Николай Свечин - Туркестан
– А поподробнее?
– Он мутагам. Знаете, кто такие мутагамы?
– Нет, объясните.
– Это люди, давшие ложную присягу в шариатском суде.
Лыков даже присвистнул:
– Поклявшись на Коране?
– Да.
– Ну и ну…
– Мутагамов единицы. Население их презирает и одновременно боится. Ведь такой человек может оговорить! И снова присягнет. Поди докажи, что он оболгал…
– Понял. Но от ложной присяги до убийства русского офицера очень далеко!
– Далеко, – согласился Иван Осипович. – Однако наш герой показал себя во время холерного восстания. Был среди зачинщиков и лично принимал участие в избиении начальника города. А потом исчез. Назначили следствие, но Исламкуля не нашли. А теперь он в Ташкенте! И причастен к убийству топографа!
Сыщики вернулись в управление полиции и сели размышлять. Алексей начал так:
– У нас два центра, и они друг с другом связаны. Первый – это некая туземная сила, влиятельная и преступная. Она заказывает и оплачивает убийства русских, причем адресно. Исполнители разные: в одном случае шайка разбойников из Локая, в другом – резидент в Джизаке. Цель одна – отобрать у сельских обществ землю, на которой потом будут строить железнодорожную станцию. Так?
– Да, – кивнул Скобеев. – Дополнительная цель, возможно, – возбудить против нас население этих кишлаков.
– Второй центр русский и связан с группой администраторов. Кокоткин там легкая фигура, не может подъесаул в одиночку вершить такие дела!
– Наверняка за ним скрываются жирные крысы из окружного интендантского управления, – согласился полицмейстер. – Может быть, и сам генерал-лейтенант Ларионов!
– Наверняка, – поддержал Алексей. – Их задача – урвать землю, через аукционы и подставных лиц. А потом продать железной дороге втридорога.
– Точно.
– И эти два центра связаны между собой! – почти выкрикнул сыщик. – То есть русские офицеры убивают русских же офицеров! Пусть чужими руками, но все равно убивают. Экая дрянь!
– Да, две силы взаимодействуют. И барыши наверняка делят! Одни лишают жизни в нужном месте. Другие потом на этом наваривают бакшиш.
– Русский круг мы хоть примерно, однако можем очертить, – продолжил рассуждать Алексей. – Это те из администрации, кто влияет на распределение земель. Отобрать у сельского общества, устроить липовый аукцион, сунуть участок кому следует… Тут не рядовые письмоводители шуруют, тут люди в чинах!
– Нестеровский разберется, – успокоил собеседника капитан. – Он все может! И секретное расследование провести, и в кутузку засадить кого нужно…
– Виновны те, чьи подписи стоят! – категорически заявил сыщик. – Подобные аферы оставляют следы на бумаге. Возьмем сукиных детей. А вот туземцы… Кто там может быть такой силой? Кто нанимает убийц, якшается с русскими генералами, делает аферизм с землей? Масштаб серьезный! Иван Осипович, ответьте как знаток края: кому такое по плечу?
Полицмейстер задумался.
– Тому, кто устроил холерное восстание. Тому, кто помогает англичанам шпионить в крае. Тому, кто возбуждает народ.
– Духовенство! – слишком громко сказал Лыков, и капитан тут же приложил палец к губам.
– Тс-с! Да, оно. Возможно, к ним присоединились баи, но последним вроде бы бунты ни к чему. Они разбогатели на хлопке, их все устраивает. Больше хлопка – больше денег. А волнения мешают торговле.
– Значит, духовенство. Но кто именно?
– У Кокоткина не спросишь, – буркнул полицмейстер. – А Исламкуля надо еще сыскать. Два года о нем не слышно было. Вызову-ка я Уральца.
– Какого уральца?
– Ну, есть один человек, очень полезный в таких вот делах.
– Ваш агент-осведомитель?
– Можно сказать и так. Он, как говорится, агент по вызову. Когда мне что-то нужно узнать, я его отыскиваю и ставлю задачу. А ежели все тихо, то человек занимается своими делами.
– А почему Уралец?
– Он оттуда родом. Это все, знаете, наши туркестанские дела. В 1874 году среди казаков Уральского войска произошел бунт. Восстали против нового Воинского устава. Что-то там казакам не понравилось, а они в большинстве старообрядцы, ну и отказались присягать. Государь распорядился круто, и несколько тысяч бунтовщиков исключили из казаков и сослали в Туркестан. К большой русской пользе.
– Это как понять?
– А вы представьте себе, Алексей Николаевич. Приехали до шести тысяч человек. Непьющие, некурящие, богобоязненные, трудолюбивые… Умные и хваткие. Да это ж лучший колонизационный материал, какой только можно вообразить! Любой начальник участка теперь мечтает, чтобы у него поселилось две-три семьи уральцев. Бывшие казаки в основном осели на Сыр-Дарье и островах Аральского моря. Сделались там лучшими лоцманами и строителями лодок. Выучили местные наречия, стали торговать с туземцами. Золотой народ! Вот таков и Семен Васильевич Закаменный.
– Как вы его нашли?
– Я расследовал происшествие в доме Максуда Ходжи Ата-Ходжаева, в махалля Сагбан. Странное было дело. Пропал племянник хозяина, и деньги вместе с ним. А Сагбан, надо знать, – это махалля сторожей Большого базара. Стал я искать, и ничего не нахожу. Нет человека! А все, как водится, молчат, русскому тюре никто слова не скажет. И тут появляется этот Закаменный и выдает мне большой секрет. Оказалось, сторожа воровали с базара, и Ата-Ходжаев был среди них заводилой. Племянник узнал об этом и засовестился. Донес базар-баши[57], а тот сам был в шайке. И паренька убили, да еще обвинили в краже денег. Стибрил, мол, и убежал… Так я укрепил мнение о себе, как о лучшем сыщике. А все Семен! Именно тогда было создано полицейское управление туземного города. И нам выдали сумму на тайных осведомителей.
– Есть такая сумма? – обрадовался Лыков.
– Есть. Она секретная, проходит по строке канцелярии генерал-губернатора. Небольшая, всего тысяча двести рублей в год. Но хоть что-то! А то прямо хоть из своего кармана плати! Это умный Нестеровский расстарался. После холерного бунта власть догадалась, что ей надо знать, чем живут туземцы. Самих-то сартов вербовать бесполезно. Деньги они возьмут охотно, а сообщать станут всякую ерунду. Или доносить на своих врагов, сводить счеты. А Закаменный честно все делает. Притом он среди сартов свой человек, те его не стесняются. Считают, что пострадал от царя и ненавидит власти. Понятно, встречаемся мы редко, по особой надобности и втайне ото всех. Но теперь надобность настала. Пусть отыщет нам Исламкуля!
Знакомство Лыкова с агентом состоялось спустя два часа в переулке Двенадцать Тополей. Через заднюю калитку пришел мужчина лет сорока пяти, крепкий, коричневый от загара, с уверенной повадкой. Одет он был по-туземному: штаны и рубаха из маты, халат из армячины[58], на ногах ичиги, поверх них кожаные калоши с каблуками. И нас[59] гость жевал совершенно по-туземному. Только на голове у него вместо чалмы красовался суконный белый картуз. Увидев незнакомца, осведомитель напрягся.
– Лыков Алексей Николаевич, – протянул ему руку сыщик.
Тот молча пожал ее и укоризненно посмотрел на полицмейстера.
– Господин Лыков назначен руководить дознанием по убийству русских в Ташкенте и окрестностях, – поспешил объяснить тот. – Можешь ему доверять. Он бывший чиновник Департамента полиции и очень опытный человек. Много опытнее меня.
Уралец пристально разглядывал Алексея, но по-прежнему молчал.
– Именно Лыков схватил силача Абнизова, – продолжил Скобеев. – Лично. Еще и тумаков ему отвесил. И шайку Асадуллы он же отыскал.
Тут агент наконец смилостивился и представился сыщику:
– Василий Семенович Закаменный.
Они сели втроем в гостиной. Чай им подала сама госпожа Перешивалова, а кухарка с мужем были отправлены за ворота погулять.
Когда вдова вышла из комнаты, Иван Осипович стал рассказывать осведомителю последние новости. Говорил он подробно. Видимо, капитан считал, что его агент должен знать, с чем ему предстоит столкнуться. Что ж, это верно, мысленно одобрил Лыков. Когда полицмейстер изложил последние показания Муллы-Азиза, Уралец заерзал.
– Так, – сказал он. – Я должен найти этого стервеца. Правильно?
– Да, но не только найти, но и выяснить, кому он теперь служит.
– Понятно. Разрешите потратить на это пару червонцев. Придется угощать людей…
– Конечно! – ответил Скобеев, протягивая осведу[60] банкноты. – Здесь тридцать. Сколько тебе понадобится времени?
– Несколько дней.
– Ну, с Богом!
Закаменный удалился так же, как пришел, – через сады. Но Иван Осипович не спешил допивать чай. Спустя десять минут дверь распахнулась, и в комнату шагнул пожилой сарт в зеленой чалме. Седобородый, с хитрыми глазами; одет в халат из серо-голубого константинопольского сукна. Серьезный дядька! Аксакал прижал одну руку ко лбу, вторую к сердцу, потом протянул обе руки капитану, сказав приветствие. Затем взялся за бороду и сотворил про себя молитву. Лишь после этого сарт повернулся к Алексею.
