Александр Арсаньев - Третье дело Карозиных
– Дай-то Бог, Катерина Дмитриевна, – прерывисто вздохнула Морошкина. – Дай-то Бог!
Катенька вышла из будуара и вслед за слугой, позванным колокольчиком, стала подниматься на второй этаж по широкой, устланной пушистым бордовым ковром, лестнице. Слуга, одетый в зеленую ливрею, прошел по коридору и остановился перед последней слева дверью. Деликатно постучав, он приотворил ее и сказал густым баском:
– Катерина Дмитриевна Карозина.
– Зови! – ответил знакомый Наташин голосок, правда Катенька отметила про себя, что прежней радости в нем не звучало.
Она шагнула в комнату, дверь за ней закрылась и Катенька смогла оглядеться. В Наташиной спальне ей бывать не приходилось. Комнатка была небольшой, но светлой, в углу стояло большое трюмо в резной раме, напротив него, у окна – кровать, застланная кисейным покрывалом, светлого дерева шкап. Два изящный креслица и низенький столик перед ними занимали центр этой милой, светлой комнатки. Тюлевые занавески, ненавязчивые шпалеры с луговыми цветами, словом, здесь было мило. Хозяйка комнатки сидела за бюро, стоявшем рядом к кроватью по другую сторону окна.
Наташа, как правильно заметила Галина Сергеевна, заметно похудела и подурнела – под глазами залегли тени, личико осунулось, а его цвет неприятно поражал болезненной, восковой какой-то бледностью. На ней было надето простое домашнее темно-серое платье, свободное и лишенное каких бы то ни было украшений, косы были сложены на затылке. Увидев Катеньку, Наташа устало улыбнулась и поднялась ей навстречу.
– Здравствуй, друг мой, – проговорила Катенька, обнимаясь с Наташей.
– Я рада, что вы зашли, – ответила та, впрочем, без особой радости в голосе, как снова отметила про себя Карозина. – Сядем, Катерина Дмитриевна? – и она, взяв Карозину за руку, усадила ее в одно из креслиц. – Тетушку видели?
– Видела, Наташа, – со вздохом ответила Катя. – Она говорит, что ты собралась в монастырь?
– Да, – спокойно подтвердила Натали.
– Но, Наташа, ты еще так молода… И хотя и не это главное, – тотчас поправилась Катенька под быстрым взглядом Наташи, – но уверена ли ты, что хочешь именно этого? Нужны ли Господу такие жертвы?
– Это не жертва, Катерина Дмитриевна, – с легкой печальной улыбкой откликнулась Наташа. – Вы не понимаете. Я хочу посвятить жизнь Господу. Это мое желание, а не жертва.
– Ты уверена в этом? – Катенька слегка нахмурилась.
– Такого, как Мишель, Господь один раз только дает, – печально, но спокойно сказала Наташа. – А другого мне не надо, – добавила она и покачала головой. – Так что уж простите меня, Катерина Дмитриевна, только в мир я не вернусь. Буду свой грех замаливать.
Катя промолчала, понимая всю тщетность дальнейших уговоров и принимая Наташино решение всей душой, понимая ее, как только одна женщина может понять другую.
– Что ж, Господь с тобой, Наташенька, – она обняла девушку и поцеловала ее в нежную бледную щеку.
– Я буду за вас молиться, – ответила Наташа и грустно улыбнулась. Потом она на какое-то мгновение застыла, будто в нерешительности, и Катенька посмотрела на нее со вниманием.
– Катерина Дмитриевна, – наконец заговорила она, – я не знаю, могу ли… Да и должна ли, тоже не знаю…
– В чем дело, Наташенька? – поинтересовалась Карозина. – Ты говори, не стесняйся, ты ведь знаешь, что я всегда рада тебе помочь и хотя бы выслушать.
– Это так, Катерина Дмитриевна, – согласилась Наташа, потом вздохнула и, как тогда, при самой первой их интимной беседе, бросилась, словно в омут с головой. – Ведь вы, кажется, сами обмолвились, что не похоже то, что с Мишелем случилось, на самоубийство? – Катя кивнула. – Так что же, выходит, кто-то это все подстроил? И кто?
– Ты хочешь знать, кто именно? – Катя невесело улыбнулась. – Что ж, если так тебе будет легче, то я скажу, что смерть у этого человека была страшная. И сам он был страшный человек.
– Значит, вы знаете, да? – спросила бедная девушка. – И он мертв? – и ее глазки вспыхнули.
– А ты хотела мести? – Катенька, пожалуй, знала, что такое выражение может обидеть Наташу, но решилась его употребить именно потому, что если скажет она сейчас: «Да, желаю, чтобы он был отомщен!» то лучше бы ей еще раз хорошенько обдумать свое решение об уходе из мира.
– Мести? – Наташа не возмутилась и, кажется, даже не обиделась. – Как странно вы это сказали, – она задумалась и печальные ее глаза опустились. – Но разве не должно наказывать виновных, преступников? – совершенно бесстрастно спросила она. – А если вы думаете, что я готова многое отдать, только чтобы этот… человек был наказан, чтобы его покарали по всей строгости… Нет, Катерина Дмитриевна, в таком случае забудьте о моей просьбе и этом разговоре. Господь всем нам воздаст, – заключила она в полной уверенности и со спокойствием, которое Катю даже несколько задело.
– Что ж, – после некоторого молчания сказала Катенька. – Я вижу, что ты и впрямь все для себя решила. И твоя реакция на мои слова как ничто иное подтверждает серьезность твоих намерений. Я даже рада, что ты вот так смотришь на это.
– Как же иначе? – слабо улыбнулась Наташа.
– В таком случае я скажу тебе, кто это был. – Катерина Дмитриевна постаралась рассказать как можно более скупо, понимая, что подробности только усугубят Наташину боль. – Только вот с векселями. Наташа, – Катенька вздохнула. – С векселями, надо полагать, что и Михаил Андреевич виновен. Точно-то я не знаю, но вот только иного объяснения у меня не имеется.
– Что ж, – вздохнула Наташа, – я к этой мысли уже приготовилась. Наверное, я даже и знала, что это он, иначе так не переживала бы и не обратилась бы к вам тогда.
– Пожалуй, что и так, – немного подумав, ответила Катенька. – Наташа, есть у меня еще кое-что к тебе. Не знаю, видела ли ты этого человека, только вот он видел тебя и даже, более того, надеется на…
– Нет, Катерина Дмитриевна, нет, – покачала головой Наташа. – Не говорите мне ничего. Может быть, он и достойный человек, и возможно, что была бы я с ним счастливей, чем вот теперь-то… Но только решение мое верное, и я знаю, что с любым, а тем более с человеком положительным, мне быть никак невозможно. Не могу я.
– Насчет абсолютной положительности, Наташа, тут ты несколько ошибаешься. У него было свое прошлое, так что…
– И все равно, Катерина Дмитриевна, – со сдержанным страданьем в голосе повторила она, – и все равно мой ответ будет таким. Ничего мне от мира больше не надо. Помните того батюшку, что на кладбище мы встретили? – Катя кивнула. – Я вот с ним поговорила несколько раз и поняла, что монастырь, это то, к чему моя душа стремится и другого мне ничего не надо. И нет у меня выбора, есть только судьба.
– Что ж, Господь с тобою, милая Наташенька, – вздохнув, сказала Катерина Дмитриевна и улыбнулась чуточку печально.
На том и расстались. Внизу Катю снова встретила Галина Сергеевна, но по строгому выражению Катенькиного лица она и без слов догадалась, что Наташино решение окончательное и никакими уговорами ее переубедить.
– Отчего же вот так-то? – беспомощно спросила она Катю.
– Галина Сергеевна, – ответила та, – боюсь, это ее желание. И вам его следует принять. Она решила так распорядиться своей жизнью. И вы можете гордиться тем, что у вас такая племянница.
– Так-то оно так, – покачала головой Морошкина, а потом все-таки не удержалась и, снова прижав к глазам платочек, всхлипнула.
Домой Катерина Дмитриевна вернулась в самом угнетенном состоянии духа. И хоть и понимала она Наташу и принимала душою ее решение, но вот только сердечко ее болезненно сжималось и думалось только одно: «Почему?»
– Бог – дал, Бог – взял, – прошептала она, поднимаясь к себе. – На все Твоя воля, Господи.
Но сердце не успокаивалось, упрямо и больно сжималось, и Катя без сил опустилась на свою постель. Конечно, гибель, да еще вот такая, своего любимого, подкашивает, прямо скажем. А то, что Наташа не видит иной жизни, с другим в миру, что ж… Пусть так.
Ей вспомнился и Денис Николаевич. Разве его история не была похожа на Наташину? Ведь и он, как признался Никите Сергеевичу, потерял всякий интерес к жизни и всякий ее смысл утратил со смертью любимой супруги. Вот так и получилось, что раз интерес к обычной жизни пропал, так и появился интерес к таким страшным вещам, и привел этот интерес к таким последствиям, что приятный и неглупый человек превратился в какого-то монстра, и его разум, болезненно изменившийся, задумал такую интригу… И человек этот игрался с нею, как кошка с мышкой, пытался и ее саму не раз подвести. И не его ли самого была выдумка насчет подметного письма, с которым он появился в ее доме? Многое, многое еще в этой истории осталось неясным. Однако теперь уж и не узнается.
Катерина Дмитриевна вернулась домой в расстройстве чувств и зашла в спальню к своему супругу, которому, несмотря на то, что пуля не задела кости, все-таки был предписан постельный режим.
