Джон Робертс - SPQR IV. Храм муз
Я осмотрел южный конец небольшой площадки перед Обелиском и увидел впечатляющую гробницу в стиле древней мастабы[65], которая, как говорят, гораздо старше пирамид. Самая старая пирамида из еще сохранившихся – это просто несколько мастаб, установленных одна на другую, чем выше, тем меньшего размера. Старые традиции всегда почитались и почитаются в Египте, точно так же, как в последнее время в Риме, где сейчас наблюдается возрождение этрусского искусства. Я приблизился к этой гробнице и остановился перед дверным проемом.
– Гипатия? – позвал я тихим голосом.
– Заходи внутрь, – ответили мне шепотом.
Я, конечно, был готов к любым безрассудным поступкам и часто попадал во всякие идиотские ситуации, но при этом я никогда не делал подобных глупостей.
– Ну уж нет, лучше это сделать тебе, – ответил я так же тихо. – Если тут рядом кто-нибудь торчит, значит, ты привела за собой хвост.
Я положил руку на рукоятку меча, готовый выхватить его при малейших признаках опасности. Неверный свет луны меня не смущал. Для человека, привычного к коротким полуночным схваткам в римских переулках, здесь было светло, как на Форуме в полдень.
Раздался звук шуршащей матери, и наружу выскользнула тоненькая женская фигурка. На ней был длинный плащ какого-то бледного оттенка и темная палла, длинное верхнее платье. Конец плаща женщина накинула на голову. Выйдя наружу, она откинула плащ с головы и открыла лицо, исполненное классической красоты. Прямые ровные брови, нос с высокой переносицей – то, чем всегда восхищались старые греческие скульпторы. Огромные глаза, роскошные полные губы, хотя и сжатые в жесткую, прямую линию. Как только незнакомка покинула мастабу, она начала нервно осматриваться.
– За мной никто не следил, – попытался я ее успокоить, – я хорошо умею это определять.
– Да, Юлия мне так и говорила. Она еще сказала, что ты преследуешь тех, кто плетет заговоры против Рима, так же неустанно, как это делают духи-хранители, – гречанка воспользовалась этим эвфемизмом для обозначения слуг бога подземного мира, ведь ни при каких обстоятельствах нельзя говорить их имена вслух, иначе можно навлечь на себя беду.
– Она мне льстит, но я и впрямь в прошлом оказывал некоторые услуги своей стране. Итак, что ты хочешь мне предложить?
– Большой пергаментный свиток с ручками, выкрашенными киноварью.
– Я читал снятую с него копию, но полагаю, что хранитель книг Пергамского отдела будет благодарен за возврат подлинника.
– Но ты увидишь, что оригинал намного интереснее, а еще там больше текста и рисунков, чем в копии.
– И какие же страшные тайны скрывает твой свиток?
– Прежде договоримся о цене.
Я ожидал подобного оборота.
– Сколько?
Гетера рассмеялась.
– У меня и так полно денег. Но ты ведь из знаменитой семьи, из Цецилиев Метеллов.
– Да, у них не оказалось иного выбора, кроме как признать меня одним из своих.
– Плебейское семейство, но его представители были и консулами, и военачальниками, и великими магистратами чуть ли не со времен основания республики.
– Ты неплохо образована.
– Значит, ты обладаешь немалым влиянием. Я хочу уехать в Рим. Женщина, не имеющая покровителя, это не более чем рабыня в любой части света, исключая Вечный город. Там женщина с состоянием пользуется защитой закона, даже если она не римская гражданка. В Риме, даже чужестранка, но под покровительством одного из Цецилиев Метеллов, я буду в полной безопасности, даже когда моя красота увянет.
– Весьма похвальная предусмотрительность, – заметил я. – Ты поступишь еще умнее, если заключишь брак по расчету с каким-нибудь безденежным римским гражданином. В Риме полно мужчин, которые делают это регулярно, естественно, за деньги. Таким образом, даже если он с тобой разведется, ты будешь иметь все права гражданки, за исключением тех, что зарезервированы только за мужчинами, – это право голоса, право занимать государственный пост и другие мелочи. А твои дети будут полноправными гражданами.
– Может, я так и сделаю. Но сперва я должна попасть в Рим. Осталось только сесть на корабль, однако я не желаю, чтобы меня изгнали оттуда, если твои консулы вдруг решат, что аморальные чужестранки развращают добрых римских граждан.
– Это вполне можно устроить, – согласился я. – А если кто-то из моей семьи или из наших союзников занимает сейчас должность претора* перегрина, сделать это будет еще легче. Выборы проводятся ежегодно, и кто-нибудь подходящий может оказаться на таком посту в самом скором времени. Я не смогу защитить тебя от судебного преследования, если тебе вздумается открыть публичный дом, но во всех других отношениях ты будешь в безопасности. При условии, конечно, что в этом свитке и впрямь содержится важная информация.
– Да-да, она там есть!
– Ты его принесла? – спросил я.
– Нет. Он слишком тяжелый, чтобы тащить его через город. Но я могу принести его к тебе. Завтра вечером ты будешь в своем посольстве?
– Насколько мне известно, да.
– Завтра во дворце намечается прием в честь нового посла Армении. Ород тоже там будет, равно как и большинство чиновников парфянского посольства. Я могу захватить свиток с собой и передать его тебе.
– Так и сделай. Ты об этом не пожалеешь.
Гипатия подошла ко мне ближе, и я почувствовал запах ее духов. Кажется, жасмин.
– Скажи, какие обязательства требуются от меня, чтобы получить покровительство римлянина?
– Ничего такого, что мужчина не мог бы сделать публично.
Моя новая знакомая захихикала.
– Ну, тогда, – тут она сделала приглашающий жест в сторону темного входа в гробницу, – мы могли бы скрепить нашу сделку вон там, даже если это не требуется по закону. Кажется, это древняя александрийская традиция.
Я не то чтобы чрезмерно разборчив или привередлив, однако сексуальная связь на скорую руку, да еще и на жестких и холодных камнях почему-то показалась мне малопривлекательным развлечением. А если учитывать, что Юлия находится в Александрии, и у нее просто сверхъестественное чутье на все, что касается других женщин… Я, конечно, и не думал, что моя невеста натравит на меня своего дядюшку Гая Юлия, но рисковать все же не имело смысла.
– Наша сделка зависит от того, насколько твои сведения соответствуют тому, что ты про них утверждаешь, – сказал я, – и мне бы не хотелось пользоваться своими нынешними преимуществами.
– Когда это римлянин отказывался воспользоваться своими преимуществами?! Впрочем, как тебе угодно, но ты многое теряешь. Могу спорить, ты никогда в жизни не был с настоящей афинской гетерой!
Это было истинной правдой, однако на меня никогда не производили впечатления рассказы об их образованности, красноречии и остроумии. Такого рода похвала наводила на мысль, что в ней упущено самое важное.
– В другой раз, может быть, – пообещал я. – Пошли, пора возвращаться в город.
И мы направились назад, прямо как очередная парочка, возвращающаяся после визита к своим покойникам. Я обнял Гипатию за плечи, а она обхватила меня рукой за пояс. Страж у ворот открыл нам калитку и получил за это еще одну монету.
– Если бы они устроили здесь платный проход, – заметил я, – Птолемей не был бы таким бедным.
До меня донесся музыкальный смех гетеры – и, видимо, это было еще одним из ее достоинств.
– Тебе нравится здесь, в Александрии? Ты доволен, что сюда приехал? – спросила она.
– Если не считать убийства греческого ученого и покушений на мою жизнь, да, нравится. Если у человека нет возможности поселиться в Риме, здесь ему самое место. А ты как здесь оказалась?
– Приехала в поисках новых возможностей. Я выросла и воспитывалась в доме Хризотемы, самой знаменитой афинской гетеры. Это была чудесная жизнь, насколько это возможно для жизни женщины в Афинах, но это мало о чем говорит. Наши мужчины не в состоянии должным образом оценить даже благородную женщину, они считают, что женщины ничуть не лучше рабынь, и это не доставляет ни удовольствия, ни удовлетворения – развлекать мужчин, которым хочется всего лишь некоторого разнообразия после привычных им мальчиков. Вот я и собрала кое-какие деньги и приехала в Александрию. А здесь, среди чужестранных послов, настоящая греческая гетера имеет весьма высокий статус, это марка высшей пробы, особенно если она афинянка. Я служила у ливийского, армянского, вифинийского и понтийского послов; у последнего я пребывала, еще когда Митридат был царем. А теперь вот служу послу Парфии.
– Никогда в жизни не встречал женщины со столь впечатляющими дипломатическими заслугами и верительными грамотами, – пробормотал я. – Но не могу тебя винить в том, что ты считаешь Рим более подходящим и более благоприятным для тебя местом.
– Да уж. У меня неблагодарная профессия. Женщина остается привлекательной, только пока она юна и красива. А когда красота увяла, она начинает катиться вниз все быстрее и быстрее. Я знавала женщин, которые всего за пару лет из высокооплачиваемой гетеры превращались в уличную порну, шлюху.
