Евгений Сухов - Хитрованы
«Милый»… За это слово он был готов расцеловать Ксению Михайловну, но у него хватило смелости лишь тихо и с чувством произнести:
– Благодарю вас…
Несомненно, с ним творилось нечто невообразимое; он не мог даже представить, что такое возможно. Кажется, он даже в юношеские годы был много смелее с женщинами, нежели теперь, совершенно растерянный, не знающий, как и что говорить и куда девать руки.
– Я собиралась пить чай, – сказала Ксения Михайловна. – Составите мне компанию?
Он согласно кивнул. И только теперь вспомнил, что сегодня воскресенье, что Ксения Михайловна отпустила прислугу до понедельника, а стало быть, они с ней одни в доме. Что знакомство их не случайное, как не бывает ничего случайного в жизни вообще. И что ей – а она дала понять это вполне определенно – приятно его видеть, как и ему ее. Ну, может, приятно несколько по-иному, но все же приятно, и это заметно и крепко греет душу. А это значит, что шансы у него имеются и что с этой женщиной он может быть вполне счастлив.
Затем они пили чай, и Всеволод Аркадьевич, немного придя в себя и разговорившись, рассказывал о своей жизни в Москве (естественно, то, что можно, и ни словом не упоминая своей принадлежности к «Клубу «червонных валетов»), а Ксения Михайловна, в свою очередь, говорила о себе, все более и более мрачнея. Не понимающий, в чем дело, Долгоруков скоро напрямую задал вопрос, что так беспокоит «моего дорогого друга».
– Ведь мы же с вами друзья, а друзья должны делиться друг с другом как радостью, так и своими бедами и несчастиями, – сказал он довольно банальную фразу (больше ничего не пришло в голову), – и помогать друг другу в их преодолении.
– В моей ситуации вы вряд ли сможете мне помочь, – печально отозвалась Ксения Михайловна, благодарно глядя на Севу и доверительно кладя свою ладошку на его руку.
– И все равно, вы должны со мной поделиться, – тоном проповедника, склоняющего язычницу в свою веру, произнес Всеволод Аркадьевич. – По крайней мере, вам после этого станет немного легче.
– Ну, хорошо, – словно решившись сделать то, что было сделать совсем не просто, – произнесла Ксения. – Полтора года назад я… полюбила одного женатого человека.
Она с опаской посмотрела в глаза Долгорукова, но, не заметив ни презрения, ни осуждения, а только одно желание понять и помочь, с облегчением продолжила:
– Он военный человек, занимал и занимает весьма высокое положение в обществе, давно женат и имеет трех дочерей-погодок. Мы познакомились с ним в Петербурге, где я в то время жила, а он служил в резервном пехотном полку какой-то там пехотной бригады. Влюбились я в него с первого взгляда, как молоденькая институтка, хотя к тому времени уже имела печальный опыт «общения» с мужчинами…
– Поверьте, мужчина мужчине рознь, – со значением заметил Сева, имея в виду, конечно, в числе «хороших» мужчин себя.
– Я знаю, Всеволод Аркадьевич, – ответила Ксения. – И среди нас, женщин, попадаются всякие штучки, – добавила она, имея в виду, конечно, себя в числе «хороших» женщин.
Какое-то время женщина молчала. Было видно, что ей трудно говорить и что она, похоже, уже сожалеет, что завела этот нелегкий разговор. Поэтому Долгоруков улыбнулся и мягко произнес:
– Продолжайте, прошу вас.
Она вскинула на него взор, наполненный слезами:
– Вы очень милый, хороший человек…
Женщина еще немного помолчала, собираясь с мыслями. Затем, как бы нехотя, продолжила:
– Он тоже полюбил меня… По крайней мере, мне так казалось… И он так говорил. Очень часто. Мы ведь, женщины, любим ушами…
– То есть? – спросил Долгоруков.
– Вы не знаете? – Ксения Михайловна усмехнулась, что получилось у нее с какой-то горчинкой. – Женщины в отличие от мужчин очень часто любят ушами. И в этом их слабость, которой опытные мужчины умело пользуются. То есть женщину легче всего заворожить словами. Про чувства, нежность, любовь, страсть и все такое. И затем подчинить себе…
– А мужчины?
– А мужчины любят глазами. Им ведь интересна женщина внешне: ее лицо, глаза, фигура… Разве не так?
– Пожалуй, что вы правы, – согласился Сева.
– Вот и я поддалась его уговорам, страстным и нежным признаниям и клятвам в вечной любви… – Она снова горько усмехнулась. – Одним словом, мы стали встречаться. Он приезжал ко мне через день, и эти дни его приездов были наполнены для меня счастьем. Тогда, – она вздохнула, – мне казалось, что и он со мной счастлив. А может, так оно и было… После нескольких таких встреч он пообещал мне подать прошение о разводе в Священный Синод. Я была счастлива и совершенно потеряла голову. Я доверилась ему полностью, без остатка и… забеременела. Поначалу это меня не так пугало: я хоть и знала, что прошения о разводе Синод рассматривает очень долго, но все же надеялась, что это будет длиться не более девяти месяцев. Мы ведь живем не во Франции, где женщина может родить ребенка от неженатого на ней мужчины, и всем на это будет наплевать. Кроме ее родителей, конечно. Мы живем в России, где родить, будучи не замужем, значит отлучить себя от общества и заслужить репутацию гулящей…
– Мне кажется, вы несколько преувеличиваете, – произнес Всеволод Аркадьевич.
– Ничуть, – не согласилась с ним Ксения Михайловна. – Поверьте, я знаю, о чем говорю.
– Оступиться в жизни может каждый, – сдержанно кашлянув, заметил Долгоруков.
– Может, – согласно кивнула головой Ксения. – Но только не женщина и не в таком деликатном вопросе. В общем, когда я рассказала ему, что беременна, он пришел в замешательство. Он испугался! Стал умолять меня прервать беременность. Он говорил, что все устроит сам и мне нужно только согласиться на это. Что знает одну бабку, которая все может устроить и будет потом молчать как рыба. «Но зачем мне прерывать беременность, – спросила я. – Если ты скоро станешь свободен и сможешь жениться на мне?»
Он смешался и не смог ничего ответить. Было видно, что он совершенно не рад моему известию и крайне растерян. Как позже выяснилось, он не подал прошения о разводе. Более того, Скалон вообще не собирался разводиться со своей женой из-за трех своих дочек.
– Скалон? Генерал-майор Скалон, Александр Антонович, начальник штаба Второй пехотной дивизии, расквартированной в Казани?
– А я сказала – Скалон? – с удивлением посмотрела на Долгорукова Ксения Михайловна.
– Да, вы так сказали…
– Вырвалось ненароком… Ну да, это он, Александр Антонович Скалон. Тогда он был еще полковником. Он… Он просто преследует меня.
– Преследует вас? – с удивлением протянул Всеволод.
– Да, – вздохнула Ксения Михайловна с каким-то надрывом. – Тогда, в Петербурге, он все же принудил меня прервать беременность. Он настаивал, пугал, грозил… В конце концов, он нашел какую-то бабку-повитуху, привез ко мне и заставил сделать аборт. Практически насильно…
– Но это преступление! – воскликнул Всеволод Аркадьевич, с жалостью и трепетом глядя на несчастную женщину.
– Да, – просто ответила Ксения. – Это преступление.
– Надо было заявить…
– Куда? – прервала Севу женщина. – В полицию? Жандармам? Это же смешно, – она почти истерически хохотнула. – Ославить себя перед всем светом? Да и кто мне поверит, гулящей?
– Не надо так говорить, – с горечью промолвил Долгоруков и заключил ладони Ксении в свои, словно желая отогреть. Ладони женщины действительно были холодными…
– А как надо говорить? – Она посмотрела Севе прямо в глаза, и ее взгляд был холоден и колюч. – Как есть, так и говорю.
– Вы сказали, что он преследует вас, – скорее для того, дабы перевести разговор в иную плоскость, нежели из любопытства спросил Всеволод Аркадьевич. В его словах и взоре сквозило безграничное и бездонное участие.
– Да, преследует, – тихо ответила женщина.
– Расскажите, – попросил Долгоруков.
– Извольте, – произнесла Ксения Михайловна – как показалось Севе, довольно безучастно, как если бы она уже смирилась со своей незавидной судьбой и лишилась сил сопротивляться. Что ж, даже сильную женщину может когда-нибудь сломить злой рок…
– После аборта я целых две недели находилась в горячке, практически между жизнью и смертью. Старуха все проделала не очень чисто и занесла мне какую-то инфекцию. Скалон несколько раз приходил, говорил, что все будет хорошо, и даже пытался… – после этих слов Ксения снова взглянула в глаза Севы: – Вы ведь мой друг?
– Несомненно! – с жаром подтвердил Долгоруков.
– Значит, вы не будете меня осуждать и относиться предвзято к моим словам?
– Ни в коей мере! Напротив… – дальше Сева не нашелся, что сказать, и замолчал.
– Он… он даже пытался совершить со мной… соитие… – Ксения Михайловна закрыла лицо руками и заплакала.
– Мерзавец! – не удержался, чтобы не воскликнуть Всеволод Аркадьевич. Но это на словах… А вот что клокотало у него внутри, известно лишь одному Всеведущему. – Простите, – он опустил руку на ее плечо, – простите меня, ведь это я вас… расстроил… своими вопросами.
