Александр Арсаньев - Иерусалимский ковчег
В этот же вечер я передал ему злосчастную переписку!
На собрании ложи, состоявшемся через несколько дней, я узнал, что реликвия была передана в Риме нашему Ордену, а господин Елагин выехал из Российской империи в неизвестном направлении на неопределенный срок.
Я же, в довершение всего, совершил одну непростительную ошибку, решившись навестить графиню Полянскую, мысли о которой не выходили из моей головы.
Лидия Львовна изменилась, похудела, черты ее лица заострились, а глаза горели лихорадочным блеском, но от этого она только похорошела.
Полянская встретила меня в светло-зеленом капоте, который удивительно шел к ее прозрачным глазам.
— Я пришел принести вам свои извинения, — сказал я графине.
— Уходите, — произнесла она с ненавистью. — Мне ваши извинения не нужны! Вы лишили меня моего счастья! — выдохнула она. — Анатоль уехал в Италию, он сложил с себя полномочия бальи, потому как не справился с миссией, наложенной на него Мальтийским орденом. И я его больше никогда не увижу! — воскликнула Лидия, и слезы заблестели в ее глазах.
— Но…
— Не тешьте себя надеждой! — перебила меня графиня. — Ничто и никто не заставят меня забыть его, — сказала она. — Ни его холодность, ни время, ни молитва! — Он пытался застрелиться из вашего пистолета, — добавила Лидия с горечью, — и этого я вам никогда не прощу!
Вот так и закончилась история с Иерусалимским ковчегом. Одолев своего врага, я так и не почувствовал себя победите— лем!
Дмитрий Иванович Готвальд перевернул последнюю страницу и захлопнул тетрадь. Стемнело, он погасил мерцающую свечу.
Этнограф попробовал уснуть, но лунный свет не давал ему покоя. Какую же истину Луна желала ему открыть? Этого ученый не знал, но у него еще оставался целый ящик с записями Кольцова, и он намеревался прочесть их все, от корки — до корки!