Антон Чиж - Формула преступления
Но зачем такая куча денег сразу? От статуи откупаться? Так ведь каменный истукан равнодушен к земным богатствам. Или пару домов на Невском проспекте захотелось купить? Еще и на пароходик останется. Если деньги ему выдали сторублевками, «кирпичик» получился солидный, размером со среднее полено. В карман не запихнешь. Но в кабинете денег не нашлось.
Появление в гостиной чиновника полиции, хоть и юного, камердинер встретил резвым подскоком, изъявив всю преданность, на какую был способен.
— Что с Иваном Ивановичем? — спросил он, будто сидел у постели умирающего родственника и теперь ждал окончательный диагноз врача в тайной надежде на чудо или наследство. Но в ответ получил строгий вопрос:
— В котором часу ушли из дома?
— После девяти, — вежливо напомнил Лопарев.
— Прошу точнее.
— Быть может, без четверти десять или что-то вроде того.
— Когда вернулись в квартиру?
— Около полуночи.
— Где провели время?
— В «Мадриде», чтобы далеко не ходить. Трактир закрывался, я и вернулся. А почему вы задаете такие странные вопросы, господин полицейский? Что с господином Донским, ответьте же, наконец…
Но мольбу Ванзаров пропустил мимо ушей.
— Когда вернулись, свет в окнах кабинета горел?
— Позвольте… Дайте вспомнить… В прихожей свет горел, да и в других комнатах, как я оставил. Наверняка и в кабинете горел.
— Слышали оттуда какой-то шум или удары?
— Да как же я мог слышать, когда меня здесь не было! — искренно поразился камердинер.
— В вашем присутствии шум был?
— Какой шум! Иван Иванович по кабинету гуляли-с и о чем-то размышляли-с. Мне даже рукой не махнули-с. Я сам входную дверь запер.
— А после вашего возвращения?
— Нет, тихо было.
— И вас не удивило, что из кабинета не раздается смех или звон бокалов?
Лопарев всем видом выказал глубокое удивление:
— С чего мне беспокоиться?
— Может, постояли у двери, послушали. Дело обычное…
— Не имею таких привычек, господин Ванзаров…
— Не стоит обижаться, Василий Николаевич, я должен был об этом спросить. Объясните: если в квартире было тихо, как вы поняли, что Иван Иванович дома?
— Что ж тут странного: пальто на вешалке, дверь я сам открыл, да и про ключ изволите знать.
— А в спальню заглядывали?
Василий Николаевич взглядом дал понять, какое гнусное оскорбление ему нанесено, и добавил:
— Камердинером служу-с, а не любопытной горничной…
Примирительно помахав ладошкой, словно гася разгоравшийся пламень, Родион спросил:
— Где господин Донской хранит деньги?
— Наверное, в банке, он мне не докладывает. Небольшая сумма на хозяйство лежит в кухонном буфете, если изволите…
— Вчера утром Иван Иванович получил более пятидесяти тысяч. Вы можете предположить, на что он собирался их потратить?
Строгие бровки камердинера полезли на лоб, выражая глубочайшее удивление:
— Сколько?!
Родион повторил.
— Ума не приложу! Это поразительно! — Лопарев никак не мог справиться с чувствами, даже шлепнул по жилетке. — Нет, ну только подумайте! А мне заявил, что стеснен в средствах. Жалованье за две недели задерживал… Пятьдесят тысяч!
— Донской сделал значительную покупку? Дом? Акции?
— Не могу знать, он мне не докладывал.
— Подскажите, где в доме можно спрятать такие деньги. Сейф или крепко запирающийся тайник здесь есть?
Лопарев довольно откровенно выразился: если б знал, то проблему с жалованьем давно решил бы без лишних напоминаний. Слаб человек до наличных денег, особенно бумажных. Что поделать. Оценив искренность слуги, Ванзаров спросил:
— Когда Донской вернулся днем, был ли при нем саквояж или сверток?
Ответил камердинер не задумываясь:
— Пальто у него принял, да и только.
— Кто еще прислуживает в доме?
— Никого-с, один справляюсь. Иван Иванович в этом вопросе изрядно прижимист, да и к чему нам кухарка? Обедает он в ресторанах, прачка заходит за бельем. Особых забот нет.
— Прошу разрешить осмотр квартиры. Не возражаете?
Лопарев не только не возражал, но постарался оказать посильную помощь. Открывал двери, рассказывал, что где находится, и всячески старался быть полезным розыску. Но старания были напрасны. Кроме собранных в дорогу чемоданов и пустой чековой книжки банка «Лионский кредит», не нашлось ничего любопытного. Безделушек вроде запонок или брильянтовой заколки так и не попалось.
— Иван Иванович планировал уехать? — отряхивая ладони, спросил Родион.
— Говорили-с, что на днях в Москву собирались. Точнее не знаю. Мне укладываться не приказывались-с.
— Куда ведет дверь из его кабинета?
Не готовый к резким поворотам, Лопарев замешкался:
— На черную лестницу-с.
— У кого находится ключ?
— На кухне висит. Изволите взглянуть?
Юный чиновник забрал кольцо, на котором болтались два ключа: большой, старый, проржавевший, и маленький, новенький, блестящий, от французского замка. И, как бы между прочим, спросил, не желает ли господин камердинер взглянуть, что стало с его хозяином. Лопарев заметно присмирел, но отказаться не посмел.
Велев городовому посторониться, Родион впустил испытуемого. Василий Николаевич только заглянул и выскочил как ошпаренный, часто-часто крестясь и шепча молитву, и даже покрылся крупной испариной.
— Кто же такое сотворил? — шепотом спросил он.
Родион и сам не прочь был это узнать.
— А сами что думаете?
— Да как же… Откуда мне… Какое несчастье!.. Что теперь с жалованьем будет?
— Не заметили в кабинете чего-то странного или необычного?
На лице Лопарева читалось: да куда уж больше странности! Пришлось разъяснить:
— Господина Донского изувечили каменной перчаткой, отломанной от какой-то статуи…
— Свят! Свят! Свят! — эхом отозвался камердинер, осеняя себя крестным знаменем. Такой суеверный, прямо как барышня, начитавшаяся готических романов.
— Иван Иванович упоминал что-то подобное?
Слуга вытаращил глаза:
— Это чего же-с?
— Может, рассказывал про статую рыцаря?
— Никак нет-с!
— Быть может, кто-то пошутил подобным образом? Не припоминаете среди друзей господина Донского любителей статуй?
— Не могу знать. К нам друзья не заходили-с.
— Совсем гостей не было? Какая досада. Вам, наверно, скучно без гостей. Сколько у Донского прослужили?
— Нанял месяц назад. По газетному объявлению… Какое несчастье! Куда меня после такого происшествия возьмут… Пятно несмываемое. Скажут: не уберег хозяина. Пропало мое доброе имя! Что теперь будет? Что за рок такой…
— Значит, до этого не были знакомы.
— Не имел чести-с.
Вытряхнув из камердинера все, что смог, Родион оставил его сидеть на кухне и припоминать любую мелочь или странность, которые случились за последние дни. Умственными упражнениями заниматься не отходя от плиты, то есть не выходя из кухни. Что Василий Николаевич исполнил с большой охотой.
А Ванзаров вернулся к занавешенной двери. Ключ был такой древний, словно попал сюда из антикварной лавки, но вошел в замочную скважину мягко, повернулся легко. Наверняка пользовались часто. На лестничной клетке Родион первым делом посмотрел под ноги. Еле заметные крупинки нашлись у порога. Как видно, гость слегка осыпался. В остальном служебная лестница для прислуги с корзинами или особых гостей, каких неудобно провести через парадный подъезд, приятно удивила чистотой, что нечасто встретишь и в дорогих домах. А тут порядок держали строго. Еще час-другой, и каменная пыль исчезнет под веником.
Спустившись на два пролета, до самого выхода, Родион повернул новым ключиком французский замок и выглянул на Екатерининский канал. Парадный вход отсюда почти не заметен, изгиб дома прячет его. Но если швейцар гуляет снаружи, ничто не мешает приглядывать и за черным ходом.
Вернувшись проторенной дорожкой, Ванзаров запер потайную дверь и бочком, чтобы лишний раз не глядеть на жертву, пробрался в прихожую.
Городовой почтительно ждал распоряжений, и они уже почти сорвались с языка, когда что-то больно впилось в плечо. Его крепко тряхнули, а громовой бас у него над ухом разразился отборными проклятиями, печатными из которых были «негодяй», «подлец» и «проходимец». Обращаться так с незнакомым человеком некрасиво, а уж с сыщиком при исполнении — чревато. Тем более Ванзаров не мог вспомнить поступков, за которые его стоило так чехвостить. А за те, что стоило, — уже получил в детстве от матушки.
Сбросив с плеча хваткие пальцы, он развернулся, готовый дать решительный отпор, и в нос ему шибанул смешанный запах перегара и дорогого одеколона. Статный господин почтенных лет с лицом, искаженным злобой, пребывал в той стадии бешенства, когда человек за свои поступки не отвечает. Увидев лицо врага, Родион ощутил странное спокойствие.