Александр Бычков - Искатель, 2013 №2
— Бывает, — соглашается Васильев — Иного больших трудов стоит приобщить к ним. А потом — спасибо говорит. Посудите сами, ведь как только наши подопечные переступают порог школы, так словно в другой мир попадают, в другую среду. Там и знания им дают, и возможность подумать о своей судьбе, взглянуть на себя как бы со стороны. Смотришь, постепенно меняется человек. На жизнь уже по-другому смотрит — так, как всем нам и положено, по-деловому и разумно.
— Значит, школа здорово вам помогает.
— И школа, и ПТУ, — снова с удовольствием подтверждает Васильев. — Мы ведь здесь и профессию даем, у кого ее нет. Готовим токарей, слесарей, фрезеровщиков… А как же иначе?
— Резонно, — соглашаюсь я и прошу рассказать о Пикулине: что он за человек, как относится к работе и учебе, к своему преступлению?
— Ну, сейчас-то он у нас не на плохом счету, — быстро откликается Васильев. — В передовиках, правда, не ходит, но и замечаний особых не имеет. А вот два года назад — и слова из него не вытянуть было. Учиться отказывался, работать не хотел. Отрешенный был, нелюдимый… Срок-то ему большой дали, вот и считал, что ему теперь ни до чего нет дела, вся жизнь, мол, мимо проходит. Так что поработать с ним пришлось изрядно… Да вы посмотрите его личное дело, почитайте характеристики.
Васильев пододвигает мне толстущее дело. Листаю характеристики.
«…По характеру замкнут. От работы и учебы отказывается. На доверительные беседы воспитательного характера не реагирует…»
«…Преступление свое осуждает, но по-прежнему считает, что к настоящей жизни он уже не пригоден. В отчаянии, что она проходит мимо него…»
«Вспыльчив, дерзок, в коллективе ведет себя обособленно. Ни с кем не переписывается, товарищей не имеет, работать и учиться не желает. На убеждение и примеры о возвращении к честной трудовой жизни других таких же осужденных не отзывается, к администрации и наставлениям относится с недоверием…»
«Согласился начать учиться в вечерней школе. Успевает по всем предметам. Впервые за два года выполнил на производстве месячное задание, представлен к поощрению правами начальника отряда…»
«Работает старательно, инициативно. Выдвинут на должность бригадира. Стал более общительным, вступил в физкультурно-спортивную секцию, оказывает большую помощь активу в организации ее работы. Мечтает о досрочном освобождении. К мнению администрации прислушивается, безотказно выполняет все ее распоряжения…»
Да… Тут все как в зеркале. Интересно посмотреть теперь на самого Пикулина. Как-то у меня с ним сложится разговор?
С Пикулиным встречаемся в этом же кабинете. В час дня Васильев вызывает дневального и просит пригласить его к нам. Спустя пять минут раздается негромкий стук в дверь.
— Войдите, — откликается Васильев.
В кабинете появляется невысокий парень в темной хлопчатобумажной куртке и таких же брюках. Снимает с головы фуражку, вытягивается у порога и четко докладывает, обращаясь к Васильеву:
— Гражданин майор, осужденный Пикулин Игорь Константинович, статья 146, часть вторая, срок — семь лет, по вашему вызову прибыл.
— Проходите, садитесь, — приглашает его к маленькому столику Васильев.
Прежде чем сесть, Пикулин бросает на меня быстрый взгляд. Видимо, сообразил, что его вызов связан с моим присутствием здесь. Озабоченно присаживается напротив. Снова окидывает меня быстрым взглядом. Чувствуется, его тревожит мой штатский вид, и он никак не может догадаться, кто я и что мне от него надо.
— Вы уж тут без меня побеседуйте, — говорит Васильев. — А я вас пока оставлю. Понадоблюсь, — нажмите кнопку на столе.
И выходит, подбадривающе кивнув Пикулину. На мгновенье в кабинете воцаряется тишина.
— Следователь Ильменского райотдела внутренних дел капитан полиции Демичевский, — представляюсь я Пикулину. — Мне нужно о многом поговорить с вами.
Он с еще большей настороженностью вскидывает на меня свои светло-серые глаза и тут же отводит их в сторону. Весь его скованный вид подсказывает, что говорить ему со мной не очень-то и хочется. Нужен какой-то подход, чтобы вызвать его на откровенность. Но какой?
— Курите? — спрашиваю и придвигаю к нему пачку «Беломора».
Он поворачивает голову, молча вытаскивает из пачки папиросу, прикуривает от моей зажигалки. Закуриваю и я.
Пикулин не смотрит на меня. Часто затягиваясь, косит глазами в угол. Папиросу держит не между пальцев, а укрывает в кулаке, словно курит тайком или на ветру, в сильный дождь. Кисти рук у него широкие, пальцы загрубевшие, по-настоящему рабочие.
И тут мне вспоминается разговор с его мастером. Как же я забыл об этом?
— Вам привет от Хлебникова.
Голова Пикулина непроизвольна дергается. Он недоверчиво смотрит на меня.
— От кого, от кого?
— От Пал Палыча, мастера вашего.
— Не может быть…
— Почему?
— А когда вы с ним виделись?
— Вчера.
— И он еще помнит меня?
— Не только помнит, но и всей душой переживает за вас. Готов в любое время принять на свой участок. Считает вас первоклассным слесарем. Или ошибается?
— А вы-то к нему с какой стороны?
— Да тут вот как все получилось… В связи с одним происшествием пришлось нам поднять ваше дело. Так на Пал Палыча и вышли. И разговорились с ним о вас.
— А что за происшествие? Почему понадобилось изучать мое дело?
— Что за происшествие? — медлю с ответом. — Мы еще к нему вернемся. Вы мне лучше вот что скажите: кто все-таки был с вами в тот злополучный вечер 30 сентября 1982 года, когда двумя выстрелами из пистолета ранили гражданина Ладыгина?
Пикулин морщится, гасит в пепельнице окурок.
— Я уже говорил на суде — не знаю.
— Ну, Пикулин… А мне здесь рассказывали, что вы вроде бы за ум взялись. Если так, зачем крутить старую песню?.. Вот выйдете из колонии, начнете новую жизнь. И вас не будет тяготить, что человек, втянувший вас когда-то в грязное дело, все еще на свободе и, быть может, совершает новые преступления?
— Значит, он все-таки не пойман.
— Пока — да. Ведь вы упорно покрываете его.
Пикулин отводит глаза.
— И все-таки… Что он еще натворил? — глухо спрашивает через минуту.
— Совершил разбойное нападение на один из фирменных магазинов.
В глазах Пикулина недоверие.
— Почему вы думаете, что это сделал он?
— Его опознали. И потом… В этом магазине и в Ладыгина стреляли из одного и того же оружия. Что это за оружие, Пикулин?
Он опускает голову:
— Не знаю.
— Кто этот человек? Как вы с ним познакомились?
Парень молчит, упорно смотрит в сторону.
— Да поймите же вы!.. — начинаю я заводиться и останавливаю себя. Заводиться-то мне и нельзя. Ну никак нельзя. Ради моего дела. Ради всех тех, кто вскоре может вновь оказаться жертвой «Эдика». — Поймите, — приглушаю я свой голос. — Быть может, сейчас, пока мы с вами разговариваем, этот человек снова в кого-нибудь стреляет. В того же Пал Палыча, не дай бог!
— Разрешите еще папиросу, — охрипшим голосом просит Пикулин.
Пододвигаю к нему «Беломор». Пикулин закуривает, жадно затягивается.
— Так кто этот человек? Как зовут его?
— Эдик, — тяжело вздыхает Пикулин. — А вот фамилию, где живет и работает, не знаю. Честное слово, не знаю.
— Когда и как вы с ним познакомились?
Он опять делает несколько глубоких затяжек.
— Два года назад. В августе. В ресторане «Солнечный». Не подрассчитал я маленько, оказался перед официантом банкротом. Девочек своих выпроводил, чем расплачиваться — не знаю. Тут он и подсел ко мне. Расплатился за меня и еще заказ сделал. Мол, счастлив познакомиться с чемпионом. Расстались друзьями. Вот так все и началось.
— Что — все?
— Ну… мое падение, что ли… Поверьте, это вышло случайно. Как раз в тот вечер, 30 сентября, денег не оказалось ни у меня, ни у него. Договорились с официантом, что подождет с часок. А сами нырнули в парк, как раз рядом с рестораном… Если бы я не так пьян был, домой скатал бы или занял бы денег у знакомых. А тут он все подзуживал: у первых попавшихся спросим, скажем — потом, мол, отдадим. Опомнился, когда он уже стрелять начал. Как и куда я потом бежал — не помню. Только кто-то догнал, скрутил меня в бараний рог и сунул в «канарейку»… в машину, значит, вашу.
— Почему на следствии и на суде промолчали?
Пикулин грустно усмехается.
— Эдик как-то сумел переслать мне записку. Мол, дьявол попутал. По гроб будет обязан, если умолчу о нем. Свадьба, мол, у него скоро, зачем и невесте жизнь портить… Неужели все заливал?
— А кто невеста? Видели ее?
— Девчонок-то у него много было. Может, Светка? В сентябре он все с ней крутился. Фамилию, правда, не знаю… Беленькая такая. Где-то парикмахершей работает.
Вот так, слово за слово, и проясняется картина. Остается предъявить Пикулину рисованный портрет «Эдика». Нажимаю кнопку звонка и прошу появившегося Васильева вызвать понятых. В их присутствии кладу на стол рисунки.
