Еремей Парнов - Третий глаз Шивы (С иллюстрациями)
— Это все? — спросил шахиншах.
— Нет, не все, — с вызовом ответил пророк. — Великого визиря Джамаспа я награжу за верность тебе всевидением, принца Спентодату сделаю неуязвимым для вражеских стрел и мечей, а маленькому Пешьотану подарю чашу молока, которая сделает его бессмертным[15] до самого воскресения мертвых. А теперь веди меня в темницу, визирь, я твой пленник. — Он устало слез с лошади и, поклонившись до земли, вручил Джамаспу поводья.
— Не спеши, — остановил его царь. — Я еще не обвинил тебя.
— Если бы Зах не входил ко мне, — Спитама подступил к царю, но Виштаспа отвернулся, — он бы никогда не выпустил из рук бычье сердце. О нет! Он побывал в моей комнате, или я плохо знаю людей. Ты обвинил меня, государь.
— Я уже говорил, ясновидец, что мне неприятна твоя манера отгадывать чужие мысли. — Виштаспа раздраженно поежился. — Не торопи события. Если будет нужно, я сам прикажу визирю арестовать тебя. А теперь садись в седло. Нас ждут.
…Судебное разбирательство по делу странствующего пророка Спитамы, подозреваемого в некромантии и преступном волхвовании против высочайшей особы, происходило в тронном зале.
Виштаспа восседал на возвышении под балдахином в полном царском облачении. Позади него стояли два прислужника: с опахалом и зонтом о семи спицах, изображающим священное древо жизни. В правой, карающей длани шахиншах держал судейский жезл, в левой — остроконечный посох с бирюзовым набалдашником. По левую сторону от трона, ближе к сердцу, сидела вся царская семья, по правую — стояли визири и члены высокого дивана. Жреческая коллегия во главе с горбуном Захом расположилась в противоположном конце зала. Обвиняемого и свидетелей поставили у подножия трона. Их, обнажив мечи, стерегли стражники. Шахский шут Пок сидел на полу и преспокойно играл сам с собой в алчик. Бараньи кости гулко стукались о мраморные плиты.
— Признаешь ли ты, что все это находилось в твоей комнате и было извлечено в твоем присутствии? — спросил обвиняемого великий визирь Джамасп, по знаку которого один из стражников развернул плат с вещественными доказательствами.
При виде отвратительных атрибутов некромантии царица вскрикнула и закрыла лицо руками. По рядам карпанов пронесся возмущенный ропот.
— Признаю, — ответил Спитама.
— Смерть ему! — закричали жрецы.
Царь поднял жезл и утихомирил собрание.
— Признаешь ли ты, что все это принадлежит тебе и сделано тобою с целью причинить вред?
— Нет и нет. — Спитама брезгливо отвернулся от разложенных на платке предметов. — Мне это не принадлежит. Моя рука не касалась подобной мерзости.
— Но они найдены у тебя? — вновь спросил Джамасп.
— Да.
— Как же ты объяснишь это? Как докажешь свою непричастность?
— У греков, доблестный визирь, от обвиняемого не требуют доказательств невиновности. Доказать вину должен судья.
— Мы не греки, — сказал царь. — Отвечай на вопрос, Спитама.
— Слушаю и повинуюсь, шахиншах. — Пророк отдал поклон. — Я вновь и вновь утверждаю, что предъявленные судом предметы мне не принадлежали. Как они оказались под моим ложем, не знаю. Могу лишь предполагать, что их туда подкинули.
— Начальник дворцовой стражи! — хлопнул в ладоши великий визирь.
Вперед, гремя доспехами, выступил хрупкий юноша с пушком на румяных щеках.
— Скажи нам, начальник, — спросил визирь, — была ли опечатана келья присутствующего здесь проповедника Спитамы? И если была, то когда именно? Скажи только правду, как и подобает персу.
— Дозволь ответить, шахиншах, солнце солнц…
— Довольно! — Виштаспа поднял жезл. — Джамасп вершит справедливый суд от нашего имени. Впредь обращайся прямо к нему. Остальные — тоже.
— Помещение, занимаемое Спитамой, было опечатано вчера перед рассветом, великий визирь — хранитель справедливости.
— По чьему повелению?
— Царя царей.
— Кто наложил государственную печать?
— Государственную печать, хранитель справедливости, наложил по твоему поручению судья дивана.
— Это так? — Визирь повернулся к судье.
— Начальник дворцовой стражи сказал правду, — ответил судья.
— Кто присутствовал при наложении печати?
— Пророк Спитама, вон тот стражник, — юный начальник указал на стоящего перед троном рыжеволосого великана, — и я.
— Как твое имя? — спросил стражника визирь.
— Кэхьон, хранитель справедливости! — Стражник топнул ногой и сделал воображаемым мечом на караул. — Гвардеец первой сотни бессмертных, участник Туранской войны.
— Скажи нам, ветеран, ты присутствовал при наложении печати?
— Присутствовал!
— Это была третья стража?
— Третья!
— Как протекало дежурство, ветеран?
— Как должно!
— Как все-таки?
— Никаких происшествий!
— Никто не заходил в комнату? И не пытался зайти?
— Никто!
— Кому ты сдал дежурство?
— Ему! — Кэхьон локтем толкнул стоящего рядом верзилу с бельмом на глазу.
— Стражник Арджасп, — светски улыбаясь, пояснил начальник. — Гвардеец первой сотни и тоже ветеран Туранской войны. При сдаче поста печать была проверена.
— Так? — спросил визирь.
— Точно так! — топнул Арджасп.
— Все ясно, — зевнул царь.
— Остается добавить, шахиншах, — визирь прижал руку к сердцу, — что в последний раз печать была проверена уже в моем присутствии. Можно считать доказанным, что в комнату Спитамы за время его отсутствия никто не проник.
— Ты согласен с выводами суда, пророк? — спросил Виштаспа.
— Разреши мне задать несколько вопросов, шахиншах? — попросил Спитама.
— Спрашивай, о чем хочешь.
— Мой первый вопрос к великому карпану.
— Слушаю тебя, — откликнулся горбун.
— Скажи мне, Зах, сам-то ты веришь в колдовство?
— Кто может в том усомниться?
— Ты веришь, что с помощью всех этих когтей и зубов можно наслать зло?
— Не только верю, но и знаю.
— А еще что может сделать колдун?
— Его возможности почти безграничны.
— Он может сделаться невидимым?
— Очень легко.
— Проходить сквозь стены?
— Проще простого.
— И ты сам знаешь такие секреты?
— Я говорю только о том, что знаю.
— Ну разумеется, ведь ты слывешь искуснейшим магом!.. Но скажи мне, почтенный Зах, искусство развязывать узелки без помощи рук, отворять дверь на расстоянии тебе знакомо?
— Оно доступно любому бродячему фокуснику! А ты обращаешься к великому карпану… Конечно, я мог бы шутя проделать все эти фокусы.
— Мог бы?
— Разумеется! Мне ли, творцу невиданных чудес, не уметь развязывать узелки? Жаль, что сан не позволяет сделать это в твоем присутствии.
— Да, сан ему не позволяет, — подтвердил судья дивана.
— Нет так нет! — развел руками Спитама. — Благодарю тебя, царь магов. Мои вопросы к тебе исчерпаны. Следующий вопрос я хотел бы задать великому визирю.
— Говори, — разрешил Джамасп.
— Как ты полагаешь, хранитель справедливости, можно ли надеяться на замки и печати в условиях, когда любой карпан, даже просто фокусник, как сказал Зах, способен открывать замки и развязывать узелки?
Но, прежде чем визирь успел сообразить, куда клонит подсудимый, вмешался Зах.
— Перед царской печатью бессильно всякое колдовство! — взвизгнул горбун. — На ней крылатый бык! Сам Митра!
— Согласен, почтеннейший! — обрадовался Спитама. — Но, в таком случае, едва ли возможно причинить колдовством вред священной особе, самому шахиншаху! Не так ли?
В тронном зале настала тишина. Все затаили дыхание.
Первым опомнился Зах.
— Мне кажется, — он значительно прокашлялся, — подсудимый хочет увести разбирательство в сторону. Какая, в сущности, разница, мог или не мог причинить он своим колдовством вред? Главное для нас заключается в том, что он злоумышлял против священной особы шахиншаха. А это доказано!
— За что меня судят, великий визирь? — вскричал Спитама. — За умысел или же за деяние?
Визирь беспомощно оглядывался то на жрецов, то на трон.
— За умысел, — пришел на помощь царь.
— Пусть так, — просветлел лицом Спитама. — За умысел нельзя казнить мучительной смертью.
— Тебя не станут терзать, — успокоил Виштаспа. — Значит, ты сознаешься в преступном умысле?
— Дозволь мне продолжить, шахиншах!
— Продолжай, — нехотя согласился царь.
— Итак, мы все пришли к согласию, что священная особа не подвластна злому деянию, и даже ее печать с крылатым быком оному препятствует. Так, верховный карпан?
— Так, — подумав, подтвердил Зах.
— Но разве нет возможностей обойти печать? — Спитама сделал долгую паузу. — Разве верховный жрец не признал здесь, что может проходить сквозь стены? Все слышали?
