Филипп Ванденберг - Пятое евангелие
Казалось, слезы ярости текут по лицу медленно, словно сироп. На самом деле ей было стыдно перед собой. Ни разу за всю жизнь она не давала такой воли своим чувствам, даже в то тяжелое время, когда ребенком попала в дом для сирот.
Пластиковый пакет с вещами мужа, который она получила в больнице, лежал в ванной. Она узнала часы Гвидо – золотой «Гамильтон» производства 1921 года. В тот год он родился. Муж купил эти часы на каком-то аукционе. На крышке с тыльной стороны была дарственная надпись: «От Сида Сэму, 1921». Анна разорвала пакет, вытащила испачканный кровью костюм, разложила брюки и пиджак на полу так, что они стали похожи на огромную плоскую куклу. Закончив приготовления, она начала с неистовством топтать босыми ногами любимый костюм мужа, словно хотела причинить Гвидо боль. Она тяжело дышала и повторяла лишь одно слово: «Обманщик! Обманщик! Обманщик!»
Внезапно она нащупала в пиджаке какой-то предмет. Это оказался бумажник Гвидо. Сдерживая дыхание, Анна достала из него пачку купюр. Она знала наверняка, что еще окажется там: кредитные карточки и документы на автомобиль. Механически начав считать деньги, она обнаружила билет. Оперный Театр, Берлин, среда, 20 сентября, 19:00.
Анна держала билет перед собой указательными и большими пальцами обеих рук. Гвидо мог любить что угодно, но уж никак не оперу. За все время их брака в опере они побывали лишь, несколько раз, которые можно было пересчитать по пальцам одной руки. И это послужило для нее еще одним доказательством того, что муж ей врал. Анна же принадлежала к тем женщинам, которые могли простить любой проступок, но никогда не смирились бы с подобным фактом. Тём более что она узнала обо всем сама, а не от раскаивающегося супруга.
Разложив перед собой на полу в ванной комнате содержимое бумажника, словно это была какая-то странная головоломка или пасьянс, она попыталась собраться с мыслями. Так Анна просидела довольно долго, размышляя о двойной жизни мужа. Наконец она решила, что не сможет найти покоя до тех пор, пока не выяснит все детали.
Свет, с семи часов утра робко и неуверенно пробиравшийся внутрь дома, смешался с желтоватым светом настенных светильников, и Анна постепенно начала успокаиваться. Но это нисколько не уменьшило ее злость, а лишь позволило решить, что делать дальше.
Анна никогда не следила за мужем и не пыталась выяснить, скрывает ли он что-то от нее. Но, как известно, в подобных ситуациях люди часто проявляют способности и особенности характера, о которых раньше даже не подозревали. В случае Анны можно было сказать, что злость придала ей силы.
Она позвонила в клинику, и для нее вовсе не стало сюрпризом то, что женщина, попавшая в аварию вместе с ее мужем и пытавшаяся выдать себя за Ганне Луизе Донат, выглядела совсем не так, как женщина в кресле-каталке. Во время разговора по телефону Анна еще раз взглянула на билет: 20 сентября. Сегодня!
Анна щелкнула пальцами, и впервые за последние дни слабая улыбка появилась на ее лице. Едва заметная коварная усмешка Конечно, надежда узнать что-то определенное была довольно призрачной, но чем дольше она держала в руках билет, тем сильнее становилась уверенность, что посещение оперы должно помочь найти хоть какую-нибудь зацепку. Она не могла поверить, что Гвидо внезапно стал страстным поклонником оперы и собирался в одиночку пойти на представление. А уж тем более не сказав об этом ни слова Анне.
5
Во время перелета в Берлин Анна вспомнила время, когда шесть-семь лет назад их брак стал чем-то обыденным и рутинным. Нет, невыносимым то состояние назвать было нельзя, но страсть, казалось, перестала быть частью их отношений. Ее сменило некое промежуточное состояние – ни серьезных ссор, ни примирений, все шло словно по стандартному сценарию. Тогда именно шесть-семь лет назад – она вполне серьезно подумывала о том, чтобы закрутить роман с молодым практикантом, который работал в их фирме и каждый раз при появлении Анны буквально не сводил с нее глаз. Это желание, которое рано или поздно одолевает каждую женщину, когда ее так называемые лучшие годы остаются позади, мучило ее месяцами Ей безумно хотелось доказать себе, что в тридцать пять лет она еще может представлять интерес для робкого, но довольно привлекательного молодого человека. В то же время Анна хотела дать понять Гвидо, что и другие мужчины обращаю! на нее внимание.
Анне хотелось воспользоваться таким обходным путем, чтобы напомнить Гвидо: брак – это не только работа, успех и отдых два раза в году. Но как раз в тот момент, когда однажды в понедельник вечером Анна увлекла Вигулеуса – так звали студента – практиканта – в одно из подсобных помещений магазина с целью соблазнить его (как сейчас, она помнила, что специально надела лиловое нижнее белье и такого же цвета чулки), внезапное осознание смысла происходящего вернуло ее к реальности. Как только мальчишка начал копошиться под ее кашемировым свитером, словно замешивающий тесто булочник, она со всего размаху влепила ему звонкую пощечину и, как и надлежит замужней женщине, с наигранной решительностью заявила, что не советовала бы ему даже пытаться повторить что-либо подобное, а данный инцидент она согласна забыть.
Лишь гораздо позже Анна поняла: это событие было классической победой разума над чувствами. Но эта победа относилась к числу тех, которые по прошествии лет не всегда кажутся уж такими уж необходимыми и желанными. Именно в этом отдельно взятом случае любовная интрижка – Анне очень хотелось избежать отвратительного для нее словосочетания «половой акт» – могла возыметь действие. Но только если бы ее муж что-то заподозрил, а уже после этого супруги помирились бы. Тем сильнее оскорбил ее тот факт, что Гвидо так подло воспользовался ее верностью и доверием. Сейчас Анна сожалела, что не поддалась искушению и не уступила Вигулеусу, а предпочла сохранить нормальные отношения с мужем, чтобы их брак не отличался от множества других.
Гостиница, в которой остановилась Анна фон Зейдлиц (отель «Кемпински») не имеет для дальнейшего повествования ни малейшего значения, чего нельзя сказать об оперной постановке («Орфей и Эвридика» Кристофа Виллибальда Глюка), но ради полноты и достоверности они должны быть упомянуты. Анна заняла свое место в опере – партер, седьмой ряд – почти в самый последний момент и была крайне удивлена, увидев справа от себя румяного, гладко выбритого господина в очках без оправы. Надень на него рясу, и он вполне сошел бы за священника. Слева сидела пожилая дама, единственным недостатком которой можно было назвать то, что она один за другим ела леденцы с экстрактом эвкалипта.
«Ничего у меня сегодня не выйдет!» – думала Анна, наблюдая за тощим человеком на сцене, который лишь отдаленно напоминал мужчину и старческим голосом пытался исполнять арию Орфея. Она сосредоточилась на музыке, действовавшей убаюкивающе и вполне соответствовавшей ее настроению, и не заметила, что гладко выбритый мужчина тайком наблюдает за ней.
Возможно, такое внимание показалось бы ей даже приятным. В антракте она осталась на месте, погрузившись в свои мысли и теряясь в догадках. Зрители вернулись на свои места, румяный господин снова уселся справа от Анны. Беспокойно ерзая в кресле, словно устраиваясь поудобнее, он обратился к Анне, глядя в сторону и едва шевеля губами:
– На этом месте должен был сидеть Гвидо фон Зейдлиц. А кто вы?
Анна молчала. Но это молчание давалось ей с огромным трудом. Сейчас она должна взвешивать каждое слово. Только бы не сделать ошибку! Анна не находила никакого объяснения тому, что сказал незнакомец. По всей видимости, он знал Гвидо. Что ему было нужно от мужа Анны здесь, в опере? Был ли этот мужчина каким-то образом связан с загадочной женщиной, попавшей в аварию вместе с Гвидо?
Она могла соврать, сказав, что купила билет у незнакомого мужчины прямо перед входом в театр. Но тогда шансы найти решение головоломки стали бы равны нулю. Сейчас, когда ситуация казалась еще более запутанной, чем раньше, Анна хотела знать одно: что же на самом деле происходило все это время за ее спиной?
Они достаточно долго испытующе смотрели друг на друга и, наконец, Анна ответила с наигранным спокойствием:
– Я Анна фон Зейдлиц, его жена.
Гладко выбритый румяный господин, похоже, ожидал такого ответа. По крайней мере, он не казался взволнованным, скорее раздосадованным. Он с силой выдыхал воздух через нос и громко сопел – Анна терпеть не могла людей, волнение которых выражалось подобным образом. Через некоторое время он вызывающе спросил:
– И что же вы можете мне сообщить?
В тот миг Анна поняла: Гвидо без ее ведома действительно вел какую-то странную игру. Без сомнения, во всем мире не найдется торговца антиквариатом, который бы не вел дела на грани дозволенного, и Анна знала о некоторых делишках мужа, которые принесли неплохой доход. Но она всегда о них знала! Еще она знала, что сделки подобного рода заключались или обсуждались во время ужина в дорогом ресторане, но уж никак не на седьмом ряду оперы.
