Бедная Лиза (СИ) - "Анонимyс"

Именно поэтому Атуэй решил избавиться от всего золота, которое имелось у племени, надеясь таким образом избежать преследований чужеземцев. Согласно легенде, все богатства племени Атуэя были сброшены в реку Тоа – так, чтобы нельзя было их обнаружить и поднять на поверхность.

Это, разумеется, не спасло бедных индейцев. Пришельцы явились и на землю Каобаны и, несмотря на героическое сопротивление, разгромили таи́но. Перед тем, как сжечь живьем их вождя Атуэя, его подвели к католическому священнику, из тех, кто прибыл на землю индейцев вместе с конкистадорами.

– Не хочешь ли ты, сын мой, принять святое причастие, стать христианином и после смерти попасть на небеса, чтобы обрести там вечное блаженство? – спросил его падре.

Атуэй пожал плечами: а много ли на небесах христиан?

– Много, – отвечал священник. – Все добрые христиане после смерти попадают на небо в рай.

– Даже лучшие из ваших христиан никуда не годятся, – сказал на это Атуэй. – Никто не принес моему народу больше зла, чем христиане. Я лучше будут в аду с демонами, чем на небесах с христианами.

Итак, было принято считать, что еще в XVII веке все кубинские таи́но были истреблены окончательно и бесповоротно. Однако и Виктор, и его брат Диего знали, что это не так. Они родились в поселении Хигуани недалеко от Баракоа, и они видели людей, не похожих на европейцев, негров или мулатов, у которых была своя культура и свой быт. И, что важнее всего, эти люди были их родственниками. Бабушка Диего со стороны отца, казалось, не имела ничего общего с большинством людей, населявших Кубу. Даже в старости у нее были длинные, черные, как смоль, волосы, медная кожа, днями напролет она курила трубку или жевала табак, ела маниоку, носила полотняные туфли и говорила много непонятных слов. Став постарше, Виктор узнал, что это – слова из языка народа таи́но, который считался стертым с лица земли за несколько веков до того.

Виктор много времени проводил с бабушкой и много узнал у народе таи́но. Это было мирное, доброе и гостеприимное племя, не ищущее войны, но способное постоять за себя. В противном случае оно не смогло бы столетиями выживать в окружении людоедов из других племен и не смогло бы так долго сопротивляться испанским конкистадорам.

– Таи́но – подножие бога Юкаху́, – говорила бабушка, – опираясь на нас, он держит на себе весь мир. Но подножие это заколебалось и раскололось, Юкаху погружается в пучину, а вместе с ним в пучину погружается весь мир.

И хотя бабушка Виктора индианкой была лишь на четверть, но даже той капли крови таи́но, которая текла в его жилах, оказалось достаточно, чтобы он, как завороженный, слушал ее предания и легенды об обычаях таи́но, их жизни и развлечениях, об их богах и духах.

– Таи́но не исчезли, их нельзя истребить, – говорила бабушка. – Таи́но – это не род и кровь, таи́но – это дух. Если ты думаешь как таи́но, живешь как таи́но, молишься, как таи́но, ты – таи́но.

Слова эти отпечатались на сердце Виктора, как рисунки его предков на скальной породе.

– В чем дух таи́но? – спрашивал он у бабушки.

Бабушка отвечала, что дух таи́но более всего отобразился в их вере.

– А в чем наша вера? – не унимался он.

Бабушка начинала смеяться и, поперхнувшись, заходилась в долгом кашле, прежде чем продолжить. Вера – это и есть дух, отвечала она, и только в ней он и заключен. Вера – это семи, духи предков, духи земли и божества, от самых малых до Юкаху, невидимого небесного духа, могучего, как море и горы, и до матери всех богов Атабе́й.

– Когда-то изображение матери богов, отлитое в золоте, вождь Атуэй привез на Кубу с Аити, – говорила бабушка. – Поначалу он хотел и его бросить в воду, но потом пожалел и сохранил. Это небольшая, чуть больше ладони, статуэтка богини с поднятыми вверх руками, призывающая на таи́но милость богов и духов-семи. Говорят, в ней сокрыта сверхъестественная сила, и пока статуэтка хранится на Кубе, народ таи́но может возродиться.

Когда бабушка умерла, Виктор переехал в Гавану, работал там сначала на сахарных плантациях, потом на заводе, производящем ром. Работал он там уже несколько лет и к чему-то большему не стремился, но в один прекрасный день на пороге его небольшой комнатки в районе Плаза де Армас возник Диего. Темные волосы его, обычно гладко зачесанные, сейчас стояли дыбом, брови обиженно поднялись вверх, глаза горели, широкие ноздри нервно вздрагивали, губы были закушены – трудно догадаться, что перед вами не простой кубинец, а сержант полиции.

– Диего, – обрадовался Виктор, – когда ты приехал?

– Только что, – отвечал Диего, – но это неважно. Случилась беда.

Виктор еще раз внимательно посмотрел в лицо двоюродному брату, понял, что он не врет, и беда, похоже, действительно случилась. Однако жизненный опыт учил его быть выдержанным и осторожным даже в тяжелых ситуациях. В тяжелых ситуациях – особенно, добавил бы сам Виктор.

– Присядь, – сказал он, кивая на грубо сколоченную некрашеную табуретку. – Что-нибудь выпьешь?

– Рому, – отвечал Диего. И когда Виктор открыл бутылку, добавил. – Без патоки.

– Ром крепкий, – предупредил хозяин дома, задержав бутылку над стаканом.

– Мои новости будут покрепче любого рома. Лей!

Новости, действительно, оказались страшными и удивительными. Несколько дней назад в Хигуани явился человек с короткой стрижкой, густыми усами, бородкой, как у конкистадора и ласковыми, близко посаженными глазами. Он бродил по поселению и ко всем приглядывался, а потом пошел в дом к священнику, отцу Маурисио. Там он представился ему как Алехандро Гомес Вальенте де ла Сота, коллекционер из Буэнос-Айреса. Этот Алехандро Гомес попросил священника продать ему золотую фигурку богини Атабей.

– Фигурку богини? – не поверил Виктор. – Что за ерунда? Разве она существует?

– Судя по всему, да, – отвечал Диего, жадно отпивая из стакана хороший глоток рома.

– Пречистая Дева! – изумился Виктор. – Выходит, она была у нас в Хигуани? Почему же бабушка ничего не сказала?

– Думаю, она не знала, – отвечал Диего, и глаза его сверкнули темным огнем. – Никто не знал. Почти все думали, что история про золотую статуэтку богини-матери – это выдумка.

– Но откуда тогда о ней узнал этот Алехандро Гомес?

Диего пожал плечами и отпил еще треть стакана. Все-таки ром, хоть и хорошо очищенный, был довольно крепким, и глаза его слегка подернулись бледным туманом. Виктор кивнул: ладно, сейчас это не так важно. Однако что ответил ему отец Маурисио?

– Отец Маурисио, конечно, ответил, что он добрый католик, исповедует Иисуса Христа и никакой золотой богини знать не знает. И вот тогда…

Тут Диего остановился, опрокинул в глотку остатки рома и со стуком поставил стакан на стол, сделав недвусмысленный знак: наливай!

– Хватит с тебя, – сурово заметил Виктор, отодвигая бутылку подальше. – Иначе окажешься под столом до того, как расскажешь всю историю.

Одним словом, когда отец Маурисио отказался продавать золотую богиню, Алехандро Вальенте де ла Соте, тот сделал священнику такое предложение, от которого не отказался бы и папа Римский.

– Сколько же он ему предложил? – нахмурился Виктор.

Диего пожал плечами. Он не знает точно, но сумма была головокружительная, не меньше десяти тысяч американских долларов.

– И отец Маурисио согласился? – упавшим голосом сказал Виктор. – Он продал святыню народа таи́но?

Диего посмотрел на него с веселым торжеством в глазах. Конечно, нет. Это ведь не какой-то там папа Римский, это отец Маурисио, чье сердце сделано из стали, а дух – несокрушим. Священник отказал незваному гостю и попросил немедленно покинуть его дом. Алехандро Вальенте де ла Сота был крайне недоволен и даже пытался угрожать отцу Маурисио. Тот в ответ взял большое деревянное распятие, которое стояло у него возле алтаря и заявил, что оно чудотворное: стоит ему ударить этим распятием в лоб любого грешника, как тот немедленно отправится в лучший мир. Аргентинец отвечал, что он не торопится и поспешил смазать пятки.