплощение.
— Если в первой жизни не удалось, надо постараться достичь совершенства в следующих воплощениях?
— Можно и так сказать. В любом случае, я сделал все возможное. Его нельзя было доставить в город для проведения традиционных ритуалов, которые вы, вероятно, предпочитаете.
— Я уверен, что сделанного вами вполне достаточно.
Иосиф привел меня к горке беспорядочно набросанных камней, покрывавших тело.
— Телесные изменения не затрагивают сущности, — заметил он, пока я стоял перед горкой. — Но я подумал, что это может иметь значение для вашей веры. Зимой земля слишком тверда, чтобы выкопать могилу. И я обычно предпочитаю устраивать нечто в подобном роде. Такая горка очень даже похожа на те каменные громады, которые вы называете храмами. Но я подумал, что она хотя бы защитит его от падальщиков.
Я отвалил несколько камней в голове пирамиды. Лежавший там мужчина выглядел лет на двадцать пять, не больше. Короткая жизнь, завершившаяся, судя по выражению лица, ужасными мучениями. Его жестоко избили и отрубили одно ухо. Я снял еще несколько камней и обнаружил многочисленные следы пыток, телесные повреждения и отсутствие пальцев.
— Странно, как мало на нем крови, — заметил я, пытаясь сохранять хладнокровие, но потерпев полнейшую неудачу.
— Да, он выглядит очень чистым, — согласился Иосиф. — Таким я и нашел его. Мне оставалось только перетащить его сюда и заложить камнями.
— Почему вы не сообщили о нем в город?
— Я уже говорил, что не доверяю Перуну. Он повесил бы меня даже за убийство белки, если бы смог приписать его мне.
— Но вы доверились мне. Почему?
Он пожал плечами.
— Вы пришли искать его. Я подумал, что вас беспокоит его судьба. Вы узнали его?
— Господь мне свидетель, никогда прежде я не видел этого человека.
Он пристально посмотрел на меня, выискивая признаки притворства.
— Наверное, так и есть. Но вы озадачили меня. Не ошибся ли я, доверившись вам?
— Не ошиблись. Я стремлюсь лишь предотвратить ряд ужасных несчастий. Вы поможете мне в дальнейшем?
— Чем смогу.
— Тогда не говорите больше никому об этом случае. Я вернусь завтра, чтобы забрать тело. Вы будете здесь?
— Куда ж мне деваться, — сказал он. — Так же как и мертвецу, я полагаю. А вы не объясните мне, что собираетесь предпринять?
— Пока нет. Находясь в неведении, вы будете в большей безопасности.
— Вот этому я готов поверить с большей охотой, чем всему сказанному вами ранее. Так значит, до завтра.
Я быстро восстановил каменную пирамиду и вернулся к Зевсу.
По возвращении во дворец мне менее всего хотелось садиться за очередную шахматную партию, но было бы безрассудно оставить без внимания призывы герцога, даже такого юного. Я уже должным образом представил себе следующий искусный проигрыш, но Марк сделал мне знак молчать и пронесся по комнате, задергивая шторы и закрывая двери.
— Можно попросить вас об одной услуге? — прошептал он.
— Разумеется, государь, — слегка встревожившись, ответил я.
— Вы послушаете, как я сыграю мою роль? — спросил он.
О боже, еще один любитель лицедейства! Я тотчас согласился и, удобно устроившись на подушках, приготовился к подобострастным восхвалениям. Молодой герцог торжественно встал передо мной и приложил к груди правую руку.
— Трудным путем пришлось мне пройти, — выразительно начал он. — Много страданий перенести. Здесь прожил я уж тридцать зим, года бегут и…
Постепенно роль захватила его, и он перешел от механического повторения заученного текста к более живому исполнению. Конечно, он был слишком юн, чтобы играть Спасителя, но Его речи, произносимые детским голосом, производили чертовски сильное впечатление.
![Николай Воронков - Порыв ветра [СИ]](/uploads/posts/books/48398/48398.jpg)