Жозе Душ Сантуш - Кодекс 632
Томаш догадался, что Лена вошла в кафе, по тому, как сидевшие в зале мужчины, как по команде, повернули головы к дверям. В тот день на девушке было короткое облегающее платье, перехваченное в талии широким желтым поясом, прозрачные нейлоновые чулки, подчеркивающие стройность ее ножек, и лаковые туфельки на высоченных каблуках. Бросив под стол фирменные пакеты из модных магазинов, она небрежно поцеловала Томаша.
— Hej! Прости, что опоздала, ходила за покупками.
— Ничего страшного.
Старинный квартал Чиадо со всеми его бутиками давно сделался местом паломничества представительниц прекрасного пола.
— Уф! — выдохнула Лена, встряхнув светлыми кудряшками. — Я жутко устала, и день начался просто отвратительно.
— Купила что-нибудь?
Шведка достала из-под стола пакет.
— Так, кое-что, — проворковала она, демонстрируя Томашу алый шелковый лоскуток. — Нравится?
— А что это?
— Лифчик, глупый! — надула губки Лена. — Для тебя, между прочим.
Фанат «Бенфики» позабыл о статье и во все глаза уставился на девушку. Та ответила ему прямым дерзким взглядом, и он, мгновенно стушевавшись, вначале уткнулся в журнал, а потом и вовсе удалился. Томаш проводил его рассеянным взглядом.
— Ты, стало быть, посвятила утро покупкам.
— Да. А еще старинному подъемнику на Руа-ду-Оро.
— Подъемнику Святой Жусты?
— Ага. Ты там бывал?
— Ни разу.
— Не удивительно, — усмехнулась Лена. — Хочешь узнать дорогу, спроси чужеземца. Приезжие всегда отправляются туда, куда местным и в голову не придет пойти.
— Это очень верно, — согласился Томаш.
У столика вырос официант, готовый принять заказ.
— Ты что-нибудь будешь? — спросил Томаш.
— Нет, я поела.
Профессор покачал головой, и официант испарился. Посетители все прибывали, считать ворон было некогда. Томаш отхлебнул чаю.
— Превосходно, давно такого не пил.
Лена внимательно разглядывала возлюбленного, опершись локтем о стол.
— Что с тобой? — Ее синие глаза были полны тревоги. — Ты уже который день ходишь сам не свой. Случилось что-нибудь?
— Нет.
— Это из-за того несчастного ребуса?
— Нет!
— Так в чем же дело?
Томаш машинально пригладил волосы и нервно огляделся по сторонам. Посетители кафе не обращали на парочку внимания, поглощенные своими разговорами. Набравшись храбрости, Норонья заставил себя посмотреть подруге в глаза.
— Послушай, я должен быть с тобой честным.
Лена недоуменно вскинула бровь.
— Вот как? Ладно, попробуй.
— В прошлый раз ты спросила, сплю ли я со своей женой…
— А ты спишь?
— Нет, с тех пор как встретил тебя. Но, говоря по правде, я едва ли смогу гарантировать, что этого никогда не произойдет.
Глаза Лены потемнели.
— Ясно.
— Понимаешь? Мы живем под одной крышей, мы женаты, и рано или поздно это может случиться.
— Ну и что?
— Но ведь тогда получится, что я обманываю вас обеих.
Шведка вдруг заинтересовалась одной из украшавших стены кафе картин. Насладившись живописью, она принялась любоваться барной стойкой и только потом снова поглядела на Томаша.
— Это неважно.
— Как это неважно?
— Просто неважно, и все. Обманывай нас обеих сколько влезет, мне совершенно все равно.
— Но… — Томаш растерялся. — Разве тебя не задевает, что я стану заниматься любовью и с тобой, и с ней, одновременно?
— Нет, — повторила шведка, решительно мотнув головой в подтверждение своих слов. — Нисколько не задевает.
Норонья не знал, что и думать. Все это было неожиданно и странно, даже неприлично; ему никогда не приходилось слышать, чтобы женщина, по крайней мере женщина такого сорта, с легкостью согласилась делить своего мужчину с другой, фактически сделаться младшей женой, как в гареме.
— Но послушай… Моей жене это вряд ли понравится…
— Твоей жене?
— Ну да, моей жене.
Шведка пожала плечами.
— Надеюсь, ты не собираешься рассказать ей о нас?
Профессор нервно взъерошил себе волосы.
— Видишь ли… В том-то и дело. Я не могу оставить все как есть…
— Не можешь оставить все как есть? Ты несколько месяцев жил с двумя женщинами, и тебя это устраивало. Так какая муха укусила тебя сегодня?
— Я стал сомневаться, что поступаю правильно.
Настала очередь Лены недоумевать.
— Сомневаться? Да какие тут могут быть сомнения? Или ты спятил? У тебя есть дом и семья, которая ни о чем не подозревает. Любовница, о которой, без ложной скромности, мечтал бы любой мужчина, и которая, между прочим, ничего от тебя не требует. Это ли не подарок судьбы? Чего тебе еще?
— Беда в том, Лена, что я не просил судьбу о таком подарке.
В широко распахнутых глазах девушки застыли изумление и ужас.
— Ты сам не понимаешь… — Она осторожно погладила Норонью по плечу, словно хотела его успокоить. — Томаш, скажи честно, что случилось?
— Дальше так продолжаться не может.
— Так чего ты хочешь?
— Расстаться.
Лена осела на стуле, втянула голову в плечи; губы ее дрожали, взгляд сделался растерянным и недоверчивым; она смотрела на Томаша, как смотрят на человека, который еще пару минут назад был нормальным и вдруг, ни с того ни с сего, обезумел.
— Ты правда хочешь расстаться? — спросила шведка, с трудом выговаривая слова.
Профессор опустил голову.
— Да. Прости.
— Нет, ты точно псих! Тебе же сказали, все в порядке, меня все устраивает, а ты… Но почему?
— Потому что мне плохо.
— Но почему?
— Я живу во лжи.
— Черт! — воскликнула Лена. — Разве ты не знаешь, что кафтан добродетели соткан из нитей лжи?
— Ради бога, Лена, не надо больше пословиц!
Девушка потянулась к Томашу через стол, крепко сжала его руки.
— Скажи, что мне сделать, чтобы тебе стало лучше? Может, ты хочешь как-нибудь по-другому? В другом месте? Только скажи.
Поведение шведки тронуло Томаша. Когда он представлял себе ее реакцию, ему казалось, она вылетит из кафе, словно разъяренная фурия, и на этом все закончится. Такой реакции он не ожидал.
— Видишь ли, милая, я действительно не могу быть сразу с двумя женщинами. Адюльтеры не по мне. Я привык к открытым, честным, доверительным отношениям. И сейчас чувствую себя чудовищем. Ты мне очень нравишься, ты замечательная девушка, но я люблю свою семью, жену и дочку, и знаю, как сильно они во мне нуждаются. Когда ты спросила меня, занимаюсь ли я любовью с женой, во мне что-то сдвинулось, сам не знаю что. Прежде я наслаждался близостью с тобой и ни о чем не жалел, но твой вопрос пробудил меня. Как если бы я пробирался в потемках, и вдруг кто-то включил свет. Этот свет вернул меня к действительности, заставил посмотреть на себя со стороны. И тогда я стал задавать себе другие вопросы, по-настоящему важные.
— Какие?
— Разные. — Томаш огляделся по сторонам, будто надеясь отыскать ответ прямо здесь, в кафе. — Я спросил себя, зачем подвергаю опасности свою семейную жизнь. Во имя чего? Что я получу взамен? И стоит ли оно того? Невзгодам нужно противостоять, а не бежать от них. Мне пора разобраться со своей жизнью. Спасти свой брак, поддержать жену и дочь. Возможно, у нас все будет хорошо. А возможно, и нет, пока об этом говорить рано. Но обманывать вас обеих было бы нечестно, недостойно.
— А как же я? Что будет со мной?
— Ты напрасно драматизируешь. У меня есть семья, о которой я должен заботиться. А ты молодая, красивая, свободная девушка. Тебе стоит поманить пальцем, и толпы мужчин пойдут за тобой на край света. Давай не будем усложнять. Станем жить каждый своей жизнью и постараемся остаться друзьями.
Лена уронила голову на руки.
— Я не думала, что ты способен поступить со мной так!
Томаш решил, что пора уходить. Что сказано, то сказано, и своего решения он не изменит. В порыве жалости и нежности он протянул руку через стол и погладил девушку по плечу. Шведка равнодушно поглядела на его руку и не ответила на ласку. Томаш поднялся на ноги и пошел к выходу.
— Увидимся на лекции, — сказал он на прощанье.
— Цыплят по осени считают, — прошипела Лена сквозь зубы. — Еще посмотрим, чья возьмет!
Но Томаш уже покинул «Бразилейру» и шагал вверх по Руа-Гарретт, направляясь к проспекту Луиса Камоэнса.
X
Безмятежная гладь Средиземного моря переливалась в лучах утреннего солнца. В синих водах, словно в зеркале, отражался обрамленный пушистыми белыми облаками маяк Порто-Антико. Лантерна вот уже который век высилась над бухтой, освещая кораблям выход в Лигурийское море. Горы ощетинились острыми хребтами, защищая мирный город.
Миновав порт, такси въехало в Геную и запетляло по узким кривым улочкам старинного города.
— La Piazza Aquaverde,[37] — провозгласил словоохотливый водитель, когда машина вырвалась из лабиринта на широкую площадь, посреди которой торчала огромная статуя. — Questo é Cristoforo Colombo.[38]
