Мастер Чэнь - Амалия и Золотой век
– Минуту, вы что – сняли вторую комнату прямо напротив вашего японского друга? Зачем?
– Да вынужденно, Амалия, не хотелось первого этажа, а на втором была свободна лишь одна. Не совсем напротив, а наискосок. Фукумото – человек-хронометр, уже в десять вечера вы не увидите его среди людей, прочие его привычки мне тоже известны, в том числе по докладам ваших верных помощников. Ну я решил, что одну случайную встречу с ним в коридоре я могу себе позволить, что-то придумать на ходу, а дальше съезжаем и продолжаем изучать манильские отели сомнительных достоинств. Итак…
Итак, у Верта не было возможности не только спасти Фукумото, но даже задуматься, куда идет человек на мягких ногах: длилось все секунду-две. Тот очевидно знал, куда идет, не тратил времени на копание в замке – один мощный удар в дверь, второй, дальше два хлопка, а потом… Первые сонные голоса в комнатах. И только.
– Тут я позволил себе мужественно высунуть нос из двери, – сказал Верт, – и мгновенно его отдернул, потому что увидел моего друга Фукумото, в этом его японском халате, он, очевидно, шел от некоего помещения в конце коридора.
Ну да, это только у меня в «Манила-отеле» в номере ванна и вода в кранах, да еще горячая, а прочие места в этом городе, к сожалению… То есть Фукумото просто невероятно повезло.
А дальше Верт хорошо рассмотрел в щель всех, кто рискнул покинуть свои обиталища. Все выходили из своих дверей, и все не слишком одетые. «Без лица» и с улицы тут никого не было, все свои.
Человек без лица – это как? Мне, конечно, первым делом в голову пришел китаец Джефри в этой его сатанински-красной темной комнате, но тут у нас человек, вышибающий дверь одним ударом, да еще и – если верить тому самому «пролетарию», упомянутому Вертом, – умеющий сползать вниз по стене. Джефри просто не настолько молод.
– Это не местный вор. Это японец. В Токио я видел дешевые комиксы о таких людях, – подтвердил мои мысли Верт. – Лицо в маске поднимается по кладке стен средневековых замков. Прыгает и скачет, летает. Правда, никогда не слышал, чтобы они пользовались револьверами. Обычно это что-то более древнее. Даже историческое. Если верить комиксам.
– Маска – или сажа, – проговорила я. – Смывается в любой уличной колонке, да хоть на площади Маккинли в фонтане. Но стена – это надо просто проверить. Что-то мне говорит, что пролетарий во дворике – тот, что нами же туда и поставлен. Или, в данном случае, положен.
– А я пойду развращать местное юношество, – подошел к бамбуковой ширме Верт. – Дам один маленький урок. Я бы не ходил, все равно ведь явно эта история приближается к концу, вместе с моим профессорством, и пора будет перебираться в Шанхай, но переводы…
– Что – переводы?
– Да я же могу их получить сегодня! То есть уже наверняка! Те самые бумаги, что Фукумото писал и не выпускал из рук! Интересно, помогут ли они нам разобраться, кто его хотел убить? Я вернусь в отель уже через три часа и сразу же отправлюсь с переводами к вам.
– Да, а полиция?
– Глупый иностранец, говорящий на французском, когда сами полицейские и английского-то не знают? Ну, они доберутся до моих подозрительных двух комнат в двух соседних отелях. И что дальше, где доказательства того, что я вселился туда для того, чтобы застрелить японца? Мы поссорились с ним в университете? Амалия, вы поймите – оба отеля в точности как здешние жилые дома. Две широкие лестницы к галереям наверху. Кто угодно может сюда зайти, его и не заметят, особенно в пять утра. Так что полиция пока не страшна.
– Какой ужас, – сочувственно сказала мне Лола, закрывая за Вертом дверь. – Но ведь теперь все хорошо.
Да неужели, Лола? Вот теперь все не очень хорошо. Хотя это лучше, чем предыдущее – никакое и тянувшееся бесконечно.
Говорить с Хуаном при Лоле я уже не рискнула, ей необязательно знать, что он уже далеко не только мой кучер и курьер. Так что сейчас Хуан сидел на своем сиденье, повернувшись ко мне, и был довольно мрачен. Матильда щипала пыльные листья кустарника из-за забора.
– Сложно, – сообщил он мне. Я согласилась.
– Убийца правда сползал по стене?
– Видели. Очень странно.
– Видел тот человек, который спал во дворе…
– Да, мадам. Он наш. Теперь исчезнет. Все будут его искать, и только его. Это удобно. Будет следить другой человек. Не сводим глаз с японца.
И что толку? Вообще-то в происходящем нет никакой логики. Да, мы с Вертом боялись, что наша переводческая деятельность опасна для всех – студентов, Верта, в итоге и меня. Но стрелять в того, у кого эти документы воруют?
Кстати, после моего разговора с Айком я позвонила ему и запросила вдогон на всякий случай еще кое-что: кто из японцев приехал, кто уехал с прошлого октября. Просила особо посмотреть на их возраст. Айк вздохнул и согласился. Ну и что это мне даст?
Знала и уже пару дней обдумывала я и еще кое-что. Это было то, что я увидела в химическом хозяйстве Джефри.
Все думают, что иностранцу выучить все эти ужасные иероглифы никак невозможно. Я, правда, знаю множество людей, которые это делают лучше многих китайцев, и самым гениальным из них был замечательный персонаж по имени Тони, сейчас он в Америке вместе с моей дорогой подругой Магдой, они уехали и почти не пишут. Но в любом случае вы же можете увидеть, что две плавающие в ванночке страницы начинаются с одинаковых закорюк. Потом перевести взгляд на соседние ванночки и увидеть, что и там все по две штуки. А дальше отвести взгляд и сделать вид, что ничего не заметили.
Джефри делает копии японских бумаг. На всякий случай или для кого-то? И как это связано с тем, что автора бумаг попытались – да попросту поспешили – убить сразу после того, как эти копии оказались в руках у меня, а к вечеру, допустим, у кого-то еще?
Скорее бы пришел перевод.
– Отчет, мадам, – сказал Хуан, вручая мне очередной листок, исписанный крупными карандашными буквами.
А, ну конечно, отчет. О каждом шаге профессора Фукумото. И что он даст? Человек-хронометр, как сказал Верт. Каждый день одно и то же.
Я вернулась в офис, переворошила множество бумаг – опять кому-то нужны мои человеческие ресурсы, это же надо! А еще Мона зайдет завтра, она вернулась, не убежала с моими деньгами, значит – привезла интересные табачные листья?
О, так ведь отчет же, вот он. Хуан на высоте своего литературного стиля.
Обедал в «церковном ресторане» – это где? Тут таких много. Неважно, он был там один. Потом сидел в своей комнате взаперти. Полчаса стоял у фонтана, смотрел на золотых рыбок – очень по-японски. Вернулся из университета, зашел в соседний «Дельмонико» за знаменитыми булочками, десять минут говорил с китайским стариком, потом с длинным светловолосым иностранцем.
Стоп.
Боже мой, где этот длинный светловолосый иностранец – то есть Верт? Где он? Бегом. А, нет, он же должен еще полчаса быть в университете, и только ему кажется, что все в этой стране происходит вовремя. Его диспетчер переводов опоздает на полчаса, потом с ним надо поговорить… И вытереться губкой после прогулки – Верт чаще всего идет из университета пешком, вместе со своим другом Фукумото. И одеться в свежее, пахнущее лавандой, такой знакомый мне запах.
Как тигр мечется по клетке? Тигры в моей Малайе небольшие и деликатного сложения, не то что в Индии. Вот так они и мечутся, как я сейчас. Лола, эта Мона что-то сказала про сигары? Нет, мадам, она просто зайдет завтра. Да-да, хорошо… Лола, вы не звонили в банк – должны были прийти деньги? Лола, телефонируйте, пожалуйста, в «Дельмонико», узнайте, вернулся ли господин Верт. Верт – в-е-р-т, вот этот, что сегодня у меня был.
Несусь в очередной раз по нашей улице, Верт, в чистой рубашке, обмахивается пачкой рукописных листов и выглядит удовлетворенным, да попросту счастливым.
– Кажется, для кого-то работа завершена, пусть даже никто не пытается ее принять и одобрить, Амалия. Отличные документы. И мне даже было нетрудно их разложить по порядку. Французский и ваш английский чем-то неуловимо похожи.
– А для кого-то работа по-настоящему далека от завершения. Китаец, Верт. Что это был за китайский старик, как мне тут написали?
Он смотрит на меня в ироничном удивлении.
– Верт, вы позавчера сидели в «Дельмонико», туда зачем-то зашел ваш японец…
– За рисовыми булочками, он их ест каждый день в одно и то же время.
– Так, настоящий японец. И что было дальше? Зашел, купил…
– А, да, действительно возник китаец. В толпе каких-то церковных людей, во главе чуть не с епископом. И правда старик.
Я замолчала. И наконец робко попросила:
– Верт… покажите… то есть изобразите мне его.
Когда этот человек улыбается, весь мир поет на тысячи голосов. А потом он встает, обходит металлический кованый стул по кругу… И я вижу старика с жесткой шеей, чьи руки движутся так, будто прижаты локтями к бокам.
– Да это же Ли! Его зовут Ли, из Сан-Августина! А дальше, Верт! Что было дальше?
– Ну, тут его увидел Фукумото…
