Джеймс Риз - Досье Дракулы
— Скажи мне, Стокер, — сказал Генри, — возложил ли ты на эту женщину обязанность производить уборку в моей столовой?
В его столовой? Да уж.
— При всем моем уважении, Генри, я сомневаюсь, что перечисление служебных обязанностей миссис Квиббел относится к сути дела.
— Ладно, ближе к сути дела, — хмыкнул Генри на манер Шейлока в сцене суда из «Венецианского купца», ибо частица Генри присутствует в каждом из сыгранных им персонажей, как и каждый из них присутствует в нем.
— Эта миссис…
— Миссис Квиббел, — сказал я. — Квиббел!
— Она позволила себе войти в «Бифштекс» — таинственным образом, смею добавить, — несомненно, с кошельком или карманами, соответствующим образом пустыми и готовыми для того, чтобы их набить, и…
— Генри, а у тебя есть основания подозревать эту женщину?
Я очень сомневался, что у него такие основания есть, хотя бы потому, что только что встретил ее в театре, при деле. Будь у него хоть малейшие доказательства, что она совершила кражу в буфетной, он самолично сдал бы ее властям или по меньшей мере вышвырнул бы на улицу.
Я понимал, что мне предстоит сыграть роль Порции при своем Шейлоке, и думал лишь о том, чтобы эта пьеса закончилась поскорее, продолжая гадать, что же такого «ужасного» могло случиться. Конечно, мне хотелось верить, что речь идет о какой-то пустяковой неприятности, просто раздутой Генри до драматического масштаба, но было очевидно: пока он не сыграет свою роль так, как она ему видится, сути дела мне не узнать.
— Так вот, — сказал он, — каковы бы ни были ее причины…
— По моим наблюдениям, миссис Квиббел весьма добросовестно относится к своим обязанностям, — заметил я, не добавив, правда, что одной из них в последнее время являлась слежка за Тамблти.
— Может быть, и так, — буркнул Генри. — В любом случае вчера вечером, оставшись одна в театре «Лицеум», — (как будто я не мог догадаться, о каком театре идет речь), — она вошла в мои личные помещения и обнаружила, что…
— Да?
— Что гриль еще теплый…
— Так порой бывает, Генри, еще несколько часов после ухода последнего из гостей — твоих гостей.
— Ага, — сказал он, высоко подняв согнутый перст, — но как раз в воскресный вечер никаких гостей у меня не было. Будь ты на месте, это, конечно, было бы известно и тебе.
Тут он с силой стукнул ладонью по столу и заключил:
— Огонь разжег кто-то посторонний.
Давно сочувствуя младшим членам семьи «Лицеума», которым приходится после утомительного представления подкрепляться всухомятку холодным мясом и тому подобным, в то время как по театру разносится упоительный аромат жаркого, я сказал:
— Возможно, Генри, кто-то решил разок поиграть в Губернатора. Беда невелика, тем более что повторения подобного легко избежать, просто поменяв замки…
По крайней мере, это сделает бесполезным ключ Тамблти, если он у него имеется. А значит, об этом Стокер позаботится немедленно, пусть только Генри отдаст распоряжение. Но ведь нет же!
— Ты не понял, в чем дело.
— Так ведь ты до дела все еще не добрался.
Генри выпрямился во весь рост. Сейчас он выглядел так, словно играл одновременно безумного Матиаса и Хэла, собирающего войска.[157]
Должен признать, впечатление это производило. Мои слова и вправду были, пожалуй, не вполне уместны, и я непременно бы извинился, но Генри просто не дал мне такой возможности, торопливо заговорив о главном. Как оказалось, случилось следующее.
Миссис Квиббел, войдя в помещение «Бифштекс-клуба», обнаружила тамошний подвесной гриль еще теплым, если не горячим, а на нем лежали зажаренные тушки, которые она сначала приняла за заячьи. Только вот оказалось, что это никакие не зайцы. Это были собаки, маленькие собачонки Тамблти, выпотрошенные и зажаренные на решетке.
— Боже мой! — выдохнул я, тяжело опустившись в кресло.
— Бедные животные были зажарены так, что их с трудом можно было узнать, — сказал Генри.
— Зажарены живьем?
— Вовсе нет. Они были освежеваны, выпотрошены, хотя и неуклюже, а внутренности разложены… разложены на моем столе, представляешь?
— Внутренности?
— Внутренности!
— За исключением сердец, разумеется.
При этих словах я встал и обернулся, поскольку прозвучали они позади меня. В дверном проеме стоял мужчина, которого я бы назвал средним во всех отношениях: среднего роста, веса, телосложения — во всем, кроме репутации, мысленно поправил я себя, когда Генри назвал его имя.
— Стокер, ты ведь встречался с инспектором Фредериком Эбберлайном из Скотленд-Ярда? Он бывает у нас на премьерах.
Встречался ли? К своему смущению, я не мог этого припомнить, но, в конце концов, Генри Ирвингу виднее.
— Сэр, — сказал я, продолжая стоять.
— Мистер Стокер. — Он кивнул в ответ на мое приветствие. — Сущий кошмар, не правда ли?
— Истинная правда, — с готовностью отозвался я, думая о другом: он что-то сказал про сердца?
— Конечно, мы еще только в начале расследования, — заявил инспектор Эбберлайн, — но все ответы, полученные на данный момент, указывают в одном направлении.
Он вошел в кабинет, и мы обменялись рукопожатиями. Его рука была теплой, а вот моя, боюсь, похолодела.
— Скажите, сэр, — начал он, — что вы знаете об этом человеке, этом американце… — Инспектор заглянул в свой маленький, величиной с ладонь, блокнот и закончил фразу: — Об этом Тамблти?
Третья пора
НОЧЬ В НОЧИ
Дневник Брэма Стокера
Среда, 13 июня
Кто такой этот Эбберлайн?
Середняк во всем. На полголовы ниже меня ростом, с карими глазами и волосами каштанового цвета, с плешью, но зато с густыми усами и бакенбардами, делающими его больше похожим на клерка, чем на констебля, тем более инспектора первого класса. Возраст приближается к пятидесяти,[158] я бы сказал… короче говоря, середняк решительно во всем, кроме главного — его репутации. На самом деле я помнил инспектора Эбберлайна по одной премьере, когда для него были оставлены два кресла чуть ли не в «губернаторской» ложе, и мне нужно было лишь осторожно навести справки, чтобы узнать о нем больше.
Оказалось, Эбберлайн был недавно переведен в Скотленд-Ярд из ОКР,[159] подразделения «Н», после 14 лет службы в трущобах Спитал-филдза и тому подобных местах и 25 лет общего служебного стажа. Он хорошо знал все слои лондонского общества, от работниц из Уайтчепела до Генри Ирвинга. (На заметку. Спросить Кейна, знал ли он Эбберлайна, когда «трущобничал»[160] и таскался по судам, работая на «Городского крикуна».)
Теперь, когда этот Эбберлайн распрощался со Спиталфилдзом и обосновался в Ярде, мы, надо думать, будем чаще видеть его в «Лицеуме».
Вне всякого сомнения, при его нынешней должности место в зрительном зале ему всегда найдется. Но пропади пропадом Генри, впутавший в это Ярд. Все теперь резко осложнялось, и причиной тому был Тамблти.
Эбберлайн желал знать, что мне известно об этом человеке.
— Немного, инспектор, — ответил я.
Сейчас мы вместе, бок о бок шли через помещения театра вниз, к «Бифштекс-клубу». Генри, разумеется, возглавлял шествие.
Мне не пришлось притворяться, изображая изумление, когда я услышал о собаках. Я немедленно потребовал, чтобы мне показали место происшествия: таким образом, застигнутый врасплох, я пытался выиграть немного времени. Что мне сказать? Что я мог сказать? Уж, во всяком случае, не правду. Даже не большую часть правды. Честно говоря, даже малая ее часть могла легко вывести на Кейна, а я не могу и не стану подвергать его такому риску. Мне придется лгать, но это будет ложь во спасение, не столько ложь, сколько умолчание.
— Немного, инспектор, — повторил я в ответ на повторный вопрос. — Так, встречался с ним от случая к случаю, по большей части в обществе присутствующего здесь Генри Ирвинга.
При этих словах Губернатор повернулся к нам с наморщенным лбом, демонстрируя озабоченность животрепещущим вопросом: кто дерзнул осквернить его трапезную?
— С мистером Ирвингом, говорите, — пробормотал Эбберлайн, царапая что-то в своем блокноте огрызком карандаша, который вытащил откуда-то из густых бакенбард.
Генри хмыкнул. При этом мы, все трое, продолжали идти.
— Да, — подтвердил я. — Тамблти несколько раз обедал с нами здесь, в «Лицеуме», со времени…
Я замешкался, подумав, не сболтнул ли чего лишнего, но Эбберлайн уже уцепился за мои слова.
— Со времени?.. — вопросительно повторил он.
— Со времени своего прибытия в Лондон, — ответил я и, чтобы это не выглядело так, будто из меня слова надо тянуть клещами, добавил: — Это было где-то в начале июня.
